Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 96



— Сэр Джордж, мы вас еще не ждали.

Джордж ничего не ответил и прошел в дом. За ним поплелся Люсьен, тихо чертыхаясь и дрожа всем телом.

— Позаботься о моем госте, Долли, — приказал Джордж, направляясь к лестнице наверх. — Ему нужна постель, горячая вода… разожги камин.

— И коньяк, — капризно добавил Люсьен, поднося к губам фляжку.

Экономка в ужасе уставилась на виконта, который выглядел, как живой мертвец.

— Сюда, пожалуйста, сударь. — Она взяла его под локоть, но Люсьен с отвращением отдернул руку.

— Принеси мне коньяк и горячую воду, — буркнул он и направился в комнату, выходящую в холл, прижимая к губам платок.

Джулиана все слышала и поняла, что Люсьен, вероятно, очень болен. Это вселило в сердце крохотную надежду: значит, Люсьен не может оказать ей никакого сопротивления, остается только Джордж. Но в том беспомощном положении, в каком она пребывала, справиться пусть даже с одним Джорджем не представлялось никакой возможности.

Джордж ударом ноги распахнул дверь комнаты на втором этаже и швырнул Джулиану на кровать.

— Помнишь эту спальню? А кровать? Это твое супружеское ложе.

Джордж, развязав шнуровку, стянул с нее плащ.

Ночная рубашка Джулианы сбилась, обнажив бедра и ягодицы. Она рывком перевернулась на спину и попыталась оправить подол связанными, забинтованными руками. С невероятным трудом ей это удалось. Но Джордж хмыкнул и снова задрал ей подол.

— Мне больше нравится так, — сказал он и гнусно рассмеялся.

Джулиана потянулась к шарфу, которым был завязан ее рот, подавая Джорджу знаки, что хочет говорить.

— Хочешь что-то сказать? — улыбнулся Джордж. — Скоро тебе выпадет случай поговорить, моя дорогая мачеха. Тебе придется признаться, что это ты убила моего отца. Ты подпишешь бумаги, а потом мы вместе отправимся в магистрат, и ты публично повторишь там все слово в слово.

Джулиана спустила ноги с кровати и попыталась дотянуться до ночной вазы, которая всегда находилась на одном и том же месте. Джордж с минуту непонимающе наблюдал за ее действиями, а потом осклабился.

— Позволь, я помогу тебе. — Он нагнулся и вытащил ночную вазу, потом поставил ее на середину комнаты и торжественно сказал: — Видишь, я с готовностью иду навстречу твоим желаниям. Теперь, думаю, ты справишься сама. А я пока спущусь вниз и позавтракаю.

Глаза Джулианы яростно сверкали. Но когда Джордж вышел, она испытала к нему нечто сродни благодарности. Слава Богу, что руки у нее связаны спереди, а не сзади. Она поднялась с кровати и прыжками добралась до середины комнаты.



Кое-как ей удалось справить нужду и даже запихнуть ночную вазу обратно под кровать, подталкивая ее ногой. Потом она допрыгала до подоконника и оперлась на него. Толстый шарф туго обматывал ей голову и был завязан на затылке, так что развязать узел она не могла. Шелковый чулок, который стягивал ее запястья, оказался на удивление прочным и также не поддавался.

Глаза Джулианы лихорадочно блуждали по комнате, и тут она заметила ремень для правки бритв, висевший на стене возле умывальника. Если здесь есть ремень, значит, где-то должна быть и бритва. Джулиана запрыгала к умывальнику. Острое лезвие лежало на полочке возле кувшина для умывания и, казалось, ждало своего умершего владельца.

Очевидно, никто ничего не менял в этой комнате после смерти сэра Джона.

Джулиана осторожно взяла лезвие кончиками пальцев. Она провозилась довольно долго, прежде чем лезвие заняло нужное положение, а потом резко нажала на него. Ее движение вышло поспешным и неловким, и с таким трудом установленное лезвие упало. Джулиана выругалась про себя и снова принялась прилаживать его. На этот раз она догадалась прижать лезвие к полке натянутым чулком. Соблюдая величайшую осторожность, не спеша, Джулиана принялась резать чулок. Но когда дело пошло и натяжение надрезанной ткани ослабло, бритва снова упала. Джулиана терпеливо установила ее на место. Сердце в груди колотилось с бешеной силой, она вслушивалась в тишину, боясь уловить приближающиеся к двери шаги и скрип половиц Наконец материя поддалась, и лезвие со звоном упало в фарфоровый умывальник.

Джулиана потрясла руками и растерла затекшие запястья, чтобы восстановить кровообращение. Затем развязала шарф. Шерстяные ворсинки набились ей в рот, прилипли к языку, живо напоминая ощущение, долго преследующее ее после первого похищения, на которое отважился Джордж. Разрезая шелковые путы на ногах, Джулиана подумала, что, оказывается, ходить по улицам Лондона без охраны менее опасно, чем спокойно спать в своей собственной постели.

Теперь Джулиана была свободна. Она позабыла о боли и ушибах, лихорадочно выискивая способ бежать. Уходя, Джордж запер дверь на ключ. Она подлетела к окну и глянула вниз: здесь было довольно высоко, но под окнами находилась огромная клумба, которая при падении, конечно же, смягчит удар. По стене полз плющ, одна его плеть казалась наиболее прочной на вид. Интересно, выдержит ли она Джулиану? Впрочем, долго размышлять над этим не стоило — другого выхода все равно не было.

Джулиана растворила окно. Порыв ледяного ветра ворвался в комнату, и легкая рубашка облепила тело. Но, не обращая внимания на холод, Джулиана вскарабкалась на подоконник и изо всех сил вцепилась в плющ, невзирая на острую боль, пронзившую ладони. Ее ноги болтались в воздухе, она пыталась отыскать хоть небольшую щербинку в кирпичной стене. Наконец потихоньку девушка начала спускаться, перебирая руками и цепляясь ногами за стену.

Она настолько увлеклась своим занятием, что не услышала грузные шаги по комнате, и поняла, что разоблачена, только когда до нее донеслось грозное проклятие Джорджа. Джулиана подняла голову и увидела его перекошенное злобой лицо. Тогда она выпустила из рук плющ и упала на землю, но очень неудачно: нога подвернулась, и с минуту ей пришлось растирать лодыжку. И вдруг она снова услышала голос Джорджа, топот его ног по лестнице и поняла, что еще через пару минут он будет на первом этаже и выбежит на улицу через кухонную дверь. Джулиана тотчас вскочила и припустила вокруг дома, надеясь, что со стороны дороги покажется какой-нибудь человек, у которого можно будет попросить защиты.

Она слышала тяжелое, хриплое дыхание Джорджа у себя за спиной, казалось, что он дышит ей едва ли не в затылок. При других обстоятельствах она легко бы убежала от него, но сейчас была, во-первых, босиком, а во-вторых, нога болела так сильно, что у нее на глазах выступали слезы. Джулиана завернула за угол дома. Еще немного, и она выбежит на дорогу, по которой может проезжать телега, или проходить какой-нибудь крестьянин, или…

Расстояние между ними быстро сокращалось. В глазах у Джорджа прыгали черные точки, жирный живот колыхался, он сжал кулаки. Джулиана устала: мелкий гравий, впивавшийся в голые ступни, и вывихнутая лодыжка причиняли ей нестерпимую боль. И вот Джордж настиг ее, ухватил за подол ночной рубашки и попытался завернуть ей руки за спину. Она отчаянно сопротивлялась, царапалась, изо всех сил била его руками и ногами.

Каким-то чудом ей удалось вырваться: послышался треск разрываемой материи, и девушка метнулась к спасительному углу дома.

Джордж почти нагнал ее. Она чувствовала, как он тянет к ней руки. Вдруг впереди раздался скрип телеги. Джулиана сделала последний рывок и выскочила прямо под колеса подводы с сеном.

Крестьянин натянул поводья и вытаращился на странную, полуголую женщину с безумными глазами и забинтованными руками, которая почему-то решила покончить жизнь самоубийством под копытами его лошаденки.

— Прошу вас… — Джулиана с трудом перевела дыхание, чтобы произнести несколько слов. — Пожалуйста… помогите мне… я…

Продолжить ей не удалось. Джордж подскочил к ней сзади, одной рукой зажал рот, а другой схватил за волосы и, намотав их на руку, изо всей силы дернул. Он спокойно объяснял ошеломленному крестьянину, что эта женщина сошла с ума и ее держат взаперти для ее же собственной безопасности.

Крестьянин смотрел на полуобнаженную, растрепанную женщину, которая билась в руках здоровенного мужчины. Она пожирала его глазами, полными отчаяния и ужаса, и крестьянин содрогнулся от этого взгляда и стал бормотать себе под нос молитву. Когда человек оттащил сумасшедшую на обочину, крестьянин хлестнул свою лошадь и погнал что было духу.