Страница 47 из 75
После объединения двух Германий поначалу много говорилось о счастье осей – восточных немцев. Потом эти разговоры затихли, будто этих немцев и не существует. А ведь нам было бы важно знать, что там происходит. Но вся российская пресса, не говоря уж о ТВ, умолчала о красноречивом докладе, опубликованном в 1994 году: за четыре года после поглощения ГДР рождаемость на этих землях упала более чем вдвое! Как сказано в сообщении агентства «Эфе», излагающем данные доклада, «социальная нестабильность и отсутствие будущего привели к головокружительному росту добровольной стерилизации восточных немок – более чем на 2000% за четыре года».
Вообще поразительно замалчивание опыта реформ в странах бывшего соцлагеря. Казалось бы, должно быть иное: дескать, смотрите, они сделали так, а мы – эдак, и вот сравнение результатов. Но этого нет. Народу навязывается, буквально навязывается чьё-то мнение, внедряемое в практику в чьих-то узкокорыстных интересах, а преподаётся оно как панацея от всех бед. Например, опыт стран Центральной и Восточной Европы опровергает популярный в России тезис о пользе неравенства, якобы необходимого для повышения хозяйственной активности при переходе от командной экономики к рыночной. Он показывает, что за определёнными пределами поляризация доходов не только не стимулирует экономического роста, но и препятствует ему. Процессом расслоения общества по доходам надо руководить! В Чехии, Словакии, Польше, Венгрии и Словении среднедушевые доходы 10% самых богатых семей превышают соответствующие доходы самых бедных не в десятки раз, как в России, а в 4,5–5,5 раза, а стартовали они с разницы, как и у нас, в 2,5–3 раза.
Почему об этом помалкивают наши реформаторы? Очевидно, у них другие цели, нежели у их венгерских, чешских, польских коллег.
Один из лозунгов реформаторов, поднятых на щит средствами массовой информации – тотальная либерализация внешнеэкономической деятельности, как решающего фактора успеха реформ. А вот в странах Центральной и Восточной Европы успех был достигнут, наоборот, потому, что движение к открытости сочеталось с постепенностью в отмене ограничений, строгим контролем за идущими процессами и за действиями субъектов хозяйствования. Там отмена валютных ограничений была взвешенной и поэтапной.
В отличие от России, с самого начала в этих странах ввели правило обязательной продажи экспортёрами государству 100% валютной выручки. Только по мере укрепления валютного положения предприятия получали право открывать валютные счета в национальных коммерческих банках. В Венгрии, Польше и Чехии указанное правило было отменено лишь через 5–6 лет после начала реформ; так, в отличие от России, удалось избежать «валютизации» платежного оборота.
Надо отметить, что персонал СМИ оказался на удивление хорошо подготовленным к ведению такой работёнки. Этому, видимо, способствовали заблаговременные усилия по изданию в СССР уже в 1970-е годы большой серии книг, бывших по сути дела учебными пособиями по манипуляции сознанием (с названиями типа «Техника дезинформации и обмана», «Психологическая война», «Манипуляторы сознанием» и т. п.). В предисловиях они представлялись как книги, разоблачающие методы буржуазной пропаганды, но, в общем, это были довольно детальные описания этих методов (таких описаний для разоблачения не требовалось). Зато практически не было литературы, посвященной защите от этих методов. В общем, персонал, владеющий методами манипуляции, в СССР имелся, и в годы перестройки он смог, наконец, применить свои знания и умения.
В дальнейшем этот персонал как особая социальная группа только укреплялся. После довольно жёсткой кадровой чистки корпус журналистов в целом представляет собой вполне однородную группу, строго соблюдающую «правила игры». Те журналисты, которые находятся в оппозиции к режиму реформаторов, практически вытеснены из сообщества или занимают в нём маргинальное положение.
Радикальные тележурналисты, стоящие на антикоммунистических позициях, продолжают углублять раскол – используя вверенные им технологии, внедряя в сознание, укрепляя и эксплуатируя ложные стереотипы. Радикальные коммунистические журналисты ничуть не лучше, но их просто мало. В общем, раскол привёл к возникновению двух тоталитарно мыслящих групп, которые игнорируют существование противника и не принимают его интересы как допустимые. В последнее время некоторые газеты, правда, стали излагать более сбалансированные мнения, но журналисты в массе своей настолько уже подпали под обаяние разнообразных демократических идей, что крен всё же заметен. Известно, «запрограммированным» человеком даже руководить не нужно; сам всё скажет, как надо.
Но газеты – газетами, а вот вопрос о роли телевидение в формировании человека и, значит, общества – один из важнейших вопросов в России – не обсуждается никак. Разговор если идет, то только о праве вещания: кто владеет тем или иным каналом. А уж чего он там народу бормочет, и зачем – не тема для обсуждений.
С.Г. Кара-Мурза пишет:
«Деятели телевидения и философы-демократы ни разу не объяснились с обществом, даже после расстрела людей у дверей телецентра в 1993 года. Никто не поставил вопрос: почему толпы людей несколько лет с яростью рвались к дверям телецентра, чтобы сказать что-то. Телевидение получило мощную охрану с надёжными пулемётами, и больше его деятелей ничто не волнует».
С самого начала реформ, взявшись поддерживать радикальное крыло реформаторов, влиятельные журналисты превращали ТВ в институт, который демонстративно обслуживает богатое меньшинство. И теперь свою победу они демонстрируют нам всеми средствами художественного воздействия. Реальная жизнь народа появляется только в кадрах, живописующих какие-либо катастрофы.
Не зря в феврале 2002 года министр Лесин заявил с трибуны Госдумы, что «сейчас … рынок информации становится таким, каким и должен быть: экономическим»!
Сегодня 34,7% населения имеют доходы меньше 40 долларов в месяц, 23,2 – поднялись чуть выше бедности, но пока значительно ниже среднего уровня (67 долларов), 20,5% имеют доход от 100 до 200 долларов, 14,6 – от 200 до 300. Нам могут возразить, что далеко не все доходы учитываются статистикой. Но подавляющая часть скрываемых или нерегистрируемых доходов приходится как раз на наиболее обеспеченные слои общества.
Скажите, положа руку на сердце, вы верите, что при «экономическом» информационном рынке у бедняков есть возможность донести свои проблемы до власть имущих? А если они не могут этого делать, то каково будет понимание проблем нашей богатой элитой?
Вот мнение М.Г. Делягина («Независимая газета». 11.04.01):
«Длительные усилия по формированию сознания изменяют сознание элиты, и оно становится другим, чем сознание общества. В ситуации, когда способ мышления и мировоззрение элиты отличаются от наиболее распространённого в обществе, элита отрывается от него и теряет эффективность. При этом исчезает смысл демократии, так как идеи и представления, рождённые в низах общества, уже не диффундируют наверх по капиллярным системам общества, а просто не воспринимаются элитой.
В результате потенциал демократии съёживается до совершенно незначительных размеров самой элиты».
Все эти качества общества, «воспитанного» российским телевидением, проявились уже в конце 1980-х. Но за прошедшие годы способы манипулирования становились всё более грубыми и жёсткими, а дифференциация общества – все более вопиющей.
Динамика изменений пока что очень неблагоприятна.