Страница 5 из 71
— Мой господин… мой господин Абул.
Голос вывел Абула из транса. Перед ним стоял мужчина, которого он послал вслед за девушкой.
— И что же ты обнаружил? — Абул снова обрел легкость ума и тела.
Человек рассказал ему о том, что увидел и какие выводы сделал.
— Один убил из-за нее другого? — медленно произнес Абул, изо всех сил стараясь осознать сказанное. Впрочем, конечно, разные народы имеют разные обычаи, и не его дело подвергать сомнению традиции других. И, возможно, из-за этой женщины мужчина действительно может убить. Эта мысль почему-то не показалась ему такой уж дикой.
Но мужчина, совершающий убийство, не всегда получает свою награду. И что тогда?
Он поднялся с кушетки.
— Сделаем вылазку, Юсуф. Я хочу посмотреть на этот лагерь и на людей, населяющих его, своими глазами. Поедем только вдвоем. Нет никакой необходимости брать с собой военный отряд, я хочу сделать все тихо.
Служитель принес ему одежду, и внезапно Абул почувствовал себя голодным. Баня сделала с ним это и, несмотря на свое желание поскорее уехать, он неторопливо поел, отказавшись от каких-либо развлечений, кроме музыки арфы.
Те, кто прислуживал калифу, не догадывались о том, что в его крови играл огонь нетерпения.
Он чувствовал себя так, будто ему предстояло сражение и, несмотря на уверенность в успехе, внезапно познал сомнение. Свое тело он тоже приготовил должным образом, постаравшись полностью расслабиться, чтобы очистить и успокоить мозг.
Юсуф ждал его во дворике, сидя на быстром арабском скакуне. Конюх держал вторую лошадь под уздцы, она была под стать первой, Абул одобрительно кивнул. Эти лошади были выращены для быстрого и полного достоинства бега, а не для войны, где требовалась грубая сила.
У обоих мужчин с собой были только ножи, и ничего другого. Им предстоял недолгий путь — ночь была ясной, повсюду струился лунный свет, а перед ними извивалась темная дорога.
В своих покоях Айка готовила себя к визиту к мужу.
— Нафисса, ты уверена, что калиф сегодня ни за кем не послал?
— Совершенно уверена, моя госпожа, — она вплела пахучую мимозу в волосы хозяйки. Бледно-желтые цветы являли собой контраст иссиня-черным прядям.
Рука Айки застыла в воздухе над украшенными каменьями сосудами с духами: она никак не могла решить, какие больше будут созвучны ее настроению и цели. Мускус или гардения, пожалуй, несколько тяжеловаты. Если бы Абул сам горел желанием, тогда подобные ароматы подошли бы его страсти, но если она сама должна соблазнить его и наполнить желанием, то потребуется нечто более тонкое и менее очевидное. Что-то такое, что дополнило бы мимозу. Когда она подняла крышку, воздух наполнился ароматом лилий. Она нанесла пахучее масло на виски, за уши, пониже глаз и в пульсирующие точки на шее и кистях. Потом спустила платье и прежде чем затемнить красным соски, тоже смазала их маслом. Нафисса принесла ей ночную сорочку из белого газа и тяжелое парчовое одеяние, чтобы она могла закутаться в него во время путешествия в апартаменты калифа.
— Пойди, выясни, пошел ли мой господин в свои покои? Может быть, он еще ужинает.
Оставшись одна, Айка, как и днем, легла на оттоманку. Ночной ветерок приносил из сада ароматы, которые смешивались с запахами ее тела. Она посмотрела в окно на темную громаду гор, белоснежные пики которых мерцали в лунном свете. Эта ночь была создана для любви, для любви во имя успеха.
Через несколько минут Нафисса вернулась. По ее лицу Айка сразу поняла, что что-то не так.
— Моя госпожа, калиф покинул дворец, — сказала служанка, заметно нервничая. По опыту она знала, что тот, кто приносит султанше дурные вести, может здорово пострадать от ее руки.
— Покинул? — Айка поднялась, проявляя явное нетерпение. — Что ты хочешь этим сказать? А куда он уехал?
— Не знаю, моя госпожа, — Нафисса ломала себе руки. — Они с Юсуфом, моя госпожа, взяли Лошадей и уехали десять минут назад.
— Только вдвоем? — Айка зашагала по комнате, ее удовольствие от красоты этой ночи было испорчено. Абул только что вернулся из долгого и трудного путешествия. Что же заставило его уехать снова?
