Страница 5 из 49
Англия совершила свою буржуазную революцию в XVII столетии, Франция – в конце XVIII. На европейском континенте Франция долго была самой передовой, самой «культурной» страной. Французские социал-патриоты еще в начале этой войны искренно верили, что вся судьба человечества вращается вокруг Парижа. Но опять-таки, именно в силу своей ранней буржуазной цивилизации, Франция развила в своем капитализме могущественные консервативные тенденции. Медленный, органический рост капитализма не разрушал механически, а тащил за собой французское ремесло, сдвигая его только на другие позиции, отводя ему все более подчиненную роль. Продажа революцией с молотка феодальных земель крестьянству создала крайне живучую, цепкую, упорную, мелкобуржуазную французскую деревню. Буржуазная по своим предельным целям и результатам, Великая Французская Революция XVIII ст. была в то же время глубоко национальной – в том смысле, что собрала вокруг себя большинство нации и, прежде всего, ее творческие классы. Эта революция на пять четвертей столетия связала общими воспоминаниями и традициями значительную часть французского рабочего класса с левыми элементами буржуазной демократии. Жорес был величайшим и последним представителем этой консервативной идеологической связи. В этих условиях политическая атмосфера Франции не могла не заражать широкие, особенно полу-ремесленные слои французского пролетариата мелкобуржуазными иллюзиями. С другой стороны, именно богатое революционное прошлое делало французский пролетариат склонным подводить с буржуазией счеты на баррикадах. Теоретически неясный, но практически крайне напряженный характер классовой борьбы держал французскую буржуазию настороже и заставил ее рано перейти к экспорту финансового капитала. С одной стороны, обольщая народные массы, и в том числе рабочих, драматической игрой антидинастических, антиклерикальных, республиканских, радикальных и прочих тенденций, французская буржуазия использовала, с другой стороны, преимущество своего раннего происхождения и положение мировой ростовщицы, чтобы задерживать в самой Франции рост новых, революционизирующих форм индустриализма. Только анализ экономических и политических условий развития Франции, притом не только национальных, но и мировых, может объяснить, почему после героической вспышки Парижской Коммуны пролетариат Франции, раздробленный между группами и сектами, анархическими на одном крыле, поссибилистскими[19] на другом, оказался неспособен к открытому революционному классовому действию, к прямой борьбе за государственную власть.
Для Германии период могущественного капиталистического расцвета начался после победоносных войн 1864-66-71 гг.[20]. Почва национального единства, орошенная золотым дождем французских миллиардов, стала почвой блестящего грюндерства, нескончаемой спекуляции, но также и небывалого технического развития. В отличие от французского, рабочий класс Германии рос с чрезвычайной быстротой, и главнейшая доля его энергии уходила на то, чтобы собрать, сплотить, организовать свои собственные ряды. В своем неудержимом подъеме рабочий класс Германии испытывал огромное удовлетворение, подсчитывая свои автоматически возрастающие силы на бюллетенях парламентских выборов или в кассовых отчетах профессиональных союзов. Победоносная конкуренция Германии на мировом рынке создавала столь же благоприятные условия для роста этих последних, как и для несомненного улучшения положения части рабочего класса. В этих условиях германская социал-демократия стала живым – потом все более и более мертвым – воплощением организационного фетишизма. Вросши корнями в национальное государство и в национальную промышленность, приспособившись ко всей сложности и запутанности немецких социально-политических отношений, представлявших сочетание новейшего капитализма со средневековым варварством, германская социал-демократия вместе с руководимыми ею профессиональными союзами стала в конце концов самой контрреволюционной силой европейского политического развития. На опасность такого перерождения германской социал-демократии марксисты указывали давно, хотя, нужно признать, никто не предвидел, что этот процесс примет в конце концов такой катастрофический характер. Только свалив с себя мертвый груз старой партии, передовой германский пролетариат выступил ныне на путь открытой борьбы за политическую власть.
О развитии Австро-Венгрии, под интересующим нас углом зрения, нельзя сказать ничего такого, что в более яркой форме не относилось бы и к развитию России. Запоздалое развитие русского капитализма сразу сообщило ему крайне концентрированный характер. Когда Кнопп в 40-х годах прошлого столетия основывал в Московском центре английские текстильные фабрики, или когда бельгийцы, французы и американцы переносили в девственные степи Украины и Новороссии колоссальные металлургические предприятия, построенные по последнему слову европейской или американской техники, они не справлялись в учебниках, надлежит ли им подождать, пока русское ремесло разовьется в мануфактуру, а мануфактура приведет нас к крупной фабрике. На этой почве, т.-е. на почве дурно переваренных экономических учебников, возник когда-то знаменитый, по существу же ребяческий, спор об «естественности» или «искусственности» русского капитализма. Если шаблонизировать Маркса и рассматривать английский капитализм не как исходный исторический момент капиталистического развития, а как его общеобязательный трафарет, то русский капитализм представится искусственным, насажденным извне. Если же рассматривать капитализм в духе действительного марксова учения, т.-е. как экономический процесс, который развил сперва типическую национальную форму, который затем перерос национальные рамки, развил мировые связи и для подчинения себе отсталых стран не видит никакой необходимости возвращаться к орудиям и приемам времени своего детства, а пользуется последним словом технологии, капиталистической эксплуатации и политического шантажа, – то развитие русского капитализма со всеми его особенностями представится вполне «естественным», как необходимая составная часть мирового капиталистического процесса.
