Охота за невестой

Гидеон поднялся, продолжая улыбаться. Он приветствовал Беркли поклоном:

– Доброе утро, милорд.

– Доброе утро, – последовал кислый ответ.

– Вы принесли присягу, лорд Беркли, – сказал Гидеон любезно.

И тут началось. Он оказался именно таким адвокатом, каким Пруденс его себе представляла. Он был безжалостен, резок, не давал спуску свидетелю до тех пор, пока не выжимал его, как тряпку, и не получал от него желаемого ответа. Сэр Сэмюел возражал, и некоторые его возражения встретили поддержку судьи, но Гидеон, едва слышно пробормотав, что снимает очередной вопрос, начинал все снова.

Пруденс замерла, когда, наконец, было произнесено имя ее отца.

Она видела, как он резко поднял голову, будто удивился, но дальше смотрела только на Гидеона, пока он разоблачал всю систему подлога и вымогательства и обвинил так называемую компанию в том, что она не имеет легального статуса и, следовательно, ее непомерные требования помесячных денежных выплат ничем не обоснованы. Наконец речь зашла о залоговом письме на дом на Манчестер-сквер, 10.

И когда лорд Беркли превратился в пыхтящее, потеющее и невнятно что-то бормочущее существо на свидетельском месте, Гидеон снова обрел свои очаровательные и учтивые манеры и сказал:

– Смею ли я предположить, лорд Беркли, что вы никогда не имели намерения строить Транссахарскую железную дорогу? Я бы хотел спросить вас: скольких еще своих друзей вы убедили вложить средства в столь сомнительное предприятие? Кто еще обязан выплачивать деньги вашей несуществующей юридически компании и закладывать свою собственность?

– Это поклеп, сэр! – закипятился граф. Он обратил взгляд к судье: – Я взываю к вам, милорд.

– Сэр Сэмюел? – обратился судья к его адвокату. Адвокат Беркли тяжело поднялся на ноги. Его скрипучий голос теперь звучал устало и отрешенно:

– Я бы попросил прервать заседание суда, чтобы у меня было время проконсультироваться с моим клиентом, пока мы будем изучать документы, о которых идет речь, более внимательно и подробно, м'лорд.

Судья стукнул молотком.

– Заседание суда возобновится в два часа.

Гидеон вернулся на свое место. Пруденс смотрела на него. Лицо его было бесстрастным, глаза казались невыразительными. И она поняла, что именно это безжалостное и бесстрастное лицо Беркли видел все время, пока Гидеон его опрашивал. Такое лицо могло привести в ужас самого сильного духом и чувствующего себя правым свидетеля. Потом его лицо утратило это выражение и он снова улыбнулся ей и легко коснулся ее руки, проходя мимо стола, за которым она сидела.

– Думаю, все идет хорошо, – сказал он. – Боюсь только, что мы не успеем съесть что-нибудь приличное за ленчем, так как вы не сможете снять вуаль на публике, но я приготовил нечто вроде пикника в своей конторе.

– А мои сестры?

– Они приглашены. Тадиус доставит их, как только зал суда опустеет и вокруг не будет любопытных глаз.

Когда они выходили из здания суда, Пруденс смотрела прямо перед собой. Журналисты выкрикивали какие-то вопросы, но Гидеон их игнорировал и крепко сжимал ее локоть, пока они не оказались на улице, где их ожидал наемный экипаж. Однако не было уверенности в том, что вокруг все безопасно. Как только они оказались в кебе, Гидеон попросил кебмена гнать что есть силы. Щелкнул кнут, и лошадь рванулась вперед.

Пруденс глубоко вздохнула и подняла вуаль.

– Я в ней задыхаюсь, – пожаловалась она. – Теперь мы в безопасности?

– В полной безопасности. – Он повернулся на сиденье, чтобы видеть ее лицо в тускло освещенном экипаже. – Как вы переносите все это?

– Лучше, чем Беркли, – ответила она. – Вы его уничтожили.

– Почти уничтожил, – ответил он серьезно.

– Надеюсь, вы с ним покончите? – спросила она, и сердце ее взволнованно забилось.

– Мне нужно, чтобы ваш отец помог мне прикончить его.

– О!

