Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 70



И тут я остановился. К этому моменту я уже кое-что понял по барельефам. А потом… ну, словом, в этом месте можно было усилием мысли увидеть что угодно, вот вплоть до сегодняшнего нашего разговора. Помните, как я подумал о том, что противогаз мне мешает?.. Так вот, сосредоточившись, я заглянул за завесу тумана и увидел его. Или, может быть, себя в конце Пути Богов. Увидел — и закричал.

Мне представилось некое гигантское создание на членистых паучьих ногах, с длинными сухими крыльями и большой головой с круглыми мерцающими глазами. Существо это имело множество отвратительных, мерзких черт, на которых я не хотел бы останавливаться. Оно сидело на краю какого-то исполинского черного туннеля, и ясно было, что туннель этот — вход в совершенно другой мир или миры, в которых эта тварь обитает. Из костяной его пасти медленно вытекал сизый туман.

Почему Оно явилось мне в этом облике — не знаю. Не знаю, было ли то его истинное лицо, или я стал такой же жертвой иллюзии, как бедняга Вальверде, говоривший с королем золотой страны. Но даже на меня, отравленного магией этого места, вид чудовищного насекомоподобного божества подействовал, как запах нашатыря. Я закричал и отшатнулся, поскользнувшись на склизком камне.

Потеряв равновесие, я ударился головой о выступ скалы и случайно нажал кнопку фонаря. Удивительно, но я так и не включил его раньше. Сначала он просто не требовался — на верхних ярусах мне хватало солнечных лучей, а позже я будто забыл о нем. Мощный столб света прорезал туман, и тут я понял, что нахожусь в кромешной тьме, и, похоже, очень глубоко под землей.

Темнота вокруг была плотной и осязаемой, она давила на меня, как давят на шахтера пласты угля. Как я мог что-то разглядывать в такой темноте — не знаю. Луч фонаря натыкался на черные осклизлые камни, и в ярком электрическом свете не было заметно никаких барельефов. Кое-что другое было там, в норах под стенами, но об этом я не хочу рассказывать. Возможно даже, что мне это померещилось, ведь я смотрел туда лишь считаные секунды. Всего несколько мгновений, за которые я успел развернуться и сделать несколько шагов назад, к спасению.

Далеко уйти мне не удалось. Я просто моргнул — и увидел, что стою в огромном сводчатом зале, потолок которого, терявшийся в сумрачной вышине, опирается на тонкие, будто сотканные из блестящих сочленений, колонны. В дальнем конце зала возвышался огромный, в три человеческих роста, трон из черного металла, а на нем, распластав по исполинским подлокотникам свои паучьи конечности, сидело то самое существо. Непонятная, гипнотическая власть была в его мертвенном взоре, и, повинуясь безмолвному зову, медленно переставляя ноги, я побрел по направлению к трону.

Все это время мы находились в постоянном ментальном контакте, и я, в общем, хорошо представлял, чего Оно от меня хочет. Оно собиралось поглотить меня — но не то чтобы сожрать в физическом плане, а именно поглотить какую-то часть моего «Я». Это был вполне джентльменский договор, потому что взамен Оно собиралось одарить оставшуюся от меня физическую оболочку какими-то неясными, но несомненно мощными магическими способностями. Я по-прежнему не чувствовал страха, но какая-то сила во мне отчаянно сопротивлялась этому наваждению. Что за сила — я, к сожалению, не знаю, и думаю, что не узнаю уже никогда. Вальверде было проще — его спас крест святого Яго. Я не носил креста, но само воспоминание о храбром испанце неожиданно натолкнуло меня на мысль о том, как можно избавиться от чар этого места. Вальверде, пытаясь вырваться из иллюзорного мира, полоснул себя мечом по руке. Болевой шок очистил его зрение и позволил выбраться наружу. Но у меня не было с собой даже ножа.

Огромным усилием воли, скрипя зубами и вцепившись ногтями в камень, я прорвался сквозь пелену грез и увидел себя, прислонившегося к стене подземелья, обессилевшего и готового идти дальше, к страшному завершению Пути Богов. И в тот короткий миг, когда я увидел свои руки — в действительности, а не во сне, — я изо всей силы вцепился зубами в левое запястье. А потом и в правое.

