Невеста-заложница

Да, у Порции появилась наконец возможность как следует разглядеть противника. И убедиться в ужасной, неоспоримой истине: армия роялистов не выстоит в этом бою.

Мало того, что она значительно проигрывает в численности: столь неожиданная атака, захватившая их врасплох, окончательно лишила сторонников короля надежды на победу.

Но в данный момент Порцию интересовал лишь тот небольшой участок, на котором расположились цепи под командованием Декатура. Отсюда трудно было различить отдельные лица, однако Руфус наверняка находился там, среди верных ему людей, и бился вместе с ними не на жизнь, а на смерть.

В следующий миг ей в глаза бросился штандарт Декатура: гордый орел рода Ротбери раскинул крылья над хаосом битвы. И ей до боли захотелось оказаться там, чтобы рука об руку со своими товарищами принять неравный бой. Она по глупости упустила последний шанс выяснить отношения перед боем, и теперь ей не суждено развеять ужасный, несправедливый гнев Руфуса и по праву занять свое место рядом с возлюбленным, рядом с отцом ее нерожденного ребенка. И Порции казалось, что желание оказаться рядом с Руфусом так велико, что вот-вот взовьется могучий вихрь и перенесет ее на своих чудесных крыльях на поле брани.

Однако ничего не случилось, она все еще сидела на своем суку: распахнутые глаза взирают на страшную резню, дрожащие руки инстинктивно прикрывают пока еще плоский живот, а сердце замирает от невыразимого, невыносимого ужаса.

Люди падали один за другим, и Руфус ничего не мог с этим поделать. Вот рухнул бездыханным старый Джордж, человек, так долго бывший его наставником. Благодаря ему юный Декатур научился быть искусным полководцем и стратегом, которому не страшны никакие испытания этой жестокой жизни.

Руфус, ослепленный, отупевший от реявшей повсюду смерти, прорубился сквозь кровавый хаос и подхватил обмякшее тело. Поздно: Джордж погиб, и его невидящие глаза равнодушно смотрели на рыжее от пожарищ небо, и вместе с алой горячей кровью его тело покинула открытая, честная душа мудрого, любившего жизнь человека.

Руфус закрыл Джорджу веки и выпрямился. Аякс, нервно кося глазами, пританцовывал на месте. Руфус вскочил в седло и повернул боевого коня назад, в самую гущу схватки. На его глазах Пола, державшего штандарт Ротбери, вышиб из седла какой-то проворный мятежник. Аякс, повинуясь поводьям и шенкелям, пронес своего хозяина к поверженному знаменосцу.

Не слезая с коня, Декатур наклонился и выхватил древко из мертвых пальцев Пола. Теперь его целью стало сохранить как можно больше людей, верных древнему штандарту с орлом. Тех, кто не побоялся разделить со своим лордом жизнь отщепенцев, людей вне закона, тех, кто воспринял совершенную по отношению к Ротбери несправедливость как свою собственную. Он, Руфус, втянул простых солдат в сечу ради личной выгоды и остался перед ними в неоплатном долгу — и перед живыми, и перед мертвыми — за восстановление попранной чести рода Ротбери.

И он носился в самой гуще боя, как ангел смерти. Он сносил головы своим противникам и всегда оказывался именно там, где его людям приходилось тяжелее всего — и каждый раз вселял в их сердца надежду. И все это время Руфус не прекращал поисков. В этой жуткой сече он по-прежнему оставался целым, без единой царапины, как часто бывает с человеком, одержимым какой-то целью. Не обращая внимания на свистевшие у лица пули, на острые сабли, готовые нанести смертельный удар, Руфус упрямо прокладывал себе дорогу сквозь разрушение и смерть, пока не различил наконец штандарт Грэнвиллов.

И вот перед ним Като, маркиз Грэнвилл, верхом на сером жеребце, привстал в стременах и громкими криками подбадривает своих людей, которым предстоит последний, решительный бросок: он раз и навсегда положит конец армии роялистов!

— Здесь, на Марстон-Мур, мы бьемся за кровные права лучших граждан нашей страны! — Звучный голос Като разнесся над распаленной толпой, которая отвечала яростным ревом.

Мятежники решительно двинулись на остатки королевской пехоты, и Като дал шпоры коню, чтобы возглавить атаку. Руфус Декатур направил Аякса наперерез серому скакуну.

