Достоинство

— Что-нибудь потерял, приятель? — поинтересовался торговец, разгружавший телегу с капустой.

— Женщину, — пробормотал кучер, не переставая оглядываться. — Я потерял одну женщину.

— Потерять женщину в Ковент-Гардене проще простого, — ухмыльнулся торговец. — Не отчаивайся, приятель, потерял одну — найдешь другую.

Кучер Джон даже не попытался объяснить этому парню, что произошло. Честно говоря, он и сам плохо понимал, что стряслось. Он смертельно боялся, что виконтессу похитили — какая еще судьба может ожидать благородную леди в этом вертепе? Угораздило же его заснуть! Сейчас она, наверное, в каком-нибудь отвратительном логове терпит надругательства подонков. О Господи!

— А ты слышал, что произошло сегодня ночью у мамаши Коксэдж? — спросил у него торговец, бросив разгрузку и достав из кармана дешевую трубку, которую тут же набил и закурил.

Кучер слушал его вполуха. Он судорожно пытался сообразить, что же делать дальше, куда бежать, у кого просить помощи.

— Констебли загребли целую компанию великосветских шлюх, — лениво попыхивая трубочкой, сообщил торговец. — Эти девицы устроили настоящее побоище, по крайней мере так говорит сама мамаша Коксэдж. Что-то не верится мне в это. Не иначе у нее был на них зуб. Эта Коксэдж на весь Ковент-Гарден известна своим склочным характером.

Слова торговца понемногу стали доходить до сознания Джона. Он вдруг вспомнил, как мельком увидел в толпе чью-то рыжеволосую голову. Теперь это воспоминание прочно связалось с тем, что сообщил ему торговец, и перед внутренним взором Джона отчетливо предстала картина происшедшего.

— Постой, постой, что ты сказал?

— Их повели к судье Филдингу, но… — Торговец осекся.

Джон круто развернулся и бросился бежать к экипажу.

Он вскарабкался на козлы, схватил кнут и опустил его на спины лошадей с разудалым посвистом. Экипаж рванулся с места, задел прилавок зеленщика и опрокинул его. Джона не остановило это досадное недоразумение: не обращая внимания на поток грязных ругательств, который обрушил на его голову владелец прилавка, он хлестал лошадей что было сил. Толпа в ужасе разбегалась перед обезумевшими лошадьми, какая-то женщина в последний момент успела вытащить из-под копыт своего карапуза. Маленькая собачонка, невесть как очутившаяся между колесами повозки, чудом осталась цела и еще долго лежала в пыли, перепуганная насмерть.

Напротив дома судьи на Боу-стрит Джон остановил взмыленных лошадей, слез с козел и тяжело переступая ватными от страха ногами, взошел на крыльцо и постучал. Лакей сперва не захотел говорить с Джоном, но, заметив графские гербы на дверцах экипажа, стал вежливым и предупредительным. Он сообщил ему, что действительно с час назад к сэру Филдингу привели целую компанию шлюх, арестованных в Ковент-Гардене. Трех из них приговорили к заключению в Брайдвеле, остальных заставили заплатить штраф и отпустили с Богом. Одна из осужденных была высокая, зеленоглазая и рыжеволосая. Лакей напряг свою память и добавил, что на ней было дорогое темно-зеленое платье.

Кучер поблагодарил лакея и вернулся к экипажу. Сомнений быть не могло! Леди Эджкомб приняли за шлюху и упекли в тюрьму. Бред какой-то! Но другого объяснения внезапному исчезновению виконтессы не нашлось.

Джон развернул экипаж к Албермарль-стрит, голова у него шла кругом. К его переживаниям примешивались странные слухи, которые ходили среди домашней прислуги графа Редмайна, по поводу того, что виконтесса Эджкомб появилась у них в доме каким-то загадочным образом. Их свадьба с виконтом тоже была какой-то странной: бракосочетание состоялось тайно. К тому же вызывал недоумение тот факт, что спальня виконтессы находилась по соседству со спальней графа, а ее супруг жил на другой половине дома, пока кузен не выгнал его вон.

Впрочем, Джон понимал, что, какие бы домыслы он ни строил, отвечать перед графом за пропажу виконтессы ему придется по всей строгости. С этими грустными мыслями он подъехал к конюшням, передал поводья конюху и вошел в дом через заднее крыльцо.

