Остров Тамбукту

Мысль была правильная, но я уловил иронию в ней и подивился капитану. Мы находились перед лицом смертельной опасности, а он шутил.

— Близко ли остров Тамбукту? — спросил я с риском быть принятым за труса.

— Не знаю, — последовал ответ. — Волны играют нами, как хотят, неизвестно куда они нас отнесут.

Капитан замолчал и опустился на кушетку. Я спросил его о матросах. Неужели они остались на палубе? Нет, они спустились в трюм к рабочим. Значит, им удалось спастись.

— А как себя чувствует мистер Смит?

— Не знаю, — мрачно сказал капитан. — Наверно, читает описание острова Тамбукту, а может быть, и «Дон-Жуана», но не думаю. — После, ударив кулаком в стенку рубки, он гневно воскликнул: — Подлец! Как он мог запереть дверь! Это не человек, сэр! Нет, нет, такую мерзость только он мог сделать!

— Но зачем он ее запер? — спросил я.

— Как зачем? Чтобы не проникла вода, если кто-нибудь ее откроет. Чтобы не подмочило его ковров! — Волна ударила в рубку, и она затряслась. Капитан выглянул в окно и снова забился в угол. — Эх, очевидно, гак уж нам писано, тут провести ночь. Один черт... Может быть, мы никогда и не проснемся...

— Вы уверены, что яхта не выдержит? — встрепенулся я.

— Ни в чем я не уверен. Все-таки яхта прочная, корпус железный. Мистер Смит любит жизнь и не пожалел денег для нее.

Наступила ночь. Окна потемнели, как будто кто-то их замазал тушью. Ураган свирепствовал с еще большей силой. Волны, как разъяренные звери, набрасывались на яхту. Капитан прислонился к стене и закрыл глаза.

Я сел на пол и оперся о деревянную переборку. Под нами содрогалась палуба. Заснуть я не мог, но чувствовал, что мое усталое тело отдыхает. «Тревога ничему не поможет, — рассуждал я. — Уж если капитан ничего не может поделать, чем же я могу помочь?» Я жалел, что не могу попасть в кают-компанию. Я бы почувствовал себя значительно лучше на собственной койке или на диване в кают-компании. Мистер Смит теперь, наверно, пьет виски и курит — это во всяком случае приятнее, чем глотать соленую морскую воду. А может быть, он думает о жене и детях? Если он погибнет, они унаследуют его богатство, над которым он дрожал всю жизнь. Его смерть их огорчит, но, как только они повернут ключ в несгораемом шкафу, их скорбь быстро растает. Звон золота — такая музыка, которая рассеивает тоску богатых людей.

Капитану не удалось заснуть. И в самом деле, как заснуть, когда под тобой кромешный ад? Он спросил, верю ли я в загробную жизнь. Ко всем чертям! Мне сейчас не до шуток!

— Что такое смерть? — рассуждал он вслух. — И что остается от человека после смерти? Память о его делах? Хорошо, каковы мои дела? Ни хорошие, ни плохие. Как вы думаете — существует загробная жизнь?

— Бросьте! — сердито крикнул я. — Похоже на то, что смерть лишает рассудка некоторых людей, прежде чем отнять у них жизнь.

Капитан не обиделся.

— Вам легко, — продолжал он из своего угла. — Вы не верующий и поэтому не желаете думать, существует или не существует загробная жизнь. А я другое дело. Я сомневаюсь. Сомневаюсь и в том, что верю, и в том, что не верю. Но хуже всего то, что у меня нет табаку. Без табаку я делаюсь философом. Как подумаю только, что мистер Смит сейчас курит сигару и пьет виски, — просто с ума схожу. Мерзавец! Если бы я мог выйти на палубу, я сломал бы дверь в коридор. — Он кипел от возмущения. Потом, немного успокоившись, продолжал: — До каких же пор будет тянуться это мучение? Буря усиливается, может пробушевать всю ночь. И ни грамма табаку. Представляете себе, что это значит для курильщика. Мука, страшная мука! Чего вы молчите?

