Страница 30 из 70
Несколько месяцев Лэн увлеченно тратил деньги республики Тидон. Он закупил все необходимые ингредиенты, заказал лучшему кузнецу города огромный бронзовый котел, в который статуя Протеуса поместилась бы с головой, и, не торгуясь, оплатил доставку лучших можжевеловых дров с далеких холмов. Когда наконец все приготовления были закончены, выяснилось, что яйцо саламандры протухло. По-видимому, его следовало хранить в каких-то особых условиях, о которых странствующий купец ни словом не обмолвился. Лэн, еще не веря в то, что судьба повернулась к нему спиной, бросился разыскивать новое яйцо, но тщетно. Яйца саламандры не зря считались исключительно редким товаром.
Лэна спасло только его врожденное хладнокровие. Он подменил попахивающее яйцо искусно выточенным из красноватой яшмы шаром и, дождавшись новолуния, как ни в чем не бывало приступил к таинству. Кровь Титана дышала и пенилась в котле, переваривая драгоценные диковины, привезенные из отдаленных краев, — перья феникса, толченые рога кумара, семена травы Пта. Когда огонь погас и поверхность остывшего варева покрылась жирно поблескивающей пленкой, в котел на медных цепях осторожно опустили гранитного Протеу-са. Результата теперь следовало ожидать не раньше конца лунного месяца, но Лэн, нисколько не сомневавшийся, каким этот результат будет, потратил оставшееся у него время с умом: через подставных лиц оплатил место на корабле, курсировавшем между Тидоном и Эпидафнией, нашел на невольничьем рынке молодого раба подходящего роста и сложения и подкупил почтенную храмовую проститутку Сури, в юности игравшую богинь на священных праздниках. За пять дней до урочного часа он объявил старейшинам, что удаляется в свой загородный дом для общения с божеством. Подозрительные старейшины наотрез отказались выпускать Лэна из города, предложив ему медитировать в приделе храма, неподалеку от котла, в котором свершалось чудо трансмутации. Торг продолжался не час и не два. В конце концов Лэн неохотно признал правоту своих нанимателей, а они, в свою очередь, сочли разумным, чтобы вместе с магом в храме находились несколько его рабов. У входа и выхода из святилища поставили охрану из числа гвардейцев Совета старейшин.
Дальнейшие события показали, что боги любят щедрых и находчивых и смеются над жадными глупцами. К тому моменту, когда слегка позеленевшего от долгого пребывания в котле бога-покровителя Тидона извлекли на свет, Лэн находился уже на полпути к Эпидафнии. Человек, которого гвардейцы по приказу рассвирепевших старейшин едва не утопили в том же котле, оказался переодетым рабом. Выяснилось, что подкупленная магом храмовая проститутка с помощью притираний, которыми пользуются актеры, изменила облик Лэна, придав ему свои собственные черты и снабдив скромным платьем. Поскольку за Сури никто из стражников не следил, магу не составило труда выйти из святилища и добраться до гавани. Вместе с Лэном исчезла и надежда на получение дармового золота, не говоря уже о четырнадцати израсходованных впустую талантах. Республика Тидон объявила Лэна врагом государства; за его голову была обещана награда (не слишком, впрочем, значительная), а по следу бегло-то мага пустили наемных убийц. Но куда больше осложняли жизнь Лэна его подмоченная репутация и необходимость менять место работы всякий раз, когда слухи об обманутых старейшинах Тидона достигали ушей его покровителей. Лэну редко удавалось продержаться на одном месте дольше двух месяцев; список городов и стран, предоставлявших ему временный приют, вряд ли поместился бы на пергаментном свитке длиной в локоть. Даже для странствующего повелителя духов подобная суетливость выглядела как-то подозрительно.
Так Лэн заработал двусмысленное прозвище Бар-Аммон, что означает Сын Ветра.
3
— Что тебе нужно? — грубо спросил Лэн, остановившись на пороге своей комнаты. Он никогда не запирал дверь, рассчитывая на естественный страх простецов перед магией. Однако тот, кто лежал сейчас на его кровати (глиняной, как все в этом дурацком дворце, но покрытой теплыми овечьими кошмами), простецом не был. Кем угодно можно считать господина Обэ, подумал Бар-Аммон, изучая заросшую черным волосом переносицу незваного гостя, — интриганом, продажной шкурой, расчетливым негодяем, — но только не простецом. — Я не звал тебя.
