Достоинство

— У вас нет сердца, вы не способны сострадать, ваша светлость. Впрочем, как и все люди вашего круга. Если бы вы… или лорд Квентин согласились выступить в защиту угнетенных слоев общества, к вам бы прислушались. Если бы вы потребовали, чтобы к тем женщинам, тела которых вы покупаете для удовлетворения своей похоти, их хозяева относились не так безобразно, это возымело бы действие. — Джулиана до подбородка натянула одеяло и, улегшись на бок, отвернулась от Тарквина.

Он посмотрел на контур ее тела, проступающий сквозь одеяло, и задумчиво провел рукой по волосам. Никто не осмеливался держаться с ним столь пренебрежительно. Но, как ни странно, он испытывал не гнев, а неловкость и смущение после разговора с Джулианой. Семнадцатилетняя девчонка обвиняет его в бессердечии, критикует его взгляды на жизнь, а он стоит как столб и размышляет над тем, права она или нет, вместо того чтобы послать к черту ее вместе с ее идеалистическими бреднями.

Определенно, Джулиана решила свести его с ума. В те редкие минуты, когда она не лишает его покоя своими опасными выходками, она распутывает узелки в хитросплетениях его собственной жизни, заставляя его увидеть и обеспокоиться теми вещами, которых он никогда прежде не замечал. Большая часть этих разоблачений касалась непосредственно его личности, и, вынужденно признавая их справедливость, Тарквин чувствовал себя неуверенно, чего раньше с ним никогда не случалось.

Он шагнул было к постели, но передумал, развернулся и вышел из спальни.

Джулиана услышала, как дверь закрылась, и перевернулась на спину. Она принялась рассматривать узор балдахина, и вдруг ее глаза повлажнели, и на ресницах повисли крупные слезы. Джулиана убеждала себя, что плачет от физического изнеможения, на самом деле причиной ее слез были бесчувственность графа и крах надежд, связанных с обретением в его лице союзника.

Глава 27

— Простите, но я не понимаю, что заставило вас, таких юных леди, пойти на страшные муки. Ради чего? — недоуменно покачала головой Хенни, развязывая забинтованные руки Джулианы на следующее утро.

— Как себя чувствует Розамунд? — Джулиана выглядела отдохнувшей и посвежевшей. Она проспала весь предыдущий день и всю ночь и теперь ощущала себя заново родившейся. В оконное стекло барабанил дождь, а в спальне горели свечи.

— Лучше, чем вчера. Она, видимо, пережила какое-то сильное потрясение, но теперь быстро идет на поправку. Госпожа Деннисон приезжала и забрала их обеих домой.

— Как? Уже? — Джулиана поморщилась, когда полоса чистого бинта легла на открытую рану. — А почему мне не сказали?

— Вы спали, и его светлость не велел будить вас, пока вы сами не позвоните. Когда вы оденетесь, спуститесь, пожалуйста, в библиотеку — его светлость хотел поговорить с вами.

Джулиана прикрыла глаза и попыталась вспомнить что-нибудь из посетивших ее сновидений, но тщетно: сон ее был так глубок, что она даже плохо помнила, как заснула и чем закончилась их беседа с графом. Кто сообщил миссис Деннисон о том, что Лили и Розамунд находятся в доме Тарквина? Ждет ли их наказание за своеволие и попытку заговора? Вряд ли, если госпожа Деннисон сама приехала за ними, да еще так спешно. Надо поговорить с Тарквином, и тогда все встанет на свои места.

И вдруг она вспомнила, что, уложив ее в постель, Тарквин молча выслушал ее и, не сказав ни слова, вышел. Он остался равнодушным к ее словам, и это после того, как Джулиана своими глазами видела, какую нежность он испытывает к ней, как испугался за нее, узнав, что она угодила в Брайдвел. Оказывается, этого недостаточно, чтобы между людьми установилось взаимопонимание. Ну что ж! Джулиана уверена в своей правоте и не отступит от своих принципов, даже если привлечь графа в союзники не удалось.

— Наверное, вам пока еще рано вставать, — сказала Хенни, подоткнув одеяло со всех сторон. — Я скажу его светлости, что вы не можете спуститься в библиотеку.

— Нет, не нужно. Я сейчас встану. — Джулиана открыла глаза. Ей не терпелось поговорить с графом. — Я умоюсь и выпью кофе, и сон как рукой снимет. Сегодня дождливо, вот глаза и слипаются.

Хенни что-то недовольно пробурчала себе под нос, но возражать не стала, и через полчаса Джулиана была готова выйти из спальни. Она решила оставить свои волосы распущенными, и они красиво обрамляли ее бледное лицо, на котором сияли огромные глаза. Под веками залегли темные тени. Джулиана нашла, что выглядит загадочно и призрачно, и от этой мысли несколько повеселела. На самом деле трудно было найти существо более земное и материальное, чем Джулиана, с ее высоким ростом, большим размером ноги и катастрофической неуклюжестью. Однако светлое муслиновое платье и замотанные белоснежными бинтами руки действительно придавали ее внешности мистическую бесплотность.

— Отправляйтесь вниз, но надолго не задерживайтесь. Перед обедом вам просто необходимо немного отдохнуть.

— Вы так добры ко мне, Хенни, — сказала Джулиана. — Обо мне никто никогда так не заботился, как вы. — Повинуясь внезапному порыву, она бросилась к Хенни и расцеловала в обе щеки, чем вызвала ее благодарную улыбку.

— Идите с Богом, миледи.

Джулиана в первый момент не заметила, что у Тарквина был посетитель, и влетела в комнату, тараторя на ходу:

— Не будет ли госпожа Деннисон сердиться на Лили и Розамунд? Откуда она узнала, что они здесь? Вы уверены, что она не причинит им вреда?

— Нет. Я сообщил ей об этом. Уверен, — в тон ей ответил Тарквин и встал с кресла. — А теперь успокойся, крошка, и поздоровайся с мистером Боннелом Торнтоном.

Джулиана перевела дыхание. К ее удивлению, Тарквин улыбался ей теплой, ласковой улыбкой, без тени холодности, которую она ожидала встретить. Собеседник графа тоже поднялся и поклонился Джулиане.

— Прошу прощения, сэр. — Она взяла себя в руки и сделала книксен перед господином в дорогом розовом камзоле.

— Счастлив с вами познакомиться, мадам, — ответил джентльмен. — Его светлость поведал мне обо всех ваших злоключениях.

Джулиана вопросительно посмотрела на Тарквина, не зная, как реагировать на слова незнакомца. Господин в розовом камзоле протянул ей листок бульварной газеты:

— Прочтите это и, может быть, по-иному взглянете на происшедшее в таверне мадам Коксэдж.

Никогда прежде она не держала в руках газету «Друри-Лэйн джорнэл». Смысл ее подзаголовка «Однажды в Лондоне…» стал ясен Джулиане с первых же строк. Газета специализировалась на муссировании грязных, площадных слухов, на перевирании непроверенной информации о скандалах, которые происходили в великосветской среде и в которых были замешаны видные политические деятели и финансовые воротилы. Все это было довольно отвратительно, и Джулиана недоуменно обратилась к Тарквину, не понимая, какой реакции тот ждет.

— Я проглядела всю газету, включая критические статьи о последних театральных постановках…. Все это, конечно, любопытно, но…

— В правом верхнем углу статья некоей Роксаны Фурии, — заметил мистер Торнтон.

Джулиана быстро нашла нужную заметку и от неожиданности открыла рот. Мисс Фурия подробно описывала так называемый скандал в таверне мадам Коксэдж, прямо обвиняла госпожу Митчел и саму хозяйку в провоцировании драки и введении в заблуждение судебных исполнителей с целью сфабриковать обвинение против трех дам, одна из которых — достопочтенная супруга виконта Эджкомба. Статья заканчивалась возмущенной критикой в адрес властей, которые позволяют себе стать неправедным оружием в руках подлых бандерш, стремящихся опорочить ни в чем не повинных женщин, собравшихся вместе, чтобы обсудить, как им улучшить условия своего труда и жизни.

— А кто эта мисс Фурия? — спросила Джулиана.

— Она перед вами, мадам, — галантно поклонившись, ответил мистер Торнтон.

«Возможно, именно поэтому он носит столь несвойственный мужчине розовый цвет», — подумала Джулиана и смутилась.

— Его светлость рассказал вам все об этом происшествии?