Страница 51 из 98
Даже Видукинд, упорно не желавший связывать императорскую власть своего повелителя с Римом, после кончины назвал его римским императором и «царем народов», использовав библейскую реминисценцию из Книги пророка Иеремии: «Кто не убоится Тебя, Царь народов?» (Иер. 10, 7). Нет причин предполагать, что под впечатлением от успехов итальянской политики Оттона I Видукинд пересмотрел свое отношение к самой идее Римской империи — он по-прежнему оставался сторонником императорской власти, не связанной с Римом. Скорее всего, библейское определение «царь народов» потребовалось Видукинду для того, чтобы пояснить, какой смысл лично он вкладывает в императорское достоинство Оттона I: универсальная, распространяющаяся на множество народов власть германского короля, не связанная с Римом и независимая от него. Для него Оттон I был и оставался «главой всего мира», «величайшим в Европе государем».
Успехи Оттона I были слишком очевидны, а слава велика, чтобы не замечать их. Даже если оценивать итоги его военной и дипломатической борьбы с Византией как вынужденный компромисс, в целом третий итальянский поход был вполне успешен. Временно пошатнувшееся за полтора года его отсутствия господство в Северной и Центральной Италии было без труда восстановлено, и после расправы над мятежными римлянами в декабре 966 года не было ни одного крупного проявления недовольства. Бесспорным и полным успехом явилось завершение многолетних усилий по созданию Магдебургского архиепископства, непосредственно связанного с итальянской политикой Оттона I, прежде всего с его доминирующим положением в Риме. Что касается взаимоотношений с Византией, попыток добиться с ее стороны признания возрожденной Западной империи и распространить германское господство на Южную Италию, то и здесь был достигнут максимум возможного: пусть не прямое, документально засвидетельствованное, но хотя бы молчаливое фактическое признание было получено, что в глазах современников делало Оттона I равным византийскому императору. Установить господство над Южной Италией не удалось, но и у византийцев было не больше оснований считать себя там хозяевами положения. Как вскоре выяснилось, ни Византия, ни Священная Римская империя не рассматривали эти результаты противоборства как окончательные.
Оттон I положил начало имперской политике Германского королевства, возродив империю на Западе. Империя Оттонов, как и многое в средневековой Европе, была каролингским наследием. Оттон I, решив продолжать традицию Карла Великого, овладел Итальянским королевством и добился того, чтобы папа короновал его в Риме императорской короной. Каролингская имперская традиция служила убедительным оправданием восстановления империи в Западной Европе, само же исполнение замысла было вопросом власти. Королевство Оттона Великого, несмотря на свое доминирующее положение, обладало лишь политическим преимуществом, и только императорская корона обеспечивала ему более высокое по рангу, нежели королевское, достоинство. Универсальный характер Империи узаконивал власть над ее негерманскими частями, а включение ее в Священную историю в качестве последнего из четырех великих всемирных царств, привидевшегося пророку Даниилу, гарантировало ей, согласно политико-теологическим представлениям Средневековья, существование вплоть до пришествия Антихриста. На императора как «всемирного монарха», стоявшего во главе христианского мира, возлагались большие надежды: он должен был оборонять от врагов, защищать правую веру и нести через своих миссионеров Христово слово язычникам.
Таким образом, имперскую политику Оттона I следует оценивать исходя из условий и представлений его времени и пытаясь понять мотивы, которыми он руководствовался: стремление овладеть Лангобардским королевством, чтобы реально стать королем в Южной Германии, установить протекторат над Римом, дабы властвовать в Итальянском королевстве и, наконец, закрепиться в Южной Италии ради безопасности Рима. Он чувствовал себя обязанным защищать римскую церковь, но вместе с тем и влиять на папство, чтобы держать в руках немецкий епископат и проводить широкомасштабную миссионерскую политику на Севере и Востоке. Утверждая свое господство в Италии, он хотел быть хозяином в этой стране точно так же, как в Германии и на любой другой из находившихся под его властью территорий.
