Страница 4 из 42
А по документам он стал Сергеем Белау. Сыном российского подданного Ивана Готлибовича Белау, которого революция лишила капиталов, привилегий, полагающихся купцу первой гильдии.
«Что-то ждет меня в Харбине!..» — подумал Сергей. Пошевелив лопатками, он отодрал от взмокшей спины липкую рубаху. День клонился к закату, но в душном воздухе не ощущалось ничего даже отдаленно похожего на бодрящую свежесть.
Сергей бросил быстрый взгляд на часы.
Инструкция гласила: выходить на набережную через три четверти часа па десять минут, по нечетным дням — с тринадцати до шестнадцати, по четным — с четырнадцати до семнадцати. Зачем? Просто выходить — и точка. Регулярно, изо дня в день, в течение недели.
Число было четное, время приближалось к семнадцати, и десятая минута истекала.
Сергей еще раз окинул беглым взглядом набережную, сунул в зубы сигарету и, легонько подбрасывая на ладони никелированную зажигалку, неторопливо двинулся в сторону подернутого пыльной дымкой бульвара. Бульвар выводил на привокзальную площадь, вокруг которой раскинулся новый город.
На подходе к бульвару к нему привязался замурзанный китайчонок — маленький оборвыш с забавной косичкой, перетянутой на затылке цветной тесемкой.
— Шанго, господин! — хватал он Сергей за рукав. — Деньга давай, папу-маму хунхузы убили!
То, что китайчонок обратился к нему по-русски, вовсе не удивило и ничуть не насторожило Сергея. Выросший на месте жалкого китайского поселка, Харбин своим расцветом обязан был строительству Китайско-Восточной железной дороги, и большая русская колония, сложившаяся в этом маньчжурском городе на исходе прошлого века, увеличивалась год от года за счет машинистов, кочегаров, рабочих депо, инженеров-путейцев, чинов-пиков, торговцев, офицеров. А после революции в Харбине осело множество белогвардейцев и белоказаков с чадами и домочадцами.
Так что русская речь в Харбине была столь же обиходной, как английская в Гонконге или французская в Сайгоне…
Сергей сунул руку в карман.
«Мелочь — не деньги, зато широкий жест — не мелочь», — вспомнил он любимую присказку герра Вальтера, своего шанхайского благодетеля, и уже хотел было осчастливить китайчонка парой маньчжурских гоби.
— На-ка вот… — глянул Сергей через плечо и… увидел только верткую спину и быстро мелькающие пятки улепетывающего попрошайки. По мостовой, стремительно приближаясь, катит по направлению к бульвару желтый мотоцикл с коляской
«Служба безопасности движения» — по цвету определил Сергей. Сразу успокоившись, он сделал шаг к бровке, повернулся лицом к мостовой, переместил сигарету из левого угла рта в правым, щелкнув зажигалкой, поднес к сигарете трепещущий огонек, затянулся и, выпустив струйку дыма, посмотрел на приближающегося мотоциклиста с видом человека, который замешкался при переходе через дорогу и теперь пережидает, пока проедет патрульный.
Полицейский мягко притормозил возле Сергея и, мельком глянув на него, махнул рукой в перчатке, — «проходи». Склонив голову в благодарном поклоне, Сергей пересек мостовую, дошел до угла и свернул в первую попавшуюся улочку.
ВПЕРЕДИ — БИНФАН
Темно-зеленый лимузин, похожий на большую глубоководную рыбу, плавно катил по бетонной автостраде. Харбин остался позади. Вокруг расстилалась степь. Там, далеко в степи, за учащенно пульсирующим маревом горизонта, находилось «хозяйство» доктора Исии.
На переднем сиденье рядом с водителем, покачивался, как в качалке, сам доктор Исии Сиро, генерал-майор, начальник одной из служб Квантунской армии, называвшейся как нельзя более загадочно: «Служба обеспечения водой и профилактики». На заднем сиденье располагался чинный господин в штатском — сероглазый блондин с астматическим лицом. Тоже доктор и, несмотря на сугубо цивильный чесучовый костюм, тоже военный. Только чином пониже — не генерал-майор, а просто майор.
По личной просьбе главнокомандующего Квантунской армии доктор Исии вез на экскурсию в свое «хозяйство» доктора Конрада Лемке, представителя науки и вооруженных сил дружественной Германии.
