Страница 17 из 115
2. Нельзя требовать от беллетристов воспроизведения быта, «поскольку быт у нас находится еще в процессе становления, т.-е. весь в движении, полон противоречий, пестр и неоднороден».
3. Да этого и не нужно: «для нашей партии соответствующие вопросы теоретически и программно вырешены уже давно. Что же касается пролетарской массы, то ее агитировать тоже нечего… Самый трудовой процесс в предприятиях создает у рабочих дух товарищества, дух общественности».
4. Вся беда в том, что «мы» прекрасно знаем, что делать, но ничего не делаем вследствие косности советских органов и их руководителей.
5. Между тем, реорганизовать быт необходимо как можно скорее, иначе нэп захлестнет нас: «мелкобуржуазный и чиновничий быт будет способствовать внутреннему перерождению правящего класса и его партии».
Тезисы статьи, как видим, находятся в явном противоречии друг другу. Сперва мы узнаем, что познавать быт нет надобности, ибо он на девять десятых такой же, как у праотцев. А потом нам сообщают, что нельзя требовать изображения быта, ибо он «весь в движении, полон противоречий, пестр и неоднороден». И, наконец, в последний момент мы узнаем, что нэп грозит внедрить в рабочую среду мелкобуржуазный быт, т.-е. тот самый, который в ней и без того господствует на «девять десятых». Автор статьи мыслит слишком схематически и оттого впадает в противоречия. В быте есть унаследованная от прошлого материальная основа, но есть и новая психика. В понятие семьи входят кухонно-хозяйственная сторона дела, но также и взаимоотношения мужа, жены и ребенка, как они складываются в обстановке советской общественности – с новыми целями, задачами, правами и обязанностями мужа и детей. Весь вопрос и состоит в противоречии между материально-производственной основой быта и новыми задачами, потребностями, функциями, которые тоже вошли в быт и занимают огромное место в жизни, по крайней мере, авангарда рабочего класса. Задача познания быта в том именно и заключается, чтобы наглядно, конкретно, убедительно вскрыть в глазах самой массы противоречие между пережившей себя материальной оболочкой быта и новыми его отношениями и потребностями.
Но ведь «мы» это прекрасно знаем, – повторяет несколько раз т. Виноградская. Все эти вопросы для нас «теоретически и программно» давно вырешены. Да разве кто-нибудь предлагает менять теоретическое и программное решение вопроса? Нет, нужно помочь массе через ее авангард оглянуться на быт, подумать о быте, критически к нему отнестись, понять, что нужно изменить, и крепко захотеть этой перемены. Когда нам говорят, что рабочую массу «агитировать» не нужно, потому что трудовой процесс и без того создает в ней чувство общественности, то тут остается только руками развести. Если для решения вопросов социализма достаточно того «чувства общественности», которое создается трудовым процессом, зачем вообще коммунистическая партия? В том-то и суть, что от смутного чувства общественности до твердой воли к сознательному переустройству быта – огромный исторический путь. На этом именно пути умещается деятельность нашей партии.
Если «мы» все это прекрасно знаем, если все эти вопросы теоретически и программно разрешены, если массу не нужно агитировать, ибо производство воспитало в ней чувство общественности, – то почему же все-таки наш быт на девять десятых такой, как у праотцев? Ответ т. Виноградской архи-прост: виноваты косные, консервативные «верхи» советских учреждений. В этом вопросе я меньше всего склонен выступать адвокатом. Но почему же косны советские учреждения? Почему им позволяют быть косными? Ведь они на свете не одни: есть партия, есть профессиональные союзы, есть, наконец, кроме «верхов», т.-е. центральных государственных органов, местные, городские и районные советы, тесно связанные с массой. Почему же выходит все-таки так: «знаем, что надо делать, а не делаем даже и самых первых шагов по пути вперед»?
