Страница 22 из 45
– А далеко это от нашего дома, если напрямки через село идти?
– Да дня четыре от села идти, на юго-запад, аккурат в сторону Степного, на лошадях и с телегами туда пустыми, может и за три доберемся.
– Ну ладно, давай домываться, и за стол.
– Ребята от еды отказались. Взяли перекусить с собой. И на телеге с запряженной в ней Соловой, отправились в ночь, к своим женам. Мы с Ефимычем пообещали быть завтра после обеда в селе, благо в рейд идти будет по пути. А потом у нас был вкусный ужин с домашними пирогами, копченым окороком, квашеной капустой и молодой редиской, ну и естественно рассыпчатой картошкой. Приняли, как полагается, по полкружечки первача и Сапер изрек:
– И чего мы все, придурки, в Полисе забыли? – видимо не понял пока, что крестьянствовать тоже не сладко, а может и понял, только уж очень его жизнь поменялась, и все воспринимается пока в «розовых тонах».
А потом я с моей ладушкой, все ускоряя шаг, направился к своему дому. А впереди нас ждала ночь, и я все не мог насытиться любовью и запахом влажного такого родного тела. И свет тускнеющего светильника, и стрекотание сверчка за печкой оставили след счастья на всю жизнь…
Утром я проснулся от ласкового прикосновения ее руки, она улыбалась и, дурачась, щекотала меня, а я взвизгивал, подыгрывая, и игра опять опрокинула нас в постель…
– Вставай, Степа, – ласково позвала она, подавая на стол завтрак. Так, а что, кстати, там, в смысле покушать? У-у… яишня с салом! Пироги матушкины разогрела, сметана, молоко. Вкуснотищяяя! А про подарок-то я забыл совсем! Выскочил в сени и, вернувшись, говорю:
– Вот, Настена, тебе из Полиса гостинец, – сказал и протянул деревянную резную шкатулку, Настя открыла ее, взглянула в зеркало внутри и тут в избе полились звуки музыки. Полонез Огинского называется мелодия, это мне Юра объяснил. Щемящие звуки полонеза, затопившие маленькую горницу, напомнили мне о том, что сейчас я опять расстанусь со своей женщиной.
Сказал, наверное, жалко улыбаясь:
– Ты, когда соскучишься обо мне, слушай эту музыку.
Ну, вот опять мы в пути, пять повозок двигаются цепочкой по бездорожью, в каждой повозке по вознице, дорогу прокладывает Ефимыч, за ним Юра, следом хуторские Петро и Костя Рябой, замыкаю обоз я со стариком Сапером в компании. После нашествия леммингов местность выглядит безжизненной, только молодая трава создает зеленый фон местности, прорезанной кое-где оврагами, да в небе залитым ярким солнечным светом парит одинокий ястреб. Встречный теплый ветер обдувает наши лица. Опустив вожжи, я расслабленно поглядываю по сторонам, голова занята мыслями о доме и о защите родного очага от городских разбойников. За старшего в обороне оставлен Митька. Сейчас он направился за реку, со стороны хутора, посмотреть и принять участие в установке ловушек. Для прикрытия хутора с северо-запада, по всем направлениям, откуда можно ожидать противника, посланы охотники, знающие местность, как собственный двор. Думаю, люди Паука не пойдут нахрапом на хутор, так что следует ожидать предварительной разведки, а вот она и послужит сигналом к полной боевой готовности. К этому времени мы обязаны освоить новое вооружение, и подготовиться к приему «гостей».
Внезапно в небе появились две точки, быстро увеличившиеся в размерах, вот это птички! Очередной сюрприз преподносит юго-запад. Заметив обоз, птицы целеустремленно сменили курс в нашу сторону. Громадная птаха с ходу пикировала на передовую повозку, другая делала разворот, заходя в тыл обоза. «Хорошая тактика», передергивая затвор автомата, успел подумать я, и сразу же выпустил короткую очередь в летящую тварь, следом загрохотали выстрелы с других повозок, но вроде пока не причинили птицам особого вреда, а только отогнали. Летучие твари, сделав разворот, описывали широкие круги вокруг обоза, так что достать их из автоматов было не вполне реально, но все же чувствовалось, попали мы в них, вон одна крыльями усиленно машет, кренит ее к земле.
Тут я вспомнил про винторез, отнятый у придорожных бандитов (почему-то я его захватил с собой, а не старую, добрую «тулку»).