— Кажется да, моя госпожа.
— Так, значит, он скоро вернется, — Айка все еще хмурилась. Она пойдет в его покои и подождет его там. Но Абул очень ревностно относился к своему уединению. Ему вполне может не понравиться то, что она находится в его покоях в его отсутствие.
Нет, она просто обождет его возвращения.
— Оставь меня, — Айка знаком показала Нафиссе на дверь и снова легла на оттоманку. Пальцы ее заскользили по телу, она позволила магии ночи околдовать себя.
— Ты ведь знаешь, что должна пойти к Тарику.
Лючия встала на колени перед скамьей, на которой неподвижно лежала Сарита, лежала с тех самых пор, как умер Сандро, — если ты не придешь сама, за тобой придут другие мужчины.
Лючия коснулась плеча дочери. Это молчание сильно тревожило ее, оно было так несвойственно Сарите. Лючия ожидала злости, слез, горя, но не сознавала, как далеко продвинулись отношения между Саритой и Сандро — в этом, конечно же, надо было винить только себя. Тарик спросит с нее за это. Если бы он подозревал об их отношениях, то прекратил бы их, и они не принесли бы столько вреда. Не кто иной как Лючия, должна была знать, как обстоят дела между Саритой и Сандро. Если нужно, именно она должна была доложить Тарику об их отношениях. Теперь она боялась за себя, сознавая, что, если не позаботится о том, чтобы ее дочь повиновалась сегодня вечером вождю, ее обвинят вдвойне. Она также понимала, что Сариту невозможно будет уговорить, если она сама не захочет этого сделать.
— Выпей немного вот этого, — она поднесла Сарите чашу с вином, — это успокоит тебя и придаст сил.
Внезапно Сарита отпихнула чашу. Красное вино расплескалось, а оловянная чаша подпрыгнула. Лючия вышла из себя.
— Ты неблагодарная, глупая обманщица! У тебя нет другого выбора, как только пойти вечером к Тарику. Ну, если ты выбираешь страдания, — воля твоя. Я скажу ему, что ты не желаешь, и что я ничего не могу с тобой поделать.
Сарита, побледнев, села.
— Да, если я останусь в племени, у меня нет выбора, — спокойно сказала она. — Помоги мне уйти отсюда, мама.
Лючия уставилась на нее непонимающим взглядом. Существовать вне клана невозможно.
— Это сумасшествие, Сарита. Куда ты пойдешь?
Как будешь жить?
— Я попробую, — упрямо ответила Сарита. — Все что угодно, но не Тарик.
— Один мужчина, определенно лучше, чем сотни, — с горечью сказала мать. — Ты ведь знаешь, что только такая жизнь тебе уготована.
— Лучше пусть у меня будут сотни мужчин, чем один, у которого руки запачканы в крови Сандро, — сказала Сарита. — Помоги мне, прошу тебя.
— Ты отойдешь, забудешь о Сандро, — неуверенно сказала Лючия, — первая любовь, дитя мое. Все забывают о ней.
Сарита покачала головой.
— Даже если и так, не об этом речь. Ты хочешь, чтобы я спала с мужчиной, убившим человека, которого я любила. Я скорее убью себя.
Лючия услышала твердую убежденность в голосе дочери.
— Но ведь ты должна была предвидеть это, — сказала она, — ты же знала, что случится, и все-таки ослушалась Тарика. Даже если бы он не хотел тебя, узнав правду, воспринял бы неповиновение Сандро как вызов. — Сарита кивнула:
— Да, я знаю.
Господи, как можно объяснить слепую любовь, одержимые которой, подвергали себя такому риску? Как объяснить то, что они и жили-то только этими украденными моментами — моментами разделенной страсти?
— Помоги мне уйти отсюда, — повторила она.
Ее зеленые, как море, глаза наполнились мольбой.
— Пойди к нему и скажи, что я приду, но только тогда, когда погаснут костры. Скажи ему, что я вне себя от горя, и что я не могу показаться на улице, когда лагерь еще не спит.
— А когда он поймет, что я обманула его…
Фраза повисла в воздухе.
— Ты должна сказать ему, что я просила тебя оставить меня одну. Что я просила тебя прийти и приготовить меня через два часа. Будь с другими женщинами, дай им понять, что злишься на меня, но нисколько не сомневаешься в моем повиновении. Да и в самом деле, как может быть иначе?