— Какой невежливый, — хмыкнул Начальник Писцов и с хрустом зевнул. — Раньше ты себе такого не позволял, дружище…
— Раньше меня не вышвыривали из дворца, будто подцепившую блох собаку! — рявкнул Бар-Аммон. — А ты не потрудился даже слова сказать в мою защиту!
Два месяца назад именно Начальник Писцов помог ему получить аудиенцию у князя Замурру. Это обошлось Лэну в кругленькую сумму, но место придворного мага Уммы оказалось на удивление хлебным (или, вернее, рыбным — из-за близости Желтой Реки основу рациона местных жителей составляла именно рыба), и он быстро сумел возместить расходы. С тех пор господин Обэ стал своего рода тайным союзником Лэна при дворе. Не то чтобы он лез из кожи вон, помогая своей креатуре, но об интригах, которые плели Хранитель Печати и Великий Визирь, предупреждал регулярно. Бар-Аммон подозревал, что Начальник Писцов собирается использовать его в какой-то интриге, направленной против этих двоих, но не слишком волновался, зная, что в Умме надолго не задержится. Сегодняшняя аудиенция у князя все изменила. Лэн был готов к тому, что рано или поздно его вышвырнут, — трудно не привыкнуть к одному и тому же финалу за два года беспрерывных скитаний, — но не предполагал, что это будет сделано с такой утонченной жестокостью. Одно дело просто указать не оправдавшему доверия магу на порог, и совсем другое — отправить его в заснеженные горы с важным государственным поручением и призрачной надеждой добраться до цели живым. Если бы не приказ князя, можно было бы плюнуть на все и отправиться на юг, к побережью — заработанного за краткий срок в Умме хватило бы на безбедную жизнь в течение по крайней мере полугода. Однако Замурру позаботился о том, чтобы его маг отправился в путешествие не просто так, а с миссией. Игнорировать же приказ князя опасно: в лучшем случае на репутации образуется еще одно трудносмываемое пятно, в худшем… Господин Обэ еще при первой их встрече предупредил Лэна, что законы княжества позволяют заточить не справившегося со своими обязанностями мага в темницу на неопределенный срок. Не бассейн с рыбами, конечно, но тоже неприятно. Единственный вариант, казавшийся Бар-Аммону более или менее приемлемым, заключался в том, чтобы потеряться где-нибудь на приличном расстоянии от столицы — в конце концов, в предгорьях, говорят, пропадают порою целые караваны. Но в том-то и беда, что предгорья были местом небезопасным, а Лэн никогда не считал себя храбрецом…
— Баранья голова! — воскликнул господин Обэ, укоризненно глядя на мага. — Да ты ноги мне должен целовать за то, что я уговорил князя спровадить тебя подальше.
— Не изволишь ли объясниться?
— Приближается Месяц Урожая, — сообщил Начальник Писцов, выуживая из бороды какое-то насекомое. — Большой праздник, на котором тебе совершенно нечего делать. Если ты, конечно, хочешь остаться в живых. — Он посадил пойманное насекомое на желтый ороговевший ноготь и с наслаждением раздавил. — Ты, помнится, спрашивал меня, почему твои предшественники не задерживались при дворе. Тебе все еще интересно, а, Бар-Аммон?
Лэн мрачно кивнул. «Еще не хватало, чтобы этот пахнущий жиром варвар занес в мою постель вшей, — подумал он. — Впрочем, в горах вши так и так перемерзнут…»
— Три причины. — Господин Обэ начал деловито загибать пальцы. — Первая: маг оказывался достаточно умен, чтобы вовремя унести отсюда ноги… Таких, впрочем, я почти не помню. Вторая: маг успевал чем-нибудь прогневить князя и заканчивал свои дни в колодце. Третья: маг доживал до праздника Урожая. Должен тебе сказать, мой друг, что это самый обычный случай.
— Вы что, в жертву их приносите? — недоверчиво спросил Лэн. — В реке топите? Что ж ты меня раньше не предупредил?..