Скитальцы

Однако ещё до того, как на столе появился кофе, лицо у Августа вытянулось и побелело, ему потребовалось выйти. Вот так-то, наш добрый Август не был заядлым пьяницей, напротив, он плохо переносил спиртное и даже, когда мог, уклонялся от выпивки, но, случалось, беспечность подводила его. Он пахал и боронил моря, снимал с них урожай, а потом на берегу сеял своё семя. Так всё и шло. Он признался, что хватил лишнего, и не скрывал этого.

Я скоро вернусь! — пробормотал он и вышел.

Эдеварт последовал за ним: Ступай на карбас и отлежись там!

Мне, отлеживаться? Да ты спятил! Ни за что!

Если ляжешь, скорее пройдёт.

Август, упрямо: Что пройдёт? Я вовсе не пьян. Это всё сигара...

Эдеварт: Почему бы тебе не поспать? Я бы на твоём месте...

Август: Спать? Днём? Об этом не может быть и речи! Нет, Август не признавал этих новых обычаев и, как все пьяные, вовсе не считал себя пьяным, он трезв, трезв как стёклышко, совершенно трезв, всё дело в этой несчастной сигаре...

Надо сказать, он довольно быстро пришёл в себя, лицо у него снова порозовело, и он твёрдо держался на ногах. Друзья вернулись в трактир.

Их встретило занятное зрелище: в углу зала давешний парень без всякого стеснения обнимал Маттеа!

Неожиданно в потолок полетела табуретка и, упав на стол, перебила чашки и рюмки. Потом Август схватил со стола хлебный нож и бросился к парочке в углу. Парень взвизгнул от страха, отпустил Маттеа и выскочил за дверь; его товарищ, не мешкая, выбежал вслед за ним. Трактир опустел, воевать было уже не с кем; Август долго смотрел на свою невесту — обескураженный вояка, глупый, потерявший дар речи человек.

Ничего и не было! — Маттеа попыталась улыбнуться.

Из кухни вышла испуганная хозяйка и быстро навела порядок. Она не собирается выставлять из своего заведения такого человека, как Август, он щедрый гость, но она вынуждена просить его расплатиться и уйти по-хорошему. Потом он может снова вернуться сюда. Дайте мне нож! — сказала она.

Август долго не мог успокоиться, но всё-таки здесь была не медвежья охота, и он протянул хозяйке своё оружие.

Между нами ничего не было, снова заговорила Маттеа, это мой старый знакомый, он из Уфутена, сын шкипера, его зовут Нильс.

Да... но...

Мы ничего не делали, мы только разговаривали, продолжила Маттеа. Мы ровным счётом ничего не делали.

Но он тебя целовал. Я сам видел.

Нет, нет, ты сошёл с ума! — воскликнула Маттеа. Не было этого! В конце концов Маттеа говорила уже так, будто вовсе и не обнималась в углу с Нильсом, она окончательно запутала Августа и сбила его с толку. Ладно, у него есть глаза, пусть только два глаза, но всё-таки он не слепой! А Маттеа всё хлопотала вокруг него, всё уговаривала и даже заставила сесть, пока он расплачивался. Он договорился с ней о новой бутылке, которую хотел взять с собой, потом обнял её и попросил прощения, которое тут же и получил; словом, Маттеа была необыкновенно нежна и покладиста. И это принесло Августу утешение.

Однако когда он собрался уходить, в нём снова вспыхнул гнев, он потребован, чтобы Маттеа перестала замечать Нильса и вообще всех парней на свете...

Да-да! — поспешно ответила она. Не буду, обещаю тебе!

Но если ты не сдержишь своего обещания, тебе придётся вернуть мне кольцо, сказал Август.

Маттеа сделала вид, будто хочет снять кольцо, и даже тихонько заплакала. Её покладистость пришлась Августу по душе, он сам чуть не прослезился и сказал: Пока можешь оставить кольцо себе. Ты слышал, обратился он к Эдеварту, она обещала мне вечную верность и преданность.

Эдеварт, польщенный ролью свидетеля, ответил: Да-да, я слышал.

Клянусь жизнью, я больше даже не посмотрю в его сторону! — взволнованно, со слезами сказала Маттеа.

Ладно, можешь оставить кольцо себе! — великодушно разрешил Август.

Однако Эдеварт не очень-то поверил в это обручение. На телеграфе он тихонько спросил у Августа, не лучше ли подождать с телеграммой до завтра? Как ты сам думаешь? — прибавил он, не желая обидеть человека, который объездил весь свет.