Это относится не к одной только России. Железные дороги, которые пересекли Австралию, не выросли «естественно» из условий жизни ни австралийских дикарей, ни тех первых поколений уголовных преступников, которые выбрасывались в Австралию великодушной английской метрополией, начиная с эпохи Великой Французской Революции. Капиталистическое развитие Австралии естественно только под углом зрения исторического процесса, взятого в его мировом масштабе. Но в ином, национальном, захолустном масштабе вообще нельзя рассматривать ни одно из крупных социальных явлений нашей эпохи.
Именно потому, что русская крупная промышленность нарушила «естественную» преемственность национального хозяйственного развития, совершив гигантский экономический скачок через переходные эпохи, она тем самым подготовила не только возможность, но и неизбежность пролетарского скачка через эпоху буржуазной демократии.
Идеолог демократии Жорес изображал ее, как верховный трибунал нации над борющимися классами. Так как, однако, борющиеся классы – капиталистическая буржуазия и пролетариат – составляют не только формальные полюсы нации, но и ее главные, решающие элементы, то на долю верховного трибунала, или, точнее, третейского судьи остаются лишь элементы промежуточные – мелкая буржуазия, увенчиваемая демократической интеллигенцией. Во Франции, с ее вековой историей ремесла и ремесленной городской культуры, с ее борьбой городских коммун, с дальнейшими революционными боями буржуазной демократии, наконец, с консерватизмом мелкобуржуазного уклада, демократическая идеология еще до последнего времени сохраняла под собой известную историческую почву. Пламенный защитник интересов пролетариата, глубоко преданный социализму, Жорес выступил против империализма, как трибун демократической нации. Империализм, однако, достаточно убедительно показал, что он сильнее «демократической нации», политическую волю которой он так легко фальсифицирует при помощи парламентарного механизма. В июле 1914 года империалистическая олигархия перешагнула через труп трибуна к войне, а в марте 1919 года она официально оправдала через «верховный трибунал» демократической нации убийцу Жореса, нанеся тем самым смертельный удар последним демократическим иллюзиям французского рабочего класса[21]...
19
Поссибилисты. – Так назывались члены французской социалистической партии, считавшие, что социалистическая партия должна ограничивать свою деятельность вполне конкретными целями, осуществление которых возможно (possible) в рамках капиталистического общества. С этой точки зрения, основной задачей социалистической партии являлось приобретение парламентских мандатов. В 1882 г. поссибилисты образовали собственную партию, отколовшись от марксистского крыла французской социалистической партии, так называемых гедистов, во главе которых стояли Гед и Лафарг. Вождем новой партии, назвавшей себя «социально-революционной», был Брусс. В 1890 г. на съезде поссибилистов произошел раскол, непосредственным поводом к которому послужил вопрос о том, перед кем ответствен выборный депутат, перед своим комитетом или перед партийной организацией в целом. Первое решение отстаивал Брусс, второе, более левое, защищал Аллеман. В результате поссибилисты раскололись на две группы – на федерацию рабочих социалистов во главе с Бруссом и рабочую социально-революционную партию во главе с Аллеманом. По своим тактическим воззрениям поссибилисты являлись непосредственными предшественниками немецких соглашателей типа Фольмара, Бернштейна и др.
20
Войны 1864 – 1866 – 1871 гг. – В первой половине XIX столетия Германия представляла собой страну, раздробленную на множество (до 39) мелких государств, почти независимых друг от друга. Эта раздробленность становится препятствием на пути промышленного роста страны, которая с 30-х годов XIX века и особенно после революции 1848 г. начинает выходить на широкую дорогу капиталистического развития. Перегороженная сетью таможенных застав на отдельные части, с различными видами денежных знаков и различными торгово-промышленными уставами, Германия была лишена широкого внутреннего рынка – основной предпосылки для нормального развития капитализма. В силу этих же причин Германия была чрезвычайно слабо защищена от вторжения иностранных товаров и не могла выгодно сбывать свои товары на внешних рынках. В то же время политическая раздробленность Германии оставляла ее беззащитной в борьбе с внешними врагами, так как она не имела ни сильной армии, ни флота. Объединение Германии стало неотложной потребностью.