Теперь Пруденс поняла. Ее отец должен был подтвердить, что человек, которого он считал другом, втянул его в сомнительную аферу и вынудил вложить средства в несуществующий проект, предназначенный только для одной цели – очистить карманы своего так называемого друга. Если отец будет настаивать на том, что его друг никогда не вводил его в заблуждение, что он всегда понимал все мотивы его действий и добровольно и охотно отдал ему залоговое письмо на свой дом, их дело будет проиграно. Защита ничего не сможет сделать. Действия Беркли не могут быть сочтены обманом, а документы подложными, если тот, кого можно было бы счесть обманутым и пострадавшим, будет утверждать, что на самом деле этого не было.

Констанс и Честити молча слушали объяснения сестры. Гидеон обносил их сандвичами с крабами и омарами и стаканами шабли «Премье Крю» и отвечал на вопросы, но успевал внимательно наблюдать за Пруденс и порадовался тому, что она едва прикоснулась к своему вину.

Наконец он сказал:

– Пруденс, я догадываюсь, что сэр Сэмюел вызовет в качестве следующего свидетеля «Леди Мейфэра». Он не может рискнуть и вызвать вашего отца сразу после провала Беркли.

– И мое выступление должно поколебать уверенность отца в правоте его друга и заставить изменить мнение и показания.

Он кивнул: Гидеон хотел обнять и поцеловать ее, изгнать панику из ее глаз. Когда-нибудь, возможно, еще наступит время для любовных игр, но, разумеется, не сейчас.

– Очень хорошо, – сказала она. Пруденс посмотрела на сестер, потом на Гидеона. – Если не возражаете, мне бы хотелось поговорить с сестрами наедине.

– Разумеется.

Он поднялся со стула и пошел к двери, потом замешкался.

– Дайте мне знать, если решили обсудить что-нибудь, касающееся вашего выступления. Вы не должны преподносить сюрпризов вашему адвокату.

– Мы понимаем.

Он кивнул и вышел.

С минуту сестры сидели молча, потом заговорила Пруденс:

– Мы все знаем, что я должна сделать.

– Вопрос состоит в том, как это сделать, не демонстрируя всему миру, кто ты, – сказала Констанс.

– У меня есть идея, – вступила в разговор Честити.

Пруденс казалось, что сейчас в зале суда гораздо жарче, чем было утром. Голоса звучали более оживленно, она постоянно чувствовала на себе любопытные взгляды, и так продолжалось все время, пока не появился судья. Сердце ее учащенно билось, а вуаль казалась еще более удушающей. Она не сомневалась, что щеки ее пылают, а на лбу выступили бисеринки пота. Однако Гидеон казался таким же спокойным и расслабленным, когда сел рядом с ней. Напрасно она пыталась собрать все свое мужество и обрести спокойствие.

Беркли был красным как свекла, и Пруденс подумала, что он слишком увлекся возлияниями за ленчем.

Он тяжело дышал и перешептывался со своим советником. Ее отец выглядел бледнее обычного и сидел позади Беркли очень прямо, глядя на помост с судейским креслом.

– Прошу встать.

Все поднялись со своих мест, а судья сел в свое кресло, поправил парик и вопросительно оглядел зал суда.

– Сэр Сэмюел?

Адвокат поднялся с места и объявил:

– Мы вызываем на свидетельское место «Леди Мейфэра», м'лорд.

– Вы хотите сказать, что вызываете само издание? – Судья недоверчиво уставился на адвоката.

– Мы вызываем представителя этого издания, м'лорд. Эээ... – Он сделал выразительную паузу, которая должна была подчеркнуть его пренебрежительное отношение к газете. – Мы вызываем леди, как мы представляем это, м'лорд, предпочитающую, чтобы ее называли Мадам Мейфэра.

– Странно, – заметил судья. – Может ли издание быть приведено к присяге?

Гидеон поднялся на ноги.

– Представительница издания может принять присягу, м'лорд. Могу привести в пример прецедент – дело Ангус против «Нортхэмптон гералд», год 1777-й.

Судья нерешительно кивнул.

– У вас есть возражения, сэр Сэмюел?

– Нет, м'лорд. Я полагаю, что свидетель – член человеческого общества.

Это заявление вызвало шушуканье в зале. Пруденс смотрела прямо перед собой сквозь густую вуаль. На лице Гидеона не дрогнул ни единый мускул.