В этот момент раздался страшный треск. Сильный удар растряс яхту, она подскочила и упала на что-то твердое. Дверь капитанской рубки с шумом распахнулась, а сама рубка отделилась от палубы и увлекла нас с собой в пучину... Все произошло так неожиданно и быстро, что пока дошло до моего сознания, я уже глубоко погрузился в воду. Тишина и покой, царившие здесь, испугали меня больше самого кораблекрушения. До меня не достигал ни вой бури, ни треск яхты, словно они были погребены в волнах вместе со мной. «Это смерть», — было первой мыслью, промелькнувшей как молния в моем сознании. Но я был жив. Даже когда думал о смерти, желание жить пробудилось во мне с невероятной силой и в следующий миг я уже делал отчаянные усилия выскочить на поверхность. Мои руки и ноги были свободны. Я поплыл изо всех сил, но волны меня заливали. Я начал задыхаться. Если бы не присутствие духа и инстинкт самосохранения, я бы поддался искушению открыть рот, чтобы вдохнуть воздух — и тогда всему был бы конец. Но я удвоил усилия и ловил моменты, когда голова была над водой. Когда волны меня покрывали, у меня уже было достаточно воздуха, чтобы продержаться под водой.

Это была упорная, отчаянная борьба со смертью, которая подстерегала меня со всех сторон. Она таилась в каждой волне, бесновалась надо мной и подо мной в разверзшейся пучине, но воля к борьбе ни на секунду меня не покидала. Нет ничего сильнее человека, борющегося за свою жизнь. Он может неделями голодать, терпеть холод и зной, страшные физические страдания и все же победить. Воля к жизни — великая сила!

После полуночи буря утихла, проливной дождь прошел, небо прояснилось. Появились первые проблески зари. Я осмотрелся кругом. Мне показалось, что вдали синеет какое-то возвышение. Земля! Земля! Не хотел верить своим глазам, потому что мне были известны миражи в пустыне. Когда путешественник умирает от жажды среди песков, в воспаленном воображении он видит оазисы с группами пальм и источниками с прозрачной водой. Ничего мудреного в том, что я видел землю. Я снова всмотрелся в синеватый мираж: он не только не исчез, но как будто приблизился ко мне. Мне даже показалось, что я слышу человеческие голоса и лай собак. Но что это? Скала! В каких-нибудь пятидесяти метрах от меня! А вот и вторая! И третья! Дневной свет постепенно угасил звезды и в предрассветном сумраке я ясно увидел высокий берег покрытый густой растительностью. «Спасен!» — мелькнуло у меня в голове, и из последних сил я поплыл к ближайшей скале.

Первые солнечные лучи брызнули над океаном. Берег вырисовывался совсем близко, покрытый лесом и перерезанный балками, он как будто сам плыл мне навстречу. Я добрался до скалы. Там меня ждала новая неожиданность. От капитанской рубки, сорвавшейся с яхты, уцелела стенка, и теперь она покачивалась на волнах, а капитан Стерн, схватившись за нее, махал мне рукой.

— Вы один? — были первые его слова. — Жалко, только мы двое спаслись. Если бы не моя рубка, защитница от ветров, я бы до сих пор сто раз пошел ко дну. Да, стар я для такой борьбы... Ну, хватайтесь за эту скобу и отдохните.

Деревянная стенка капитанской рубки держалась на воде, как плот. Я схватился за нее и вдруг почувствовал смертельную усталость. Несколько досок, оторванных от яхты, плавало вокруг нас, но от самой яхты не было и следа. Она потонула со всеми рабочими мистера Смита, а заодно с ними погиб и сам плантатор. Перед водной стихией все равны.

Солнце припекло, в воздухе заструилась тропическая жара. Ветер прогнал тучи, небо прояснилось, волны улеглись. Сейчас океан не был страшен и походил на огромное синее стекло, на котором мерцали сверкающие изумруды. Отдохнув, я оставил капитана и поплыл к скале. Хотелось мне поскорее ступить на твердую землю. Капитан, не любивший суши, последовал за мной. И на этой небольшой скале нас ждала еще одна неожиданность: Вильям Грей, кок мистера Смита, был тут! Лежа на спине, он спал как убитый. Стерн разбудил его. Увидев нас, он горько заплакал, но вскоре снова заснул.

Я вскарабкался на теплую скалу, улегся, положил руку под голову и тоже заснул. Когда я проснулся от сильно припекавшего солнца, Грей еще спал, а капитан, сидя на сером граните, задумчиво разглядывал близкий берег.

— Ужасно хочется курить, — промолвил он слабым голосом.

— Предпочитаю несколько бананов, сэр, — откликнулся Грей, повернулся на другой бок и снова захрапел.