Нет, я покупаю карбас, решительно заявил Август. Ты ведь слышал, что я обещал!

А как же я вернусь домой?

На пароходе, ответил Август. Он перепортил много бланков, пока наконец написал телеграмму и отправил её с оплаченным ответом. Чувствовал он себя вполне трезвым.

Вернуться на карбас, чтобы выспаться и отдохнуть? Нет и нет, он свободный человек, у него достаточно времени, и его карманы набиты деньгами. Он не собирается сорить ими и покупать ненужные вещи, но хочет раскошелиться на чёрную куртку, которую мог бы надеть на свадьбу, и ещё ему уже давно нужен револьвер...

Револьвер? — удивился Эдеварт.

Да! Чтобы стрелять. Он вроде пистолета.

Может, лучше купить охотничье ружье? Я так думаю...

Нет, ружье в карман не положишь. Револьвер мне нужен вместо ножа. И Август начал перечислять вещи, которые ему были нужны: например, с его цепочки для часов давно сошла позолота, здесь она ещё годится, а вот за границей даже самый последний капитан или штурман не показался бы на людях с такой цепочкой — долой её, ему нужна новая! Маттеа должна наконец понять, что он за человек! Кроме того, он видел в одной лавке гармонь с двумя рядами клавишей и широкими шёлковыми ремнями, шикарный инструмент, как раз по нему.

Разве ты умеешь играть? — удивился Эдеварт.

А ты как думаешь? — ответил Август.

Эдеварт ничего не думал, он только усомнился. Ну что за парень, этот Август, он ещё и на гармони играть умеет!

Эдеварт не собирался покупать такие дорогие вещи, как его товарищ, однако и у него были свои желания: цветная рубашка со шнуровкой на груди и картуз с лакированным козырьком, если, конечно, хватит денег. Кроме того, он хотел привезти сёстрам ткани на платья. При виде подарков малышки немели от восторга и обычно благодарили его, подавая ему руку.

Вечером, когда Эдеварт уже лёг, Август поднялся на борт карбаса и тоже заполз под парус, под которым лежал Эдеварт. Он и в самом деле купил и гармонь, и золотую цепочку, да ещё угостил Эдеварта сигарой из полной коробки.

Ну что, купил куртку? — спросил Эдеварт.

Август ударил себя по колену: Забыл! Но её не поздно купить и завтра. К тому же, сказал он, эта жалкая ярмарка не идёт ни в какое сравнение с теми, что он повидал, и револьвера он тут не нашёл.

Утром он сошёл на берег, пообещав, что вернётся, как только купит себе куртку. Был последний день ярмарки. Эдеварт ждал Августа, но тот всё не появлялся. Миновал полдень, тогда Эдеварт тоже сошёл на берег и стал бродить среди рядов. По обыкновению, он остановился подле еврея-часовщика.

Из каких ты мест? — спросил его Папст.

Эдеварт ответил.

А кто твой отец?

Эдеварт назвал своих родителей, но Папст их не знал. Он спросил, что Эдеварт делал на ярмарке, сколько ему лет, как его зовут и не собирается ли он зимой на Лофотены. Эдеварт подробно отвечал ему. Поговорив с ним, Папст повернулся к другим покупателям.

Августа нигде не было. Эдеварт пошёл в трактир к Маттеа. Сегодня Август заходил туда дважды, он был очень нарядный, в новой чёрной куртке, с золотой цепочкой, сказала Маттеа. Эдеварт подождал Августа в трактире, но не дождался и ушёл.

Торговцы закрывали свои лавки, упаковывали оставшийся товар и собирались разъезжаться по домам. Они были готовы продать Эдеварту множество вещей по бросовой цене: шейный платок, подтяжки, трубку с длинным чубуком. Заходи, погляди, пока ещё не всё упаковано, смотри, вот бритва, первоклассная вещь, я вижу, тебе уже нужна бритва, бери, заплати, сколько можешь, бери за гроши! Щеки Эдеварта были покрыты пушком, и он купил бритву, покраснев от смущения.

Август явился на карбас только вечером. Да, он был очень наряден в новой куртке, но хорошего настроения у него поубавилось, верно, он ещё перемогался после похмелья. Эдеварт сразу спросил, получил ли он ответ на свою телеграмму? Нет. А ты узнавал? Нет, не узнавал.