Одиннадцать

– Они уже на Рытом! – безапелляционно обрезал Валентин.

– Почему ты так решил? – спросил его Старшой.

– Я знаю, мне капитан сказал, что они сегодня будут на Рытом.

– Ты же слышал, что он Ефиму сказал.

– Ну и что? Я знаю, что они там. Сегодня идти надо!

– Сегодня уже времени нет, – ответил Ефим. – По темноте, по прижимам, в окружении медведей идти я бы не советовал. Тем более, на мыс Рытый.

– Да ну, а что такого? – отозвался Валентин.

«Тебе бухануть не терпеться!» – рассердился Ефим, а вслух произнес:

– Рассуждай реально, Валя, какой смысл? Даже если они и там, ночью все равно они в море не пойдут без локатора – ничего (по времени) не выигрываем. А если их там нет, придем вымотанные и будем в палатке трястись до утра. Там такое место, просто так ещё и не переночуешь.

– Да ничего особенного в этом месте нет! Мыс – как мыс!

– Не скажи!

– А что там такое? – спросил Евгений Ефимович.

– Не знаю, как сказать. Самим увидеть надо. Бабы там вообще находиться не могут. Кто туда из баб приходил, потом умирали. Там всякое твориться такое…

– Среди нас баб нет! – обрезал Валя.

– Это понятно. Но среди нас есть люди, которые способны рассуждать логически и трезво. Я правильно говорю, Владимир Валентинович? – обратился за помощью к Старшому Ефим, чтобы избежать напряженных отношений с упрямым Валентином.

Судя по всему, никому, кроме Валентина, не хотелось сегодня тащиться на неизвестный мыс Рытый. Тридцать километров по берегу на пороге ночи. Но все слушали доводы и оценивали ситуацию. Слово оставалось за Старшим.

– Я полагаю, что нужно остаться здесь до утра. Если Ефим прав – они мимо, действительно, не пройдут – ни вечером, ни утром. Если корабль уже на Рытом, в крайнем случае, можно по утру отправить двоих из нас на Рытый и пригнать корабль сюда за остальными. Я сам могу пойти. Или всем идти – заодно Байкал посмотрим (мы же и для этого сюда приехали!) Верно?

– Верно! – согласились почти все.

– А сегодня, действительно, смысла нет шагать по прижимам – до темноты не успеем. Хотя темнота – ерунда, но тем не менее. Будем слушаться проводника – он у нас опытный! Правильно?

– Конечно! – ответил Ефим.

– А раз так – остаемся!

Ничего более приятного Ефиму не хотелось услышать в данный момент. И он это услышал. (Внутри себя он ехидно хихикал – его взяла! Потерпишь без пива, Валюша!)

Закипела вода в котелке.

Люди стали разрывать пакеты с сублиматами.

Андрей Валентинович разлил остатки конька по кружкам.

Заработали челюсти и глотки.

Всё-таки, это здорово – горячая пища в походе!

А солнце ещё палило, и вещи сохли на камнях, всё было отлично.

Впереди ждал вечер бесед у таежного костра.

Покуда было светло, осмотрели и вычистили зимовье, чтобы не ночевать в грязи. Ефим растопил «буржуйку», резонно полагая, что ночью должно быть тепло, и чтобы вещи досохли.

Владимир Павлович отказался спать в зимовье и поставил свою палатку рядом у входа.

Солнце ушло за гору и сразу стало зябко. С моря подул паршивый, колкий ветерок.

Все лишнее занесли в зимовье. Сырое развесили по гвоздям. Сухое расстелили на нарах. Потеплее оделись, чтобы не простыть.

Готово! Можно идти к костру, пообщаться, помечтать, обсудить и этот прожитый день, поделиться впечатлениями, и всё такое. А то на подъеме и спуске особо не поговоришь – задыхаловка. А вот вечерком, под чаёк, под сигаретку (кто понимает) можно и погутарить, не забывая поглядывать в море, в надежде увидеть свой Фрегат (от пивка грех отказываться!).

Ещё вскипятили чаю, позаимствовав заварку в зимовье.

Ефим облачился в теплый, толстый, военный бушлат хозяев зимовья, расстелил свой коврик у костра и развалился на нем, покуривая и любуясь Байкалом.

Валентин пошел прогуляться вдоль берега, заодно посмотреть, какая дорога их завтра ждет. Он был настойчиво уверен, что корабля не будет.

Владимир Павлович сушил и чистил аппаратуру.

Тем же был занят «Титановый» Андрей Валентинович.

Евгений Ефимович в своей ковбойской шляпе присел у костра рядом с Ефимом.

– Неописуемо красиво! – вымолвил он, глядя в Море.

– Это точно, – согласился Ефим.

Из воды показалась голова нерпы.

– Вон нерпа, смотрите, – крикнул Ефим.

Все обернулись и стали с восторгом любоваться животным. Попытались сфотографировать, но нерпа нырнула, а после показалась уже значительно дальше, и фотографировать её уже не было смысла – черная точка на воде.

– Чудеса! Дикие места. Почти нетронутые цивилизацией. – Продолжал восхищаться Евгений Ефимович.

– Да Вы, батенька, романтик, – заметил Ефим. – Много, наверное, на своем веку повидали?

– Да, много повидал, – сознался «Кусто» Ефимыч.

– Признаться, мне тоже довелось по миру погулять…

И Ефим незаметно для себя, отвечая на, казалось бы, ничего не значащие вопросы, рассказал о своих планах, о своих интересах, увлечениях, жизненных перспективах, переживаниях и прочее, прочее, прочее, что с ним было, есть и, возможно, будет. Ещё они говорили о литературе, искусстве, прошлись по истории и работам Носовского и Фоменко, на что Евгений Ефимович сказал, что он больше склонен доверять Морозову, чем его продолжателям, и рассказал не простую судьбу и биографию этого ученого. Много было поучительного и интересного в их беседе для обоих собеседников. Потом к костру подсели Владимир Павлович и Андрей Валентинович. А чуть позже подошёл и Валентин, вернувшийся с «прогулки». Темы стали шире и значительнее. Выяснилось, что Ефим не простой проводник туристической фирмы – он вообще не проводник, у него отпуск кончается, вот он и лазает по горам от нечего делать. Он вообще много лазает по горам и скалам, по тайге и по болотам, когда приходит охотничий сезон, иногда прыгает с парашюта, иногда ныряет на глубины Байкала и Ангары с аквалангом за спиной. Пару раз ходил под парусом, служил в непростой географической точке, и вообще он человек интересный, который много путешествует и не скучно живет.

Да уж, на такие темы можно разговаривать вечно – рыбак рыбака, как говорится, видит издалека, навылет. Плюс – горы, море, запахи лета, треск костра и вкус крепкого лесного чая с листом дикой смородины, – располагают к этому. И, как оказалось, много тем и точек соприкосновения и интересов есть у этих людей, столь разных и живущих так далеко друг от друга, но духовно близких и, в сущности, имеющих родственные души, воспитанные на романтике, жажде приключений, путешествий и исследований.

Все было хорошо, интересно и спокойно.

Но часики тикали, туман сгущался, мгла наступала. И пока это была ещё бело-серая мгла из-за густого тумана. Вот в ней-то вдруг и неожиданно возник у берега теплоход!

Нет, не тот корабль, которого они ждали, – другой. Подошел к берегу. Постоял минут двадцать (довольно долго!), не зажигая огней. Потом медленно сдал назад и растворился в тумане. И всё – как будто и не было его вовсе. Мистика? Может быть, но Ефим успел его заснять, и на цифровой картинке он получился. Значит – реальный, материальный объект. Но зачем он подходил, и без огней ушел в туман? – непонятно!

– Вот такие «летучие голландцы» у нас бывают, – сказал Ефим. – Я думал, егеря пожаловали. Хорошо, что ушли. А то сейчас бы был переполох. И в зимовье тесно, и «кто да чё», и «где ваши разрешения»? Пришлось бы им врать, что я сопровождаю высокий чин из правительства России с двумя телохранителями из спецслужб.

– И был бы недалек от истины, – отреагировал внезапно Андрей Валентинович. – И прошло бы легко, поверь.

– Я понимаю, – отозвался Ефим. – Поэтому-то и говорил бы такое, что недалеко от истины. Сколько время?

– Начало двенадцатого.

– Нормально.

Интересная деталь: на природе, будь то Байкал, или степь, или тайга, почему-то людей точное время не интересует – «начало двенадцатого» – и всё! Скажи-ка так в городе: «начало двенадцатого», – задолбают вопросами: «А точнее?», «Сколько именно?» и тэ дэ, и тэ пэ. На эту деталь, на эту особенность ощущения времени, Ефим обратил внимание несколько лет назад, когда он и его приятели веселой, шумной компанией отправились на рыбалку в Монголию на озеро Хубсугул. Высокогорное (по Сибирским меркам) озеро Хубсугул считается «Младшим Братом» Байкала. «Младшим», наверное, потому, что оно значительно меньше, а «Братом» – потому, что из Хубсугула вытекает река Селенга, которая сотни километров несет свои воды по монгольским и бурятским степям в озеро Байкал. Кстати, многие виды рыб, которые водятся в Байкале, водятся и на Хубсугуле (почему-то принято говорить: «на Хубсугуле» а не «в»). Там есть и байкальский омуль, и хариус и много чего ещё (вот про нерпу ничего сказать не могу – не в курсе), но пока разговор не об этом. Место живописнейшее! Евгений Ефимович, наверное, просто растаял бы, увидев те места: заснеженные вершины гор, глубокое синее небо, холодную мелкую рябь воды, степные долины, где пасутся монгольские яки, а лебеди, гуси, утки – табунами, стаями и клиньями летают и носятся в вышине, вдали стоят юрты монголов, ни дорог, ни путей, только ветер, яркое солнце и тишина! (Хотя, Евгений Ефимович и ни такое видал!) Так вот, приехал туда Ефим с компанией на двух Уазиках, преодолев несколько разлившихся болотистых речушек, каменные россыпи, огромные корни прибрежных сосен и прочие природные преграды, и расположился лагерем у небольшой речки, впадающей в Хубсугул. Хотя и устали, как собаки, пока карабкались до места, но удочки настроили вмиг, потому что рыба в протоке так и прыгала из воды, просясь на сковородку. Много было рыбы – видно сразу. Монголы рыбу не едят. Видимо, по религиозным причинам, а может, просто ловить её не умеют – кто знает? птицу, почему-то, они тоже не едят. Так что, и рыбы, и птицы было море на озере. Наловили они с друзьями тогда… Короче, приходит утро, его сменяет день, потом, естественно, вечер, ночь, утро, день, ночь, день, утро, вечер, день… и всё – запутались!