Этот должен достать. Так, вот и патрончики с разрывными пулями предусмотрительно прикупленные в Полисе пригодились. Я тщательно прицелился, и тут птицы пошли на боевой разворот, прямо на нас, вторая атака! Выстрел, осечка, еще осечка, вот что значит старье. Третий выстрел угодил в летящую тварь, и она камнем рухнула перед передовой телегой, другая пошла на разворот, но следующим выстрелом я попал в нее, и она медленно спланировала на пригорок далеко по ходу движения обоза. Птичка была еще та…
Распластавшиеся крылья убитой твари уложились в девять моих шагов, нос длинный, острый, с мелкими зубами в клюве, оперенье серо-черного цвета, где каждое перо оказалось необычно прочным (клинок не пробивал покров, пробовали), поэтому и обычные пули почти не доставали до тела. Да, такая птичка могла доставить неприятности, но с людьми, кажется, еще не была знакома, поэтому и напали столь нагло. Вторая птица оказалась еще живой и яростно шипела, щелкала клювом, когда мы ее осматривали, впрочем не очень приближаясь… Добил я ее, не пожалев последний бронебойный патрон.
На ночь остановились в распадке между двумя холмами, ярко и высоко светил костер в безветренное небо. Воздух казался сегодня особенно прозрачным и звезды от этого выглядели очень большими. На костре обжаривались ломти копченой кабанятины, а в подвешенном на рогульках котелке медленно вскипал чай. Ефимыч, упершись взглядом в костер, о чем-то размышлял, Юра с Сапером обсуждали достоинства и недостатки каких-то взрывчатых веществ, а Костя с Петром свои домашние заботы. Из степи доносился голодный вой одинокого волка, и чего его понесло в степь, особенно сейчас после леммингового нашествия, все равно живности нет ни черта. Хотя, может найдет наших подбитых птичек.
Не желая больше молчать, спрашиваю:
– Юра, вот скажи, почему такие мутанты к нам лезут с юго-запада? У нас в лесу звери, как звери, а там… черт те что.
– К юго-западу во время катастрофы возможны были выбросы радиации, по-моему, чисто на запад отсюда находилась атомная станция, на Припяти. Вроде уже не функционировала, но возможно катастрофа спровоцировала ее взрыв. Вся гадость хлынула в реку, и затем вниз по течению заразила все окружающее пространство, во всяком случае, мне так кажется. Возможно, река Днепр изменила свое русло после взрыва электростанций, и вся гадость, пройдя по степи, вылилась в образовавшийся мировой океан. Мы еще не знаем даже своей территории, нет карт… Ну, меня, кажется, занесло, – сказал химик с виноватой улыбкой, – так вот радиация повлияла на окружающую среду и некоторые виды животных, такие, как эти птички или лемминги, в отсутствии людей, но при жесткой межвидовой борьбе за существование, мутировали до таких вот размеров. Возможно, эти твари и питались леммингами, но после исхода последних, когда пищи в степи стало меньше, полетели по их следам.
Юра задумчиво оглядел всю компанию, внимательно слушающую рассказчика и продолжил:
– Радиация воздействует на генный код живых организмов и бешено ускоряет эволюционные изменения в нем, из-за чего некоторые животные полностью вымирают, а некоторые приобретают дополнительную защиту от воздействия внешних факторов, например костяная броня у кабанов или зубы у этих милых птичек. При изобилии пищи эти твари смутировали до таких размеров, во втором или третьем поколении.
Юра замолчал, сделал глоток воды из своей фляжки, и тут Ефимыч осторожно так говорит:
– Молодец Юра, хорошо рассказал, только непонятно… ты уж в следующий раз по-нашему говори, по-крестьянски, можно даже на пальцах.
На следующий день Ефимычу уже пришлось искать сухие участки пути, так как топь подступала со всех сторон. Тесть пока уверенно выбирал дорогу, и колеса только по нижний край обода были запачканы грязью. Местность стала более унылой, покрытой какой-то бурой растительностью, прибавилось и комаров, но мы люди привычные, намазали лица и руки мазью, которую готовила бабка Алена – хуторская знахарка, она всех охотников в округе снабжала своим снадобьем. Так, что от комаров мы не страдали. В болоте жужжала, верещала и квакала всякая мелкая сволочь, но я думаю, водилась здесь и более крупная животина, – в одном месте полосу сухой земли пересекал мокрый след в виде непрерывной полосы полуметровой ширины, так что к болоту мы стали присматриваться внимательней.