Неверно, будто «мы» все эти вопросы прекрасно знаем. Откуда, раз они не находят освещения? Из программы? Но программа писалась в 1919 г. на основании общих исторических соображений и предвидений; характеристики быта, как он сложился в 1923 г., она не дала и дать не могла. Но сами-то рабочие – можно возразить – знают свой быт? Это то же самое, что сказать: «сами-то рабочие и без Маркса знали о своей эксплуатации». Знали эмпирически, но нуждались в том, чтобы продумать и теоретически обобщить факт эксплуатации. Это относится целиком и к быту. Проделана ли эта работа? Ни в малейшей степени. Я вспоминаю чрезвычайно интересное замечание т. Осипова на московском совещании.[22] «Да мы, коммунисты, своей собственной семьи не знаем, – чего уж тут говорить о чужой. Уходишь рано, приходишь поздно, жену видишь редко, детей почти никогда. И вот только теперь, когда поставлены вопросы о семье, как предмет партийного обсуждения, начинаешь что-то такое смутно припоминать, связывать, соединять, чтобы высказать свое суждение» (цитирую на память).
Маркс действительно сказал однажды, – и неплохо сказал, – что мир достаточно истолковывали: пора его, наконец, изменить. Но т. Виноградская, мне думается, совершенно не к месту приводит эти слова Маркса, как довод против «идеалистического освещения» вопросов быта. Мысль Маркса в том именно и состояла, что философского или программного решения вопросов мироздания – промежду «косных верхов» – совершенно недостаточно, – нужно эти вопросы, в их действенной постановке, сделать достоянием массы; критическая идея, захватившая массы за живое, становится революционной силой, против которой не устоит косность самых косных верхов. Критическое вскрытие противоречий быта есть именно применение Марксова метода.
Да разве и без того не ясно, – возражает т. Виноградская, – что нужно строить общественные столовые, общественные прачечные, ясли! Но почему же они все-таки не строятся? – спрашиваем мы. Да именно потому, что того смутного чувства общественности, которое имеется у рабочих масс, совершенно недостаточно, как основы для систематической перестройки быта. Взгляд, будто все дело только в тупости советских верхов, является бюрократическим, хотя – со знаком минус. Власть, даже и самая активная и инициативная, не может перестроить быт без величайшей самодеятельности масс. В области быта мы доходим ведь до последней социальной клеточки – семьи. Без добровольной группировки этих клеточек в общежитии государство ничего серьезного и глубокого в семейно-хозяйственной области сделать не сможет.
Вопрос вовсе не стоит так, будто нам не хватает только материальных учреждений нового быта: общественных столовых, яслей, домов-коммун. Мы знаем ведь, что многие женщины не хотели отдавать детей своих в ясли, да и сейчас не захотят – вследствие предрассудков, косности, отсталости. Многие дома, отводившиеся под коммуны, оказались загажены и разрушены. Поселившиеся в них семьи относились нередко к домам-коммунам не как к материальной предпосылке нового быта, а как к казенному бивуаку. В результате неподготовленности, непродуманного подхода, отсутствия самодисциплины, некультурности семейные коллективы нередко распадались. Нужны критическая проработка вопросов быта, сознательный и осторожный подход, твердое обеспечение тыла при продвижении вперед, – нужно повышение бытовой сознательности и бытовой требовательности рабочего и работницы, особенно последней.
