Невеста-заложница

— А как же, в кувшине вон в том углу, — И он кивнул на заднюю стенку палатки, где в лохани с ледяной водой выстроились в ряд глиняные кувшины.

Порция с жадностью пила молоко прямо из кувшина. Холодное, свежее, его только этим утром надоили от нескольких коров, обнаруженных в небольшом хлеву у края долины. Это, конечно, были коровы Грэнвилла, которых выгнали на выпас. И теперь тем, кто сидит за стенами крепости, не достанется ни капли молока. Порция поставила кувшин на место и задумчиво опустила палец в холодную воду. Что должен чувствовать человек, лишенный воды? Человек, каждый день вынужденный экономить жалкие капли и понимающий, что даже им вот-вот придет конец?

Даже если бы Като сумел воспользоваться тайным ходом для своих лазутчиков, они не в состоянии доставить в замок достаточное количество воды. И с каждым днем маркиз со все большим отчаянием будет всматриваться в окрестные горы в ожидании, что кто-то придет ему на выручку. Но ни у Фэрфакса, ни у Левена не найдется сейчас ни времени, ни свободных людей, чтобы помогать какому-то замку — обоим приходится несладко после разгрома под Йорком.

Из полумрака просторной палатки Порция внимательно разглядывала ров — он очень обмелел. Паводок давно спал, и вот уже шесть недель не было дождя. Сквозь тонкий слой воды был ясно виден ил на дне. Если она залезет в воду, то окажется так низко, что ее сможет заметить лишь человек, стоявший прямо на краю рва. А пикеты никогда не спускаются к самому краю. Они обходят вокруг лагеря и по валу надо рвом и при этом смотрят только прямо или наверх, на передвижения на крепостных стенах. К тому же дым от смоляных костров послужит дополнительным укрытием.

Спускаться в ров прямо напротив моста слишком рискованно. Там Декатур расставил больше всего часовых. Но чуть в стороне, к примеру напротив утиного острова… Там обычно намного темнее, и свет от лагерных костров туда почти не проникает. Если там Порция заберется в воду, а потом поплывет, держась возле самого берега, то вряд ли ее смогут заметить. А тайный ход находится как раз под мостом. И хотя сейчас он поднят, массивная опора даст достаточно тени, чтобы Порция спокойно успела проникнуть внутрь.

Ее почти не удивило, что этот план сложился в голове как бы сам по себе, еще до того, как она успела принять окончательное решение. Необходимость побывать в замке и повидать Оливию и Фиби казалась совершенно естественной и жизненно важной. Она должна была убедиться, что с подругами не случилось ничего плохого, и ей необходимо было хоть с кем-то посоветоваться о собственном состоянии. В конце концов, эти девушки не имеют ни малейшего отношения к проклятой войне и тем более к сваре между Като и Руфусом. Она не предаст Руфуса, если просто поговорит с ними. Ведь он понял это однажды… и смирился с тем, что ей это действительно нужно. А с тех пор все осталось по-прежнему.

Порция начала готовиться к вылазке с той же целеустремленностью и обстоятельностью, с какой накануне составляла план. Прежде всего, она поменялась дежурствами с Полом, который был только рад избавиться от самой утомительной смены между полуночью и четырьмя часами утра. Руфус ничего не имел против ее ночного дежурства и того, что сразу после ужина Порция отправилась спать, тем более что он отлично проводил время с принцем Рупертом и его офицерами.

Когда Руфус в двенадцатом часу пришел в палатку, Порция прикинулась спящей, хотя, конечно, ей было не до сна. Декатур не стал зажигать свет — ему было достаточно смутных отблесков факела, проникавших через полог у входа. Порция не боялась, что он станет беспокоить ее за полчаса до начала караула, и затаилась на узкой койке, вслушиваясь, как Руфус снимает сапоги. Даже теперь она чувствовала на себе его взгляд и то, как он ловит ее ровное дыхание… Но вот наконец Декатур отьернулся, и девушка облегченно перевела дух, чутко улавливая каждое его движение в тесном, напоенном травянистым ароматом пространстве палатки.

