Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 49

– Которая стала защитником мелкобуржуазных устоев.

– Ну а других-то и не бывает, давай скажем об этом прямо!

– Ну почему, бывают еще крупнобуржуазные устои! А кроме этих двух, других нету, точно…

– А тот миссионер от экономики, ну, тульский, самое смешное, он после развода быстро осознал свою ошибку – и женился обратно на все той же жене. Он пытался им доказать, что морально он перед партией чист. Даже когда он с женой состоял во временном разводе, он все равно не имел никого, а только мозги пролетариям засирал насчет экономики. А ему говорят: по сути ты прав, а формально ты ведь развелся, а после женился. Вот видишь – они его одну жену рассматривали как двух отдельных женщин. Короче, ту заметку порвали и выкинули. И сегодня мне старые товарищи, бывшие начальники, говорят – что ж ты нам приносил такие скучные заметки, а интересные не приносил? Они не помнят, как панически тогда боялись интересного. Они забыли, какими были трусами пятнадцать лет назад! Забыли, на что у них тогда хватало ума!

– Так там крамола была в том, что он временно развелся? Чем им та заметка не нравилась?

– Мне тот начальник объяснил. От рабочего клуба, говорит, один шаг до независимых профсоюзов, а от тех уже полшага до посягательства на шестую статью Конституции.

– О руководящей и направляющей?

– Да… Прежде вся фронда в рамках комсомольской прессы проходила, а тут я почувствовал, что уперся в стену. Ниже талии нельзя, ну никак. Это талия, а жопу – нельзя трогать. Ну за сиськи похватать можно – вот такой был предел легальной критики. Жопу же девичью не тронь… Понятно?

– Да.

– Вот так оно и шло. Мелкие перепалки с калужскими функционерами… И бурная личная жизнь. Я ж как раз был не женат. Приключения, разборки – это утомляло. Ты женатый, ты уж забыл, как это – на любовном рынке выступать как добыча… Ты как человек, на тот момент женатый, ничего не можешь рассказать о своей личной жизни…

– Не могу… А вот знаешь, в древнем мире государства делились на теократические и светские. Теократическое было как устроено? Владелец государства и народа – это Господь. Люди поклонялись учению, и главными были жрецы и военачальники. Другой тип – это светское государство. Во главе стоял вполне светский император, который вполне светскими методами управлял. Потом стали придумывать, что он бог или полубог.

– То есть полукровка?

– Да. Так вот, если говорить о системе управления, то нынешний режим я отношу к светскому государству. Во главе император, его особа не подлежит критике. А все остальное можно критиковать в пределах разумного. И там какой-то позитив рождается. А коммунизм – это было теократическое государство. Вот вы товарища Брежнева в принципе можете критиковать сколько угодно, но вы поймите, что он сам по себе – дерьма кусок. Он же просто проводник воли божества, священного учения. И когда он раскрывает рот, то это не он лично говорит, не какой-то плотский человек из Днепродзержинска, и, критикуя его, вы уже покушаетесь на основы, на нашу религию. Сам товарищ Брежнев ничего не стоит, он просто проводник и жрец. Он оракул! Ему сказали – он передал.

– Такая вот весталка?

– Да. Точно Сивилла. Поэтому коммунизм в российском исполнении был теократическим государством. Абсолютно религиозным! И поэтому он вообще не принимал религиозных деятелей других религий вообще. Потому что он с ними на одном поле конкурировал!

– Я тебе скажу, что некоторые русские батюшки современные, когда их спрашиваешь: «А почему надо стоя молиться в русских православных храмах, в то время как другие конфессии разрешают молиться сидя? Да и православные на Балканах – тоже сидя», – отвечают, что люди приходят в храм не для получения удовольствия, но чтоб совершать подвиг самоотречения. И ведь где-то мы это уже слышали, про подвиг! Вот этот аскетизм, горящие глаза, требование самоотречения… Вот потому большевизм в России и пошел так хорошо!

– Да… Приучили к подвигу…

– Даже термины те же! Большевики действительно работали на этом поле. Смирение плоти… Зачем вам жрать колбасу? Вон морковок поешьте, и хватит. То есть большевизм эксплуатировал вековые привычки народа. И кстати, ты вот говоришь, что большевики защищали семью. Именно они запретили аборты! В 1937 году. Товарищ Сталин это сделал. Хотел укрепить – семью не семью, но нравственность.





