Страница 7 из 20
Но вернемся к истокам, где хатха-йога с тантрой еще не разошлись столь далеко, чтобы их приходилось намеренно сводить воедино, а тем более убеждать в необходимости этого. Можно выделить особую хатха-йогическую составляющую тантрической алхимии, равно как и обнаружить интериаризацию тантрической ритуальности в практике хатха-йоги. Метод «напряженного усилия», как часто называют хатха-йогу, основанный на системе шести чакр (здесь – в значении «циклов трансформации»), стал одним из наиценнейших сокровищ, хранимых в учении натха-сиддхов. Обретение материального всемогущества (сиддхи) и телесного освобождения (дживанмукти) выступало для натха-сиддхов прямым результатом внутреннего сочетания и преобразования сексуальных флюидов в амриту – божественный нектар бессмертия. «Флюиды» понимались как субстанция, а не побочные продукты, переживания запредельного блаженства в форме оргазма.
В оргазме практикующий достигал переживания богореализации «для-себя-самого». Но в то же самое время происходило все более непримиримое «разоблачение» потакания своей низменной похотливости, при которой практика превращается в изысканное удовольствие без всякого духовного возрастания. «Кодовый язык» ранних хатха-йогических трактатов содержит множество вамачарских выражений, вроде «поедания говядины» или «испития вина», которые обозначали на самом деле внутренние техники – такие как кхечари-мудра. Однако подобный метафоризм выявляет изначальную взаимодополнительность практик тантры и хатха-йоги, которая создавала некое метафизическое равновесие между ними на протяжении целых столетий. В данном контексте, исследователи применяют также такое обозначение, как «семантизация ритуала», которая выступала сложнейшей, но и наиболее органичной формой сублимации тантры. Хатха-йога – это «речь тела».
Овнутрение ритуала
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем «что попало» есть,
И лучше будь один, чем вместе «с кем попало».
«Йог жертвует апану в прану» – утверждалось еще в «Бхагавадгите», что подразумевало обращение направления потока энергии снизу вверх: точно так же происходит и процесс сублимации сексуальной энрегии в оджас (духовную мощь). Собственно, сама санньяса понимается как внутреннее жертвоприношение: жертвенный огонь разжигается внутри тела практикующего, что составляет жизненную основу йогической практики. Это пламя выступает кремационным костром, в котором сгорает социально-обусловленная личность. Посткремационное существование санньясина (жертвователя) представляет собой «алтарь жертвоприношения», которое полностью овнутряется в нем. Во внутреннем огне тапаса (подвижничества), который поддерживается топливом жизненного дыхания, совершается прана-агнихотра (жертвоприношение жизненных сил в огонь духа) – таковы истоки йоги. По сходной схеме развивалась интериоризация тантрических ритуалов.
Среди вышеупомянутых йогов Матсьендранатха и Горакхнатха – основателей натха-йоги, в рамках которой зародилась хатха-йога[17] как одна из тенденций к сублимации тантры, – первый был известен как владыка кулы, или океана сансары (властелин мира), а второй – тапасвин и аскет (отрешенный от мира). Один из них воплощал собой символ нисходяшей вниз воды, или апаны, а второй – восходяшего вверх огня, или праны. В «Брахманда-пуране» Горакхнатх упоминается как владыка ветров – богов Марутов. Не случайно в Непале есть легенда о том, как Горакхнатх силой своего тапаса (подвижничества) наслал жару на всю страну, и наступила засуха, но проклятье снял его учитель Матсьендранатх, вызвав дождь, что спасло жителей от многолетнего голода. Эта история натхов говорит о том, что пути тапаса и тантры для тантрических йогов были взаимозависимыми, равно как и главные виды праны внутри человеческого тела – прана и апана.