Германское королевство, когда Оттон I вступил на престол, было еще сравнительно молодым государством, не осознавшим своей идентичности и жившим воспоминаниями и традициями племенных герцогств и Каролингской империи. Единственным, что объединяло входившие в его состав германские племена, как раз и было традиционное представление об их принадлежности к Каролингской империи. Однако ее неотъемлемой составной частью наряду с Лотарингией была Италия — точно так же, как любое из германских племен. Следовательно, Оттон I, повелевая Швабией и Баварией, должен был, по традиции Каролингской империи, повелевать также Ломбардией и Римом. Несомненно, еще и в середине X века были оборваны не все связи и пресеклись не все традиции, соединявшие Германское королевство с универсальной монархией Карла Великого.
Итальянская политика Оттона I была необходима для консолидации молодого Германского государства, угрозу Целостности которого представляли самостоятельные походы за Альпы герцогов Баварии и Швабии. Король сумел использовать давние и прочные связи этих герцогств с Италией в общегосударственных интересах, обратив их сепаратистские устремления в фактор интеграции. Хотя в его родной Саксонии многие отрицательно относились к итальянской политике, все же гораздо проще было повести саксов в Италию, соблазнив их добычей в этой богатой стране, чем швабов и баварцев в леса и болота северо-восточного пограничья на войну против язычников — датчан и славян. Для феодальной знати всех германских герцогств в Италии открылось широкое поле деятельности. При этом особенно большую материальную выгоду для себя извлекла из участия в господстве над Италией наиболее близкая королю аристократия Саксонии. Благодаря этому удалось быстрее сократить цивилизационное отставание области между Везером и Эльбой от более развитых южных и западных частей Германии, уже давно испытывавших римское и франкское влияние.
С 962 года, после императорской коронации Оттона I, каролингская традиция возродилась и в своей имперской форме. Лишь теперь король Германии в полной мере стал преемником Карла Великого, что позволило ему в значительной мере погасить амбиции различных группировок могущественной знати и устранить причину ранее неоднократно повторявшихся кризисов всей политической системы его государства. Благодаря обретению Оттоном I более высокого, императорского достоинства сгладился антагонизм между знатью и королевской властью, была устранена угроза, вытекавшая из перманентного соперничества с представителями высшей знати германских племен: если короля они рассматривали в лучшем случае как первого среди равных, то император по определению олицетворял собой власть, стоящую над герцогами и королями. Таким образом, в форме возрожденной империи еще рыхлое Германское королевство обрело специфическую возможность для дальнейшей интеграции, а тем самым и предпосылку для своего исторического бытия. На наш взгляд, лишены какого-либо основания оценки итальянской политики Оттона I как противоречившей национальным интересам Германии. Подобного рода суждения, основанные на теории современного национального государства, антиисторичны и в силу этого лишь затемняют смысл событий и поступков людей X века.
Оттону I удалось без особого труда присоединить к своему Германскому королевству территории бывшего Лангобардского королевства, утвердиться там и установить порядок, оказавшийся весьма стабильным. Его господство в Северной Италии выдержало испытание временем и несколькими мятежами противников из числа местной знати. Большинство же светских и духовных феодалов сочли более выгодным для себя поступить на службу к новому властителю. Что касается Рима, то здесь, видимо, уместнее говорить не о господстве императора, как в Ломбардии, а о своего рода протекторате над городом и папством. Формально Оттон I признавал порядок, установившийся здесь якобы со времен Константина Великого и по его соизволению, закрепленный в «Псевдоконстантиновом даре» (привилегии, якобы пожалованной Константином Великим епископу Рима, на самом же деле сфабрикованной значительно позже) и предполагавший, что в Риме не должно быть иной власти, кроме папы римского. В действительности же и папство вошло в структуру имперской церкви.