Она представляла себе Руфуса так же ясно, как если бы следила за ним при свете дня. Любовь и страстное желание обострили чувства. Вот он расстегнул перевязь, вот возится с пряжкой поясного ремня, расстегивает рубашку… вот привычным, резким и решительным движением вытаскивает полы рубашки из штанов. Перед ее закрытыми глазами предстала широкая грудь с плоскими твердыми сосками, рыжие жесткие волосы, густой полосой спускавшиеся к подтянутому мускулистому животу и ниже, еще ниже… Вот он стаскивает с себя штаны, нетерпеливо стряхивает их с ног и расстегивает подвязки на чулках.

Узкая походная кровать жалобно заскрипела под его огромным телом, и Порция точно знала, что Декатур улегся спать в исподнем. Чего никогда бы не случилось, если бы он лег с ней рядом… Она невольно улыбнулась. Мысль о том, что Руфус целомудренно почивает в нижнем белье, если не имеет возможности разделить с ней ложе, приятно щекотала самолюбие.

Глаза вдруг стали слипаться — так подействовало на Порцию сонное, глубокое дыхание Руфуса. Забытье уносило ее прочь, покачивая на легких лебединых крыльях…

Она вскочила как ужаленная: Руфус ласково держал ее за плечо, а сквозь полог доносился хриплый шепот разводящего, окликавшего ее по имени.

— Ты спала как мертвая, — чуть слышно промолвил Руфус.

Порция невольно застонала. Нет, это невыносимо… Ее разбудили слишком внезапно, прервав самый первый, самый сладкий сон, и истерзанный организм откликнулся немедленным приступом тошноты.

— Ты лучше не вставай. Я сам за тебя подежурю, — предложил Руфус.

— Нет… нет… — Она выпрямилась, стараясь поскорее избавиться от липких тенет забытья. — Нет, это моя обязанность, и я сама с ней справлюсь. — Девушка решительно скинула одеяло и спустила ноги с кровати, изо всех сил надеясь, что дурнота не одолеет ее прямо тут, в палатке.

— Порция, ты не заболела? — В голосе Руфуса слышалась тревога.

— Нет… нет… — Она порывисто тряхнула головой. — Просто слишком противно просыпаться вот так, среди ночи. — И Порция потянулась за штанами, висевшими в изножье кровати. В последнее время она взяла в привычку ложиться спать в одежде, снимая только штаны, и теперь оставалось лишь продеть в них ноги, натянуть сапоги — и все готово.

Порция осторожно поднялась с кровати. Все поплыло перед глазами, желудок свело болезненном спазмом. Пришлось закусить до крови щеку, чтобы эта боль пересилила дурноту и позволила застегнуть перевязь. Сабля и кинжал лежали под рукой и легко скользнули в ножны. Опираясь на палаточный шест, Порция взялась за сапоги.

Руфус лежал приподнявшись на локте и напряженно следил за ней в сумраке палатки. Он чувствовал, что здесь что-то не так. Неужели во всем виновато лишь неожиданное пробуждение? Внутренний голос твердил, что Порцию следует немедленно уложить обратно в постель. Однако если он будет настаивать, то рискует лишить ее того уважения, которого девушка с таким трудом добилась среди солдат. Она ни за что не желала никаких поблажек, и одно или два предложения подменить ее на посту были отвергнуты с возмущением и чуть ли не обидой.

Вот Порция спрятала саблю в ножны, а кинжал за голенище. Она настолько овладела собой, что сумела улыбнуться на прощание и послала воздушный поцелуй, прежде чем выскользнула из духоты палатки.

Руфус остался один; он лежал в глубокой задумчивости, закинув руки за голову, и не мог справиться с тревожным чувством, для которого вроде бы не должно быть никаких оснований.

Порция кивнула разводящему, который ее разбудил, и направилась к границе лагеря. Ей предстояло заменить стоявшего здесь на посту солдата. Этот пост она нарочно выбрала для своих целей: сюда никогда не назначали двоих, и потому он как нельзя лучше подходил для осуществления дерзкого плана. Основная деятельность была сконцентрирована на том краю лагеря, что смотрел на замок, а с этой стороны, обращенной к горам и к лесу, царили тишина и безлюдье. Солдатам нечего было здесь делать. Рядом не проходил ни один из маршрутов ночных дозоров. И никто не успеет заметить, что в эту ночь назначенный на пост часовой исчезнет на час или даже на два. Конечно, трудно было предусмотреть все случайности, но Порция верила в удачу и в то, что идет на оправданный риск.