В тантрическом внутреннем ритуале истечение семени по-прежнему служит жертвой, жар подвижничества – огнем, а дыхание – дуновением ветра, необходимым для разгорания огня и полного сжигания топлива. При тантрической мастурбации предполагается «секс богов внутри тела»: алхимик начинает с создания диаграммы в сердце своей лаборатории, устанавливая в нем образ лингама, а затем воспроизводит особые мантры, вызывающие сексуальное единение богов внутри него самого.[18] Далее, производя внешние действия по построению мандалы, он неизменно исходит из присутствия внутри блаженного слияния божественных супругов. В такой алхимической лаборатории тело отождествляется со всей вселенной, личная самость – с Абсолютом, а сама структура отождествления – с храмом. План построения внутреннего «храма любви» отвечает логике индуистского священного пространства, а также соответствует последовательности преобразований, приводящих в итоге к выделению из самого себя и для самого себя «элексира бессмертия».
Овнутрение ритуала жертвоприношения доводится в пределе до самарасы – «равновесия» между противоположными по качеству жидкостями, символически представленными белым семенем и красной кровью, буквально «единовкусия». Это понятие встречается как в поздних трактатах по хатха-йоге, так и в общих трудах по тантре, касающихся предмета психологической личной интеграции как технического средства для достижения полной самодостаточности. В данном состоянии побуждения самого Абсолюта к самовыражению и самопогружению безупречно уравновешены внутри человеческого микрокосма. В хатха-йогической системе натха-сиддхов расы представлены как мужские и женские половые жидкости, выступающие материальными субстанциями для проявления Шивы и Шакти соответственно. Обретение равновесия порождает маха-бинду – йогический «зародыш», из которого развивается всемогущая бессмертная самость дживан-мукты.
Все тело целиком отождествляется с «жертвой» в огне практики. Отсюда возникает такой метафорический ряд: жертвенное животное (пашу) превращается при самосожжении в героического подвижника, который посредством мистико-эротических техник достигает Шивости – становится богом. Сексуальное взаимодействие полностью «абсорбируется» и происходит внутри самодостаточной личности, причем в такой степени, что вмещает в себя не просто противопложность полов – мужского и женского, а возводит их на уровень божественных супругов, которые вмещают все противоположности безмерной вселенной. Таким образом, не следует воспринимать нижеследующие ритуалы самоудовлетворения в духе нео-тантры, ибо обе эти техники взяты из священных писаний, где они обоснованы. В данной главе мы продолжаем излагать сублимацию самой тантрической традиции, а уже в следующей – перейдем к абстрагированию стратегии сублимации.
В отличие от обычной вамачарской майтхуны, описанной во второй части книги, пуджа «Лингарчана-кальпа» представляет собой вариант мастурбации, то есть почитание Шивы в собственном лингаме. В тантрическом трактате «Виджняна-бхайрава-тантра»,[19] где упоминаются самые разные методы тантрической йоги, есть рекомендация совершать медитацию на половое соединение даже без наличия партнера. Напомним, что этот текст принадлежит традиции кашмирского шиваизма, которая оформилась во многом благодаря Абхинавагупте, а его философия любви излагалась выше. В нем Бхайрава говорит Деви: «О Царица Богов, наслаждение женщиной обретается даже в физическом отсутствии шакти. При полной поглощенности ума воспоминаниями о поцелуях и объятиях тебя переполнит блаженство». В этом священном трактате приводятся краткие наставления по визуализации совершаемой майтхуны как одного из духовных методов.
17
Фёрштайн Г. Энциклопедия йоги.
18
Промежуточный этап овнутрения вамачарских практик представляет известная техника, когда тантрист пребывает на протяжении сорока дней в комнате наедине с женщиной без сношения, создавая все условия для возбуждения и производя сублимацию на энергетическом уровне: весь период они продолжают сидеть напротив друг друга без малейших физических контактов.
19
В русском переводе данный текст известен преимущественно с комментариями Ошо, и именно он вероятнее всего послужил основой для создания ошовской концепции ‘sex-auto’, где развита идея санньясы как переживания непрерывного оргазма благодаря практике самоудовлетворения: “The Secret of Secrets”, V. 2, Discourse 15 (Puna, India).