Страница 37 из 96
— Против меня? — воскликнул Август-богач. — Вы думаете, что у меня нет таких средств?
— Нет, нет, дело совсем не в этом.
— Ну да, я тоже так думаю. Одна единственная лошадь, хе-хе-хе! — И Август вытащил связку ключей и поглядел на неё с видом собственника.
— Но может быть, это грешно по отношению к тому человеку, который продал лошадь.
У Августа вытянулось лицо.
— Но он получил за неё деньги. И насколько мне известно, я не торговался.
— Нет, — сказала Корнелия. — Но вот теперь человек остался без ничего. Бедняга! Ему пришлось продать лошадь. Теперь он на себе таскает и дрова из лесу, и сено с луга. Несчастный безлошадник, один на свете!
Август подумал немного и потом сказал в отчаянии:
— Я могу взять лошадь обратно!
Молодой человек подошёл тем временем к ним, — это был Гендрик из соседнего двора, жених Корнелии номер два.
Он присоединился к ним, и даже не поздоровался, а сразу спросил:
— О чём вы разговариваете?
— Он хочет взять лошадь обратно, — сказала Корнелия.
— Как?! Лошадь, которую подарил вам?
Август рассердился.
— Заткни ты свою пасть, когда я говорю!
Но это не подействовало. Ибо и Гендрик тоже обратился, стал религиозным и предался в руки божий. Что же при таких обстоятельствах был для него мир?
Корнелия заплакала.
— Не плачь, Корнелия, — сказал Гендрик. — Он вряд ли захочет взять у вас лошадь. Это невозможно.
— Послушай-ка, — предупредил Август во второй раз, — теперь ты уйдёшь? — И одновременно он тихонько протянул руку к заднему карману.
И это тоже не подействовало. Гендрик хотя и побледнел, он не ушёл, а Корнелия с плачем уцепилась за него и сказала:
— Нет, нет, не уходи, Гендрик!
Это подхлестнуло и Августа:
— Ах так! Вот в чём дело! — сказал он.
— Да, мы теперь одно, — объяснила Корнелия. — Гендрик совсем такой же, как мы все, завтра он тоже крестится.
Август подумал немного и понял, что у него ничего не выйдет. Он переменил тактику.
— Послушай, Корнелия, я пришёл только затем, чтобы рассказать тебе, что Беньямин работал некоторое время у меня — знаешь, этот твой жених, у которого ты сидела на коленях на рождественской вечеринке.
— Не обращай внимания на его болтовню, — сказал Гендрик.
Август продолжал:
— Он хорошо служил у меня, это отличный парень, и ловкий парень. За ним ты не пропадёшь, Корнелия.
— Не говорите о нём! — сказала Корнелия. — Он больше не мой. Он слушает Нильсена и не принадлежит к нашей общине.
— С Беньямином так хорошо иметь дело: он какой-то особенный. Я даже передал ему ключи и поставил его над своим имуществом, и я не потерял ни булавочной головки по сегодняшнее число.
— Не трудитесь и не тратьте даром слов!
— И удивительно, чему он только не выучился под моим началом! И само собой разумеется, в любой день я дам ему самую лучшую аттестацию. Я дам тебе прочесть эту аттестацию.
Замешательство Корнелии всё увеличивалось, и наконец она дошла до такой крайности, что сказала:
— Я не знаю, о ком вы говорите.
— О Беньямине, о твоём женихе. Да ты отлично знаешь, о ком я говорю: он целовал тебя много раз, целовал тебя со всех сторон.
Тут Гендрик воскликнул:
— Я не знаю, зачем мы слушаем этого человека?! Он не из наших людей, наоборот, он полон всякой скверны.
— Дрянь ты этакая! — сказал Август. — Мне бы следовало взять тебя за шиворот и, как метлой, подмести тобой луг. И с какой это стати ты висишь на руке у Корнелии? У него нет ни ножа, ни ложки, и он не может купить тебе даже пару сапог, чтобы защитить твои ноги от холода. Зато жених твой, Беньямин, в моих руках, и я научу его многим специальностям и ремёслам, которые хорошо оплачиваются. Об этом не беспокойся!
И Корнелия заплакала опять, — от этого она не могла воздержаться; но она не сдалась: до такой степени она была сбита с толку крещением и благочестием.
— Нам не надо ни богатства, ни золота. Хлеб насущный — вот всё, в чём мы нуждаемся.
— Да, — поддакнул тоже и Гендрик.
— Ну что же, мне-то это совершенно безразлично, — сказал Август, — и я не намерен вовсе дольше уговаривать тебя. Но, пожалуйста, не воображай, что ты оставишь Беньямина в холостяках. Нет. Потому что нет девушки в Северной деревне, которая не захотела бы выйти за него замуж. Но самое главное — это то, что одна из служанок на кухне у консула не прочь выйти за него. Это-то я сразу понял, как взглянул на них.
Корнелия быстро взглянула на Августа:
— Так, значит, он на одной из них женится?
Август отвечал:
— Я ни слова не скажу об этом.
И он потащился обратно в город, раздосадованный и сердитый. Поход совершенно не удался, он не только поступился своими собственными интересами, но ещё и хлопотал у Корнелии за другого, и тоже совершенно напрасно.
Он разыскал правление кино и послал в Северную деревню за Беньямином, чтобы он пришёл заливать цементом пол в зрительном зале. Тут работы предстояло много, так как пол предполагалось сперва дренировать трубами. У Беньямина хватит работы до самого сенокоса.
«Что скажет на это Корнелия? Глупая, глупая она женщина!»
И нельзя сказать, что в любви Корнелия была хуже других: все женщины на всём земном шаре одинаковы. Август даже плюнул. Уж он-то их знает. Ничто не могло их удержать от любой глупости. Чего только не случалось с ним по вечерам, когда он возвращался домой! Кто мог удержать их, когда они распускались?
Вечером, вернувшись, он ходил по двору между домами и чувствовал себя одиноким. Он чувствовал себя выбитым из колеи и под конец зашёл к Стеффену в его каморку, надеясь набрать партнёров для игры в карты. Но Стеффен был занят: к нему пришла его возлюбленная из деревни, и он угощал её из пакета твёрдыми, как камень, пряниками и печеньем, которые принёс из лавки.
— Входи, входи, На-все-руки! — сказал Стеффен. — Здесь только невеста моя да я.
— Да, сидим и едим в сухомятку, — сказала невеста.
Стеффен извинился:
— Я взял это из лавки, чтобы тебе не пришлось идти голодной домой.
— Да это никак не разжуёшь, — сказала она. Стеффен жевал и хрустел пряниками, как лошадь, но дама на это не решалась. Потом вдруг решительно выкинула изо рта вставную челюсть и положила её на стол. Она была красная от каучука и, кроме того, слюнявая, и Стеффен с отвращением косился на неё. Теперь дама без всяких зубов мусолила печенье.
— Ты свинья! — сказал Стеффен.
— А ты? Кто же ты с твоими лошадиными зубами?
— Убери это! — закричал он, потеряв терпение.
— Ну что ж! — равнодушно возразила она и сгребла свои зубы.
— От этой гадости меня чуть не вырвало, — сказал Стеффен.
— У! Животное! — отвечала невеста.
— Ведь ты же обнаружила свои внутренности!
— Я не намерена отвечать тебе!
Оба рассвирепели, стали колотить кулаками по столу и плакать от обиды и злости.
— Я брошу тебя! — выла дама. — Ты мне не нужен.
— Ну что ж, ступай своей дорогой, — отвечал Стеффен. — Счастливого пути!