Убегала по бампер серая бетонка, в полуопущенные боковые окна врывался бодрящий ветерок, а вместе с ним — терпкие запахи дикого степного разнотравья. По сторонам автострады расстилалась затянутая дрожащим маревом маньчжурская желтая степь — такая однообразная на первый взгляд и неповторимо разная, когда приглядишься.
— Кто попал в Маньчжурию, тому нет пути обратно, — обернулся к доктору Лемке доктор Исии. — Маньчжурия — это райский уголок Дальнего Востока, — залился он тонким смехом, — а кто же по доброй воле покинет рай?
Доктор Лемке улыбнулся.
— Вы превосходно владеете немецким, герр Исии, — произнес он, растягивая слова.
— Что же в этом удивительного? Моя альма-матер — Берлинский университет, — сверкнул японец крупными крепкими зубами. — А тему диссертации мне подсказал уважаемый…
— Ваше превосходительство… — вставил вдруг свое робкое словечко шофер.
— В чем дело? — раздраженно буркнул генерал.
Шофер кивнул подбородком на ветровое стекло. Впереди, у самой бровки шоссе, возле приметного издали желтого, почти канареечного цвета мотоцикла с коляской, стоял полицейский. Он показывал рукой, требуя остановиться.
— Служба безопасности дорожного движения, — объяснил доктору Лемке доктор Исии и коротко бросил водителю: — Останови!
Сухощавый и загорелый полицейский в форменной рубашке с короткими рукавами обошел машину спереди. Щелкнув каблуками, он вскинул два пальца к козырьку фуражки с желтым околышем и с кокардой в виде изогнувшегося дракона с разинутой пастью.
Доктор Пени высунул голову из кабины. Полицейский, наклонившись, вежливо попросил у генерала прощения за то, что остановил машину.
— С каких это пор полиции Маньчжоу-Го даны полномочия останавливать японские военные машины? — с негодованием в голосе поинтересовался генерал.
Полицейский снова попросил прощения.
— Бывают обстоятельства, когда полиция Маньчжоу-Го вынуждена превышать свои полномочия, — с извиняющейся улыбкой произнес он и добавил: — В интересах японской армии Генерал нетерпеливо заерзал на сиденье.
— Говорите короче, что произошло? — сухо бросил он.
— Час назад, примерно в километре отсюда, на мине, установленной хунхузами, подорвался грузовик с японскими солдатами. Дорожное полотно повреждено взрывом. Ремонтные работы будут закончены не ранее чем через два часа, — отрапортовал полицейский.
— И что же вы нам прикажете делать?.. Возвращаться в Харбин?. — с наигранной иронией процедил генерал, вскинув на полицейского голубоватые стеклышки пенсне.
Полицейский пожал плечами. Потом, по-видимому, что-то прикидывая про себя, перевел взгляд на капот автомашины.
— А куда вам надо?
Генерал нахмурился.
— Мы едем в Бинфан, — нехотя сказал он.
Полицейский снова бросил взгляд на капот автомашины.
— На Бинфан есть еще одна дорога, если вам будет угодно, могу проводить. Правда, должен вас предупредить: дорога грунтовая, так что, сами понимаете, пыли и ухабов будет много.
Генерал навел на полицейского стеклышки пенсне. Его цепкие, широко расставленные глазки, увеличенные цейсовскими линзами, вперились на миг в загорелое и обветренное лицо средних лет мужчины с узким носом, острым подбородком и пшеничными усиками над вздернутой верхней губой.
— Русский? — с утвердительной интонацией в голосе спросил генерал.
Полицейский кивнул.
— Обрусевший немец, не эмигрант, а коренной маньчжурец и подданный Маньчжоу-Го.
Генерал потрогал пальцами пенсне.
— Будете ехать впереди и показывать дорогу, — распорядился он и помахал полицейскому рукою в лайковой перчатке с таким видом, словно оказывал ему величайшую милость
Полицейский не преувеличивал. Объездная дорога в полной мере соответствовала той характеристике, которую он ей дал. Пыли и ухабов было действительно много. Лимузин подбрасывало, и он, как рыба в воде, нырял в клубах мельчайшей желтой пыли. В машине было душно. Но разве рискнешь опустить окно, если вокруг ни белого света, ни воздуха, только горячая желтая пыль? И доктор Исии старался не вспоминать о том, что совсем недавно назвал он Маньчжурию раем.