– Ему в семинарии вдолбили в голову представления о правильном и неправильном.

– Так, так… Ничего не забыли из 86-го? А, постой, Чернобыль же еще был в 86-м. Это случилось перед майскими, какого-то там апреля. А объявили после праздников.

– Только потому, что голоса начали верещать чуть ли не на следующий день. Тучи же пошли.

– А я с 1 по 3 мая того года находился на рыбалке на речке Рессета. Этона юге Калужской области. На границе с Брянской.

– С Бря-я-нской?

– Да, Брянской! Ха-ха-ха! Которую потом объявили зоной поражения! Рыбалка наша заключалась в том, что целыми днями мы сплавлялись на резиновых лодках. Течение слабое, еле заметное – и закидываешь спиннинг. Щучки там, окуни… Целый день на воздухе! Вся радиация твоя! Вся пыль на голову сыплется! Так мы плыли по чернобыльской зоне… Коля Низов, главный наш рыбак и заводила, он все выходные и отпуска – обязательно на речке. Помер в расцвете лет, что-то у него с кровью было, ему и полтинника не стукнуло. А после и другой мой товарищ, Игорь Бабичев, тоже заядлый рыбак, помер, и тоже – онкология… Не шутки это – плавать по чернобыльским местам.

– Да… А я в 87-м устроился в «ящик» работать, там у нас был отдел радиологической защиты для, возможно, подлодок, поскольку институт был минсудпромовский, – так идешь мимо отделения…

– И сразу у тебя не стоит.

– Не-е-е… Каждый день – некролог, портретик… При исполнении… Кандидат наук… Их целыми лабораториями отправляли в Чернобыль радиологическую защиту ставить – и все они помирали…

– А Коля помирал, говорил – похороните мои кроссовки походные на речке, где рыбачил. И что ты думаешь – похоронили.

– Еще история. У меня подружка была в молодости, ее папаша был заядлый грибник. Он все грибочки ей из южной Белоруссии возил. А это ж зона заражения! Она говорила нам: «Ой, да ерунда все это! Вы больше газетам верьте. Чудесные грибочки! Не обращайте внимания! У нас в Белоруссии все едят». А через год раз – и помер папаша… Рак. Такие дела…

– А еще один рыбак из той команды, Гриша, учитель, все детей на эту речку возил из своей школы. Там же окопов полно осталось, блиндажей, гильзы ржавые, все как положено… Значит, детей патриотически воспитать, а заодно рыбки половить, побухать. И дети небось там тоже хлебнули Чернобыля. Вот наши жалуются – почему такое на Западе настороженное отношение к русским. А мы ж им не сказали, что у нас там взрыв был. Что облако идет. Ну чего от такой публики ждать? Как на нее надеяться? Фактически мы против них устроили ядерный теракт. С элементами схемы Александра Матросова.

– Нет, тут глубже. Они думали: мало того что нам не сказали, так они и своим не сказали! К тому времени Совок уже был достаточно изучен, и что Западу не сказали – это было им понятно, это нормально, там все-таки датчики есть. Да и не должны были им говорить, по тем понятиям – на то и враги! Но вот своим… Вот тогда-то западники и припухли по-настоящему. «Они своих готовы за…ить, лишь бы остаться у власти! Что уж про нас, несчастных западников, говорить», – думали те.

– И детей выгнали на демонстрацию! Вместо того чтоб сказать: дети, сидите дома, дышите через марлю. А взрослые – бухайте, чтоб радионуклиды вывести.

– А еще лучше – уматывайте. Как можно дальше. Но – не сказали. Потому что у них свой народ – уже не свой. Они относились к людям как к станкам, к машинам.

– Не ко всем! Очень важная деталь, которая меня в те годы просто сразила. Объявлять они особенно ничего не объявляли, но сделали принципиально важную вещь. Обычно если член КПСС хотел свалить из захолустья, то его по полной программе истязали, что он бросает фронт и прочее. И пугали, что с учета не снимут и вообще могут из партии выгнать, и прощай, карьера. А по районам, которые тогда пострадали, было решение: коммунистов снимать с учета без разговоров. И не лезть к ним с пафосом. Какой мощный факт! Что это было? Попытка спасти кадры? Цинизм? Простая публика пусть загнется, а эти спасаются? Или они стали переходить от партии нового типа к партии старого типа? Но в целом они всегда стояли на позиции, что идея важней людей…