Страница 2 из 66
— У нашей маленькой сестрички очень мягкий характер, — с легкой улыбкой произнесла Констанция. — Не как у нас с тобой, дорогая Пру.
— Ты права, — согласилась Пруденс. — Мы настоящие людоедки. Дай нам шанс, и мы их съедим живьем.
— Но мама всегда говорила, что Чес при всей ее кажущейся податливости нелегко одурачить, — напомнила Констанция.
Пруденс не ответила, и какое-то время обе девушки молчали, погрузившись в воспоминания о матери, умершей три года назад.
— Как думаешь, мама, наверное, в гробу перевернулась бы, если бы узнала, что мы зарабатываем деньги, продавая газету? — спросила Констанция, когда звуки вальса стихли.
— Нет… она одобрила бы нас, — решительно ответила Пруденс. — Должны же мы что-то делать, чтобы удержать семью на плаву, а от папы толку мало.
Спустя некоторое время к столику вернулась Честити под руку со своим партнером, с которым она мило, но решительно распрощалась. Она опустилась на свой стул и спросила:
— Итак, на чем мы остановились?
— На финансовых вопросах, — напомнила Констанция. — Я спрашивала Пру, пришла бы наша мама в ужас при мысли о том, что мы продаем газету или нет.
— Думаю, она сама поступила бы точно так же, если бы возникла необходимость.
— Такой необходимости не возникло бы, будь она жива. Отец не промотал бы свои деньги, ввязываясь в немыслимые авантюры. — Пруденс презрительно покачала головой. — Как ему взбрело в голову вложить все до последнего пенса в это фантастическое предприятие? Кто когда-либо слышал о железной дороге в Сахаре?
— Транссахарская железная дорога, — невольно рассмеялась Констанция. — Если бы наше положение не было таким тяжелым, это было бы смешно.
Пруденс не выдержала и против воли рассмеялась вслед за старшей сестрой. Честити пыталась сдержать улыбку, но тщетно. Их мать, леди Дункан, наделила своих дочерей здоровым чувством юмора, которое зачастую проявлялось весьма некстати.
— Не оборачивайтесь, но мои уши уже горят, — небрежно произнесла Честити, беря с тарелки ягодку смородины. — Готова поспорить на что угодно, что нас сейчас горячо обсуждают, если не осуждают.
— Кто? — Пруденс выпрямилась и оглядела зал, близоруко щурясь.
— Недавно появилась Элизабет Армитидж с мужчиной, которого я прежде не видела.
— Интересно, — сказала Констанция. — Новое лицо — это редкость в здешних местах. Где они сидят?
— Позади тебя, но только не оборачивайся. Это будет слишком явно. Я знаю, что она говорит о нас, я почти могу читать по ее губам.
— Она ужасная сплетница, — заметила Пруденс.
— Не вижу ничего ужасного в сплетнях, — отозвалась Констанция. — Я их постоянно пересказываю. — Она указала на газету, все еще лежавшую на столе. — Взгляните на колонку на второй странице, в которой я написала о свадьбе Пэтси Магуайр.
— Это не настоящие сплетни, — возразила Честити, — это светская хроника, в которой нет ничего недоброжелательного. Все любят ее читать.
— Я могла бы написать и что-нибудь недоброжелательное, если бы сочла, что это послужит правому делу, — задумчиво произнесла Констанция. — Мама всегда ратовала за то, чтобы разоблачать людское лицемерие, если это может принести пользу.
— Тогда это уже нельзя было бы назвать просто злобной сплетней, — объявила Честити. — Но мне очень хочется узнать, что о нас говорит Элизабет. Должна заметить, что ее спутник — очень привлекательный мужчина. Слишком привлекательный, чтобы сплетничать с леди Армитидж. Посмотрим, удастся ли мне их смутить.
Она облокотилась на стол, оперлась подбородком на ладонь и направила безмятежный изучающий взгляд в сторону столика, за которым угловатая дама средних лет оживленно беседовала с рослым мужчиной с густыми вьющимися волосами, обрамлявшими высокий лоб.
— Чес, ты невыносима, — сказала Пруденс, но тем не менее полностью скопировала позу сестры и ее безмятежный взгляд.
Констанции, сидевшей спиной к леди Армитидж и ее спутнику, оставалось только набраться терпения и ждать, как будут разворачиваться события.