Это было больно, и это помогло. Исчез сводчатый зал и металлический трон. С трудом, будто преодолевая сопротивление воды, я повернулся и побежал наверх, к выходу, цепляясь за веревку. Несколько раз я спотыкался и падал, больно разбивая колени. Через несколько минут коридор вновь начал терять свои очертания, и сквозь голый камень стало просвечивать причудливое кружево нечеловеческой архитектуры. Тогда я остановился, разбил «глаза» противогаза о стену, выбрал самый длинный и острый осколок и полоснул им по ранам. Боль плеснула в мозг кипящим маслом. Я торжествующе захохотал и двинулся к выходу по спиралью закрученной дороге, время от времени кромсая свои руки осколком стекла. Так я поднялся еще на несколько ярусов. И вот, когда я уже совсем было решил, что одержал победу над засевшей в глубине амфитеатра тварью, она нанесла удар.



На этот раз все произошло в какую-то долю секунды. Я перестал чувствовать боль в руках, меня как будто оглушило чем-то теплым и мягким, и я погрузился в еще один, последний сон Дома Грез — сон, в котором, как и было мне обещано, распахнулись двери, ведущие в прошлое и будущее, и в котором я увидел, кем и для каких целей был построен в безлюдных горах гигантский подземный амфитеатр, увидел всю свою жизнь после посещения Terra del Suenos, вплоть до нашего с вами разговора сегодняшней ночью… И сон этот был так крепок, что ни зубы, ни стекла мне уже не помогли.

Очнулся я у вертолета. Хорхе, прилетевший, как и было условлено, через два дня, обнаружил следы моего лагеря на площадке, и спустился к амфитеатру. Он нашел веревку, потянул за нее и понял, что к другому ее концу привязано нечто очень тяжелое. Еще бы — она была обмотана у меня вокруг пояса. Тогда он спустился на два яруса — я, к счастью, уже довольно далеко успел заползти, — наткнулся на меня и на руках вынес наверх. Как ему это удалось — не знаю: он был ниже меня на две головы и килограммов на десять легче. Со мной не было ни винтовки, ни противогаза, ни видеокамеры — только погасший фонарь, что, кстати, очень странно, так как его аккумуляторы были заряжены под завязку. Сам я оброс двухнедельной щетиной, да к тому же заметно отощал. Потом мне пришлось долго восстанавливать силы в лучшей клинике страны, и почти все прошло бесследно — кроме вот этих шрамов.

4

Кто-то медленно закатывал рукава рубашки, открывая все новые и новые рубцы, уходившие от запястий к локтям. Я не понимал, кто это делает — то ли высокий худой мужчина с короткой трубкой в зубах, то ли бледный испуганный человек, чье лицо я только что видел напротив. Только что — потому что стоило рассказчику замолчать, бледное лицо стремительно надвинулось, становясь огромным, и остановившиеся глаза распахнулись еще шире, будто впуская в себя. Я снова был собой и снова смотрел на клиента своими собственными глазами. В голове гудело — то ли от выпитого, то ли оттого, что на протяжении последних минут я жил его воспоминаниями. Может быть, он и рта не раскрыл, а просто высосал мое сознание, словно коктейль через трубочку, покатал у себя в мозгу и выплюнул обратно. Дрожащей рукой я поднял бокал ко рту и сделал большой глоток. Стало немного легче.

— Безобразные шрамы, не правда ли? — клиент смотрел на меня в упор, не улыбаясь. — Мало кто может спокойно на них смотреть. Хотя, согласитесь, не так уж мало людей носят на себе всевозможные отметины, и далеко не всех это портит. Но здесь — другое дело.

— Не понимаю вас, — с трудом проговорил я.

— Помните, я говорил вам: мост между двумя мирами, цивилизации, приходящие из ниоткуда и уходящие в никуда… Дверь древнего знания, захлопнувшаяся тысячелетия назад, и судорожные, почти бессмысленные попытки приоткрыть ее вновь: пейотль, кока, ритуальные камлания… А теперь представьте себе, что человек, прошедший по Пути Богов, приобретает способность проходить сквозь эту дверь без всяких ненужных приспособлений. Какие невероятные, с точки зрения человека нашей культуры, возможности открываются перед ним! Прозрения прошлого и будущего, влияние на глубинные процессы, изменяющие лицо мира… То, что я продемонстрировал вам — превращение субстанций, перемещение восприятия, — детские игрушки по сравнению с истинной магией. И горько сознавать, что ничтожные обитатели плоской вселенной даже такое безобидное волшебство воспринимают как посягательство на устои их мироздания. Почему-то принято считать, что люди подсознательно верят в чудеса. Если бы это было так! Люди панически боятся всего, что не вписывается в их картину мира, чего они не могут понять. Наиболее прагматичные из них, правда, стремятся использовать в своих целях даже непонятное. Но уж если использовать у них по какой-то причине не получается — они из кожи вон вылезут, чтобы это уничтожить.