Соотношение между инициативой государства и самодеятельностью масс в области вопросов быта небесполезно показать на двух-трех злободневных примерах. Ныне, с легкой руки т. Керженцева,[23] начинает выливаться в организационные формы забота об аккуратности по части времени (а время – важный элемент быта!). Подходя к делу бюрократически, можно бы сказать: стоит ли об этом разговаривать, вести пропаганду, создавать лигу с жетонами и пр. и пр.? Не проще ли издать декрет, который всех обязывал бы вовремя являться и карал бы за запаздывания? Но в том-то и дело, что такой декрет уже есть. Года, должно быть, три назад (у меня под рукой нет материала для наведения справки) я провел, при энергичной поддержке т. Ленина, в партийном и советском порядке постановление насчет аккуратного открытия заседаний, совещаний, комиссий и пр. В постановлении указаны, как полагается, и кары за нарушение его. Кое-какое влияние «декрет» этот оказал. Но, увы, минимальное. Очень и очень ответственные работники позволяют себе и по сей день опаздывать на заседания на полчаса и более: им самим кажется, что это происходит вследствие их «переобремененности», а на самом деле – вследствие их халатности и неуважения ко времени, своему и чужому. Человек, который всюду опаздывает, потому что «страшно занят», по общему правилу меньше и хуже работает, чем человек, который всюду приходит вовремя… Любопытно, однако, что во время обсуждения вопроса об обществе «Время» об этом постановлении как бы забыли: я, по крайней мере, не встречал в прессе упоминаний о нем. Это одно свидетельствует, как трудно менять нравы (дурные) одним лишь государственным путем. Разумеется, упомянутое постановление именно теперь нужно извлечь из забвения и сделать одной из точек опоры деятельности лиги «Время». Лишь поскольку активная забота о точности и аккуратности захватит передовые элементы рабочего класса, регламентирующие мероприятия государства останутся небезрезультатны. Попав под обстрел общественного внимания и контроля, «ответственные» поостерегутся расхищать рабочее время сотен и тысяч людей.
22
Приводим полностью замечание тов. Осипова:
"Нужно сказать, что быт никакой определенной формы не принял. Можно сказать: что ни город, то норов, что ни семья, то по-своему. Здесь говорилось, почему эти вопросы не выносятся в печать. Но большинство коммунистов, наиболее активных, которые пишут в печати, слишком заняты и, может быть, даже и свою семью не знают. Уходят, когда спят, приходят, когда спят, а если своей семьи не знаешь, то и чужую трудно знать. Единственно, откуда можно знать, это из разговоров на заводах, которые поднимаются в завкоме, когда кто-нибудь приходит жаловаться, напр., женщина жалуется, что ее ударил муж, и т. д. Потому, повторяю, не выносят в печать, что мы, коммунисты, ни своей, ни чужой семьи не знаем.
Фактически вопрос о семье и о детях никак не освещается. Я сам все, что видел, то забыл, и только когда спрашивают, немножко вспоминаешь и начинаешь кое-что связывать".
23
Керженцев, П. (род. в 1881 г.) – член ВКП(б) с 1904 г.; литератор и публицист. В 1904 г. был арестован за революционную деятельность и отбыл 6-месячное тюремное заключение в Москве. Затем работал в Нижнем Новгороде в местной организации большевиков до начала 1906 г. Сосланный в Вологодскую губернию на 3 года, бежал и нелегально работал 6 лет в Петербурге и Москве, принимая участие во всех большевистских периодических изданиях. С 1912 г. до самой революции тов. Керженцев работал в заграничных организациях партии в Лондоне, Париже и разных городах Америки, сотрудничая в то же время в ряде газет и журнал. В 1917 г., по возвращении в Россию, сотрудничал в «Новой Жизни», а с 1918 г. сделался сотрудником, а затем заместителем редактора «Известий ВЦИК». С весны 1919 г. до конца 1920 г. руководил российским телеграфным агентством. Летом 1920 г. участвовал в мирной делегации по переговорам с Финляндией, в 1921–1923 гг. занимал пост полпреда в Швеции, в 1923–1924 гг. работал в области научной организации труда на транспорте и в других областях нашего хозяйства, основал «Лигу времени» и редактировал журнал «Время». С апреля 1924 г. до конца 1926 г. тов. Керженцев занимал пост полпреда в Италии. Им написан ряд ценных работ по вопросам культуры, НОТ и истории партии. Наиболее известны из них: «К новой культуре», «Принципы организации труда», «Ленинизм».