— Ага, ее проняло. Она принялась рыться в сумочке, — удовлетворенно констатировала Честити. — А он разглядывает окружающих, стараясь не смотреть в нашу сторону. Он проявляет необычайный интерес к тому, что происходит на танцевальной площадке. Может быть, ему нравится танго?
Констанция больше не могла сдерживать любопытство. Она уронила на пол салфетку, наклонилась, чтобы поднять ее, и бросила беглый небрежный взгляд через плечо.
— Вы правы, красивый субъект, — подтвердила она. — И держится с достоинством.
— Немного высокомерен, на мой взгляд, — добавила Пруденс. — Полагаю, мы остановимся около их столика, когда будем уходить?
Констанция кивнула:
— Этого требует обыкновенная вежливость. Элизабет все-таки друг нашей семьи.
Она подняла руку, давая понять официантке, что пора нести счет.
— Но ты не успела рассказать нам о своей идее, — напомнила Пруденс.
— Расскажу, пока мы будем переодеваться к обеду. Констанция взяла газету и принялась разглаживать рукой страницы, пока Пруденс отсчитывала монетки.
Девушки поднялись одновременно, взяли перчатки, шарфы, сумочки и медленно направились между столиками, обмениваясь с присутствовавшими приветственными улыбками, останавливаясь время от времени, чтобы переброситься с кем-нибудь парой слов. Наконец они приблизились к столику, за которым сидели леди Армитидж и ее таинственный спутник.
— Как поживаете, Элизабет? — вежливо наклонила голову Констанция. — Ужасная погода для середины лета, не правда ли?
— Действительно ужасная. А как вы, мои дорогие? Выглядите великолепно. — Самообладание вернулось к леди Армитидж, и она приветствовала девушек снисходительной улыбкой вдовствующей герцогини. — Я вижу, вы уже перестали носить траур.
— Лиловые и серые цвета нам успели порядком надоесть[3], — ответила Констанция. — К тому же мама никогда строго не придерживалась этикета в этом вопросе.
— Это правда. Бедняжка. — Леди Армитидж сочувственно вздохнула, потом, вспомнив о своем спутнике, слегка повернулась в его сторону. — Мои дорогие, позвольте представить вам Макса Энсора. Он только что победил на дополнительных выборах в Саутуолде и прибыл в Лондон, чтобы занять свое место в парламенте. Его сестра — моя близкая подруга. Леди Грэм просто очаровательна, и я уверена, что вы все с ней знакомы. Мистер Энсор, могу я представить вам высокородных[4] мисс Дункан.
Джентльмен поднялся со стула, и она жестом указала на сестер.
Он оказался выше, чем думала Констанция. Черный пиджак, черный жилет и серые брюки в полоску выгодно подчеркивали его атлетическое телосложение. Черные слегка подернутые сединой волосы и черные же брови являли необычный контраст с его ярко-синими глазами.
— Я Констанция Дункан, мистер Энсор, — произнесла девушка, — а это мои сестры, Пруденс и Честити. — Она улыбнулась. — Мы, конечно же, знакомы с леди Грэм. Вы пока остановились у нее?
Макс Энсор ответил поклоном одновременно и на приветствие, и на вопрос.
— Пока не найду подходящий дом в Вестминстере[5], поближе к зданию парламента, мисс Дункан.
Для его мощного тела голос был удивительно мягким, бархатным и выразительным.
— Да, это очень существенно, — со знанием дела согласилась Констанция. — Вы не можете рисковать пропустить какое-нибудь важное обсуждение или голосование.
— Совершенно верно.
Ему почудилось, что в ее словах, произнесенных самым серьезным тоном, прозвучала ирония. Его взгляд стал настороженным. Она что, подтрунивает над ним? Он решил, что наверняка ошибся, преданность мужчины долгу вряд ли могла являться поводом для насмешки.
— Пожалуйста, садитесь, мистер Энсор, — сказала Честити. — Мы остановились лишь на минутку, чтобы поздороваться с Элизабет. На самом деле нам пора идти.
3
Во втором периоде траура вместо черного платья носят серое, лиловое или черное с белым.
4
Титулование детей пэров.
5
Район в центральной части Лондона, где находится здание парламента.