Грэнвилл, похоже, смешался — но всего лишь на краткий, едва уловимый миг. Вот его взор обрел прежнюю ясность, он железной рукой усмирил могучего жеребца, и враги сошлись лицом к лицу в небывалом спокойствии — даже шум боя больше не тревожил их слух.

— Декатур, — промолвил Грэнвилл в напряженной, душной тишине, окружившей этих двоих и отрезавшей их от остального мира.

— Грэнвилл.

На более учтивое приветствие ни один из них не рассчитывал. Руфус решительно развернул Аякса и поскакал в сторону от общего боя. Като следовал за ним, как тень. Обоих противников захватили жестокие чары близкой развязки кровной вражды, которая с раннего детства окрасила их жизнь в черные цвета, стала руководить их поступками, решениями и привязанностями.

Вскоре всадники достигли относительно тихого уголка — грозный шквал атаки пронесся здесь примерно полчаса назад. Не говоря ни слова, как по команде, оба остановили коней и спешились.

Руфус воткнул в мягкую землю свой штандарт, скинул шлем и нагрудные латы. Като также снял доспехи, и вот двое мужчин встали друг перед другом в одних камзолах.

— Мечи? — Голос Като звучал сдержанно, едва ли не безразлично. — Или мечи и кинжалы?

— Как угодно, — отвечал Руфус с такой же чопорностью.

— Стало быть, только мечи, — решил Като. Он демонстративно вытащил из ножен на поясе свой кинжал и отшвырнул подальше.

Руфус поступил так же и обнажил меч. Поединок начался.

Порция не понимала, что заставило ее покинуть свой наблюдательный пост. В эти сумасшедшие минуты она действовала неосознанно, повинуясь чутью и инстинктам. Ясно было одно: королевская армия проиграла бой. Это было сокрушительное поражение — такой крах, после которого король утратит власть над северными провинциями, если не над всей страной.

А еще Порция понимала, что где-то посреди этой кровавой сечи ей следует отыскать Руфуса. Пусть речь идет об истерзанном бездыханном теле — не важно. Значит, больше ей ничего не осталось. Горе ее будет безгранично, но если она сумеет отыскать и похоронить тело — это дарует ей хотя бы некое подобие душевного покоя. Ведь некогда Руфус любил ее. И теперь она носит под сердцем частичку своего любимого.

Итак, Порция двинулась через поле боя при Марстон-Мур. На небе проступили бледные звезды. Западный край небосвода все еще освещали последние лучи солнца. Она двигалась от тела к телу, обходя раненых и уцелевших. Порция не слышала стонов тех, кто умирал от ран, не обращала внимания на ржание испуганных лошадей, потерявших всадников. Девушка шла и шла, пока не увидела, как ветер колеблет штандарт Ротбери.

И тогда ее ушей достиг звон стали, ударявшейся о сталь. Это был первый звук, пробившийся к ней из охваченного агонией внешнего мира. Она различала даже приглушенный топот сапог по мягкому дерну, но голосов дерущихся все равно не было слышно.

Тот же инстинкт, что заставил Порцию спуститься с дерева, повел ее на звуки поединка: она двигалась совершенно неслышно, скрываясь среди сгущавшихся вечерних теней.

Вот и они: двое мужчин, захваченных страшным танцем смерти. Их мечи, словно две серебристые рыбины, стремительно взлетали в воздух, сталкивались, уклонялись, скупо поблескивая в сумерках. Огромные, сильные тела как бы утратили для наблюдателя свою материальность: в обманчивом отсвете заката они напоминали танцующих духов — ужасных и прекрасных одновременно.

И в этот миг к Порции возвратился весь ужас и боль реальности: она поняла, что Руфус жив, он не покинул этот мир. Как не покинул его и Като. С глаз будто спала пелена: вот они, противники один другому под стать, и совершенно ясно, что их поединок не кончится добром. Один из них сегодня умрет, а может, умрут оба.

Вспышка ярости мгновенно задушила в Порции все прочие чувства. Неужели они не понимают, как нужны своим близким? Неужели им не ясно, как много людей нуждается в них, в их силе, заботе, в их любви?! Неужели этим двоим невдомек, что они в долгу перед теми, кто подарил им свое доверие и любовь, кто позволил им идти по жизни, черпая силы в этом доверии и любви?!