Затон

Из кинотеатра они вышли в роскошную теплую ночь, и Митя как-то неуверенно предложил:

Может, погуляем еще?

Нет, Митя. Тебе завтра к восьми на работу, да и я уже устала. Сегодня был сумасшедший день. Отвези меня в гостиницу, пожалуйста.

По ночному случаю до гостиницы они докатили достаточно быстро. Митя подрулил к парадной лестнице «Европейской».

Ну, пока. Завтра созвонимся. – Он протянул для прощания дощечку ладони. – А послезавтра начинаем нырять.

Пока. – Она чмокнула его в щеку и выпорхнула из машины.

Взяв на стойке ключ от номера, Анна заметила открытые двери лифта и, ускорив шаг, в последний момент успела заскочить в него. Аккуратненько протиснувшись к задней стенке, чтобы не мешать тем, кто выходит раньше, она вдруг уперлась взглядом в вызывающе-наглые глаза соседа-австралийца. Он тут же склонился в почтительном поклоне.

О-о, королева Анна…

Ей хотелось сказать ему что-то дерзкое, обидное, но она не видела его лица, одну лишь блестящую лысину, отражающую свет не хуже окружающих их зеркал. Она смотрелась в эту покорно склоненную перед ней голову, как завороженная, и чувствовала, что ей хочется опять, как тогда, бежать по льняной, пружинящей под ее ногами дорожке, взбирающейся к звездам, и лететь, лететь… И прыгать со звезды на звезду… И этих чудесных, волшебных превращений тоже хочется…

«Черт возьми, я не знаю, чем этот ублюдок меня прошлый раз напичкал, психотропами, нейролептиками или еще какой-нибудь гадостью, но… Но я опять хочу этого. И… и еще… я хочу опять стать свиньей…» – Поняла Анна, облизнув шершавым, высохшим языком почему-то растрескавшиеся губы.

Мелодично тренькнув, лифт остановился и раскрыл двери. Анна повернула голову. В лифте уже никого не было, кроме них с Леймоном. Царственной походкой, горделиво вздернув подбородок, она вышла из лифта и, слегка повернув голову назад, небрежно бросила через плечо австралийскому физику, так и стоящему в лифте в позе смирения и раскаяния:

Я совершенно не хочу есть. Но от чашки хорошего чаю не отказалась бы.

Поутру Леймон оказался самым настоящим воплощением нежности, почтительности и заботливой предупредительности, граничащей с фанатизмом. Едва проснувшуюся Анну уже ждала чашка дымящегося, раскаленного кофе и бокал холодного свежевыжатого сока. Он даже вызвался проводить ее до машины, узнав, что ей придется уехать сейчас по делам. «А он неплохой парень, – подумала Анна, – зря я его так в прошлый раз».

Прошу вас, моя королева… – Леймон вознамерился было раскрыть перед нею тяжелую стеклянную дверь, но его опередил швейцар.

Анна едва сдержалась, чтоб не расхохотаться. Физиономия у бородатого стража ворот стала сердитой и обиженной. Простую учтивость галантного кавалера он воспринял как покушение на свои права.

Кинув:

До вечера, Леймон. – Она выпорхнула на площадку перед входом и уже ступила на верхнюю ступеньку лестницы, когда он окликнул ее.

О, королева Анна! Одну минуточку.

Замерев на месте, она повернулась к нему:

Да?

Одну минуточку, моя королева. – Подойдя к ней, он положил одну руку на плечо и слегка развернул Анну в сторону, а второй указал в этом направлении. – Обратите внимание, моя королева, какое замечательно красивое здание.

Анна упорно вглядывалась туда, куда указывала рука Леймона, но ничего замечательного там не видела. Коробки, как коробки.

Где же? – раздражаясь, спросила она.

Неожиданный звонкий грохот бьющегося стекла заставил ее, дернувшись от испуга, обернуться назад. Огромная стеклянная дверь, только что распахивавшаяся перед нею, грудой мелкого крошева лежала на полу. А рядом, раскрыв от удивления обволосатевший красный рот, стоял ничего не понимающий швейцар. Она посмотрела внутрь холла и увидела, что к ним бегут люди в гостиничной униформе. Один из них как будто споткнулся метрах в пяти от стеклянной груды, остановился и присел на корточки, вглядываясь в мраморный пол. Не обращая внимания на галдящую вокруг толпу, Анна перебралась через груду битого стекла и подошла к сидящему на корточках человеку, ковыряющему пальцем мраморную плиту. В середине плиты красовалось маленькое круглое отверстие, от которого во все стороны разбегались лучи трещин.

Человек поднял голову, внимательно поглядел на Анну и, непонятно чему улыбаясь, произнес:

Пуля…

Это в меня стреляли, – сцепив челюсти, чтобы не стучать зубами от страха, выдавила из себя она. – У вас есть черный ход?

Человек подал ей руку, и они побежали. Юркнули в зал ресторана, проскочили на кухню, поплутали по каким-то коридорам, переходам, складским помещениям и выскочили на улицу. Взмахом руки человек остановил машину, распахнул перед Анной дверь и пожелал ей:

Удачи тебе, сестренка!

Анна успокоилась, когда они уже миновали центр и выехали на шоссе, ведущее с севера на юг, основную и, по сути, единственную магистраль в городе. Она набрала Митин номер.

Привет! – весело ответил ей «малолетний разбойник».

В трубке что-то стучало и гремело, как и в первый их телефонный разговор.

Привет, Митя. Ты еще на заводе?

Да, заканчиваю с оформлением отпуска.

Я еду к тебе. Минут через пятнадцать-двадцать буду у проходной. Встреть меня, пожалуйста.

Сомнений у Анны не было – стреляли именно в нее. А этот мерзавец Леймон явно был в сговоре со стрелявшим. Он специально удерживал ее в статичном положении, чтобы стрелок имел возможность получше прицелиться. «Как бы то ни было, в отель мне возвращаться нельзя и попадаться на глаза этому ублюдку Леймону – тоже, – решила для себя она. – А я-то наивная… Чуть не влюбилась в этого проходимца. Правильно говорит мама…»

Встревоженный ее звонком, Митя уже ждал у проходной.

У тебя что-нибудь произошло?

Почему ты так решил?

Показалось… – Митя пожал острыми плечами. – Так у тебя все нормально?

Не совсем. Митя, мне нельзя возвращаться в отель. Похоже, меня пытались там убить.

Что-о?! Подожди меня здесь, я скоро. Нет… Я отвезу тебя к деду, а потом ненадолго вернусь на завод.

Вариант с дедом был, по сути, единственным. Анна подумала о нем еще по дороге. Конечно, ее могли выследить сейчас или раньше, но она предпочитала об этом не думать, а иначе с ума можно сойти со страху.

Семен Герасимович, Митин дед, не только не возражал против появления в своем доме неожиданной постоялицы, но и оказался чрезвычайно рад этому обстоятельству. Все-таки одиночество достаточно неоднозначная штука. Есть в нем и положительные моменты, но отрицательных – куда больше. А благодаря новой жиличке и внук, глядишь, чаще появляться будет.

Так оно и оказалось. Митя заезжал к деду утром, забирал Анну, а вечером они опять появлялись вместе и подолгу ужинали, слушая дедовы байки. Так прошло восемь дней. Восемь дней безрезультатных поисков. Нет, совсем уж безрезультатными их назвать было нельзя. Каждый день их команда находила и осматривала на дне Волги какое-нибудь судно или суденышко. Или же какой-то фрагмент судна. (Нельзя было исключать, что во время войны в «Св. Анну», лежащую на дне, могла попасть шальная авиационная бомба или артиллерийский снаряд и разрушить затонувший пароход).

Анна даже представить себе не могла, сколько всякого корабельного железа хранит в себе Волга. Одним словом, за эти восемь дней была сделана большая работа, а предстояло сделать еще больше. Самое главное, что временные неудачи не убили энтузиазм участников экспедиции, а наоборот – лишь раззадорили их.

Они сидели во дворе под густой, раскидистой яблоней и пили чай. С ветки, как странный экзотический плод, свисала двухсотсвечовая лампочка, отгоняя от стола густую, плотную темноту. Пес по кличке Рекс забрался под стол и лег у ног Анны (за эти несколько дней они основательно подружились), время от времени высовывая из-под стола свою здоровую мохнатую башку и клянча у нее лакомый кусочек. Ей было здесь хорошо. Так хорошо, как дома, у мамы с папой. А может быть, даже лучше.

А дайвинг… Ее так увлек сам процесс поисков, что достигни сейчас они своей цели, Анне было бы жаль расставаться с этим увлекательным занятием.