В доме было тихо, как обычно бывало по утрам. Господа еще спали, слуги же, бесшумно передвигаясь по толстым коврам, скребли, чистили, убирали, полировали мебель — словом, готовились к пробуждению хозяев. С кухни доносились аппетитные запахи поджаренного бекона и пудинга, звон кастрюль, столового серебра. Кучер Джон понимал, что, если он хочет получить аудиенцию у графа, для начала ему придется выложить все начистоту Кэтлету. И пока Кэтлет на выслушает его и не сочтет дело достаточно важным, чтобы беспокоить его светлость, увидеться с графом Джон не сможет.

Он опасливо приблизился к Кэтлету, царственно восседающему в столовой и потягивающему эль из высокой кружки. Его недремлющее око следило за тем, как мальчишка-буфетчик протирает хрустальные фужеры. Перед Кэтлетом стоял прибор с дымящимся завтраком, и у Джона вдруг подвело живот — со вчерашнего дня у него маковой росинки во рту не было. Однако о том, чтобы попросить лакея принести прибор и для него, и речи быть не могло — простой кучер не вправе трапезничать за одним столом со столь высокопоставленной фигурой, как старший лакей.

— А, Джон! Что это ты явился ни свет ни заря? — поинтересовался Кэтлет, разрезая острым ножом ароматный кусочек бекона.

— Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз, господин Кэтлет, — смущенно теребя шляпу в руках, ответил Джон.

— Что? Прямо во время завтрака?

— Дело очень срочное, мистер Кэтлет. Оно касается леди Эджкомб и его светлости.

Кэтлет немедленно поднялся и поманил Джона пальцем.

— Пойдем-ка ко мне в комнату. Эй, парень, отнеси мой завтрак на кухню. Пусть поставят на плиту, чтобы не остыл, — приказал он буфетчику. — Если бекон будет хоть чуточку холоднее, чем сейчас, я надену его тебе на голову.

Вытирая рот салфеткой, Кэтлет направился к себе, за ним семенил перепуганный кучер.

— Так в чем дело? — спросил Кэтлет, когда они оказались вдвоем в комнате.

Кучер принялся обстоятельно излагать историю исчезновения леди Эджкомб, когда же он дошел до ее ареста, Кэтлет раскрыл рот от удивления.

— Значит, ее приняли за шлюху? — недоверчиво переспросил лакей. — Что-то я сомневаюсь.

— Говорю вам, так оно и есть. Это произошло случайно. Она пошла в таверну за своим веером, ну а там завязалась какая-то драка. Она подвернулась под руку констеблям, вот ее и арестовали.

— Сэр Джон Филдинг никогда не осмелился бы отправить в тюрьму виконтессу Эджкомб, — рассудительно заметил Кэтлет. — Стало быть, она не назвала своего настоящего имени.

— Да, похоже на то. Но почему?

— Это не нашего с тобой ума дело. Нужно немедленно рассказать все его светлости. Он вернулся домой совсем недавно и вряд ли успел заснуть.

Кучер покорно последовал за Кэтлетом на господскую половину. Они поднялись вверх по лестнице. Служанка, которая натирала лестничные перила, удивленно посмотрела на них, но тут же опустила глаза, когда Кэтлет схватил ее за ухо.

— Тебе что, больше делать нечего, кроме как пялиться по сторонам?

— Да, сэр… мистер Кэтлет… нет, сэр, — испуганно пробормотала девушка.

Они подошли к двери графской спальни.

— Подожди здесь, — прошептал Кэтлет и, открыв дверь, шагнул в темноту. Шторы на окнах были задернуты, балдахин над кроватью опущен. Кэтлет решительно распахнул легкую, прозрачную ткань и громко кашлянул.

Граф, похоже, спал крепко, закинув руку за голову, его лицо было спокойно, на губах застыла мягкая улыбка.

Кэтлет еще раз кашлянул, когда же это не возымело никакого действия, он подошел к окну и раздвинул шторы. В спальню хлынули потоки солнечного света.

— Какого черта… — пробормотал Тарквин и открыл глаза.

— Прошу прощения, ваша светлость, но у меня чрезвычайно срочное дело. — Кэтлет подошел к кровати и почтительно поклонился.

Тарквин приподнялся на локте и, щурясь от света, спросил:

— А почему меня будишь ты, а не камердинер?

— Я подумал, ваша светлость, что чем меньше людей будет посвящено в это дело, тем лучше.