Достоинство

Ему удалось разглядеть не многое: несколько констеблей сопровождали вниз по Боу-стрит группу женщин, которым, очевидно, было суждено предстать перед сэром Джоном Филдингом, одним из самых суровых членов магистрата. Эту процессию окружала толпа разъяренных леди, которые осыпали констеблей самыми презрительными ругательствами и проклятиями, а также гнилыми помидорами и яблоками. Констебли обменивались между собой шутками, не обращая ни малейшего внимания на недовольство публики, продолжали двигаться к магистрату. Молодые кутилы, которых с трудом выдворили из таверны, орали и кидались с пьяными угрозами на стражей порядка. И вдруг, единодушно повинуясь какому-то внутреннему импульсу, они прорвали кольцо оцепления и ворвались обратно в таверну. Отчаянные вопли и ругань мадам Коксэдж потонули в звоне разбиваемого стекла и треске ломаемой мебели.

Кучер Джон стал испытывать легкое беспокойство. Тут такое происходит, а леди Эджкомб все нет и нет! Наверное, ему надо было пойти вместе с ней, но она так быстро убежала, что он не успел предложить ей свои услуги. У Джона кровь застыла в жилах, когда он представил себе, что с ним сделает граф Редмайн за такую оплошность.

Он приподнялся на козлах и стал напряженно всматриваться в толпу женщин, которую конвоировали констебли. Джону показалось, что среди них промелькнула рыжеволосая голова, и ужасное предчувствие закралось в его душу. А вдруг леди Эджкомб угодила под арест вместе с проститутками? Нет, не может такого сыть! Наверное, она просто пережидает в каком-нибудь тихом месте, пока прекратятся беспорядки, и боится покинуть свое убежище. Но он не вправе оставить лошадей без присмотра и отправиться на ее поиски… тем более что он понятия не имеет, где ее искать в этаком столпотворении. А если она придет сюда и не найдет его, он окажется куда в более худшей ситуации, чем теперь. Что ж, придется набраться терпения и ждать. Джон зевнул, полусонный от выпитого эля, и устроился поудобнее на козлах.

Джулиана продолжала бороться и громко протестовать, даже когда попала в оцепление и ее вместе с остальными повели по Боу-стрит. Из своих знакомых она видела среди арестованных только Лили и Розамунд, всем прочим, вероятно, удалось бежать. Констеблям было не под силу арестовать всех, кто находился в комнате, более того, у Джулианы сложилось впечатление, что они действовали выборочно. От ее взгляда не укрылось то, что некоторые девушки, которых поначалу схватили, были потихоньку отпущены на свободу и исчезли в темных аллеях парка. У нее самой не было ни малейшей возможности бежать, поскольку рядом с ней шел здоровенный констебль, который поддерживал ее под локоть и невозмутимо подталкивал вперед.

Розамунд рыдала. Лили, наоборот, обрушивала на представителей власти целый поток отборных ругательств, разнообразию и красочности которых позавидовала бы самая бойкая на язык торговка рыбой с Биллингс-Гэйта. Джулиана была близка к отчаянию, но держалась из последних сил, чтобы не расплакаться.

— Куда они нас ведут? — спросила она у Лили.

— К Филдингу, — сквозь зубы процедила Лили