Один путь к этому объединению лежал через революцию масс, через свержение королей и князей и образование единой демократической Германии. Но немецкий пролетариат был в то время еще слишком малочислен и неорганизован, чтобы повести за собой всю Германию по этой дороге, а немецкая буржуазия, политически неоформленная и боящаяся пролетариата, не решалась стать во главе национально-объединительного движения. Оставался другой путь: путь создания Германской Империи «кровью и железом», путь «революции сверху». Выполнение этой задачи выпало на долю той части прусского юнкерства, которая была втянута в круг капиталистических интересов и возглавлялась Бисмарком. Либеральная буржуазия пыталась вначале организовать оппозицию против Бисмарка, но вскоре, увлекшись наступившим промышленным подъемом в связи с успехами внешней политики Бисмарка, переменила фронт и стала его поддерживать. Главным средством, которым пользовался Бисмарк для достижения своих целей, была агрессивная внешняя политика, при помощи которой он стремился вызвать ряд войн, чтобы заставить мелкие немецкие государства объединиться вокруг военного могущества Пруссии. Войны 1864 – 1866 – 1871 гг. и явились выражением этой политики.
Первая война 1864 г. произошла между Данией, с одной стороны, и Пруссией и Австрией, с другой, из-за вопроса об обладании провинциями Шлезвигом и Голштинией, на которые претендовала Дания, несмотря на то, что они были населены главным образом немцами. Война закончилась через пять месяцев полным поражением Дании и присоединением Шлезвига и Голштинии к Германии. Первый шаг на пути к объединению был таким образом сделан. Далее возникал вопрос о том, кто явится гегемоном объединяющейся страны, Пруссия или Австрия. В 1866 г. вспыхивает война между бывшими союзниками по поводу раздела добычи, доставшейся им после победы 1864 г. Заранее предвидевшая эту войну и превосходно к ней подготовленная, Пруссия в течение 6 недель разбивает Австрию наголову. В результате поражения Австрия выходит из союза германских государств и дает свое согласие на присоединение к Пруссии ряда княжеств и (что самое главное) на образование Северо-Германского Союза под руководством Пруссии. Образовавшийся в 1867 г. Северо-Германский Союз включил в себя все государства средней и северной Германии; вне его оставались только южные государства – Бавария, Баден и др. На пути окончательного объединения Германии стояла теперь лишь одна могучая соперница – Франция. Политические осложнения во Франции в конце 60-х годов толкали Наполеона III на войну с Пруссией, которая также давно готовилась к этой войне (см. прим. 45). По незначительному поводу война началась в июле 1870 г. и закончилась в 1871 г. решительной победой Пруссии. С началом войны южные немецкие государства, как и рассчитывал Бисмарк, присоединились к Северо-Германскому Союзу. 18 января 1871 г. прусский король Вильгельм I был провозглашен императором Германии. Объединение германских государств было таким образом завершено.
После 1871 г. в Германии начинается невиданный экономический подъем. 5 миллиардов золотых франков контрибуции с Франции значительно оживили денежное обращение и кредит в Германии; залежи железной руды Эльзас-Лотарингии, присоединенной к Германии по мирному договору, в соединении с немецким углем дали мощный толчок развитию тяжелой промышленности. Начинается строительная лихорадка. О размере подъема того времени дает представление следующий факт: тогда как за 20 лет с 1851 г. до 1870 г. в Германии было основано 259 акционерных обществ с капиталом в 2.400 миллионов марок, за 4 года с 1870 по 1874 г. было основано 857 обществ с капиталом в 3.306 миллионов марок. Промышленному подъему способствовал также ряд изобретений: изобретения Бессемера, Томаса и Гильчриста произвели революцию в металлургии, развитие химии положило начало мощной химической промышленности и двинуло вперед сельское хозяйство Германии и т. д.
Франко-прусской войной заканчивается для Германии эпоха национальных войн. С 80-х годов Германия обзаводится военным флотом, превращается в колониальную державу и быстро выдвигается в первый ряд империалистических держав.
21
Жорес, Жан (1859 – 1914) – знаменитый французский социалист и выдающийся оратор. Жорес пережил длинную эволюцию, прежде чем примкнул к социалистическому движению. Сначала Жорес принадлежал к буржуазным радикалам, которые способствовали его избранию в палату депутатов в 1885 г. В 1892 г. он становится независимым социалистом и проходит в палату депутатов уже от рабочих. С 1902 г. он состоит членом французской социалистической партии и является лидером ее парламентской фракции. Жорес никогда не был марксистом и очень часто проводил оппортунистическую линию. Особенно ярко это проявилось в его поддержке Мильерана, рискнувшего, вопреки социалистической традиции, вступить в буржуазное министерство Вальдека-Руссо в 1899 г. Жорес верил в постепенную демократизацию буржуазного общества, разделяя основные реформистские идеи. В 1904 г. Жорес становится редактором центрального органа социалистической партии «L'Humanite» («Человечество»), каковым остается до самой смерти. Выдающимися заслугами Жореса во французском и международном рабочем движении является его борьба с реакцией во время процесса Дрейфуса и его борьба против милитаризма. Жорес горячо добивался замены постоянной армии народной милицией и сокращения срока военной службы. Будучи пацифистом, Жорес надеялся предотвратить надвигавшуюся мировую войну мирными способами: переговорами с капиталистическим правительством, агитацией и вообще давлением общественного мнения. Накануне мировой войны он был предательски убит одним из агентов правительства, опасавшегося агитации Жореса против войны. Жорес пользовался большой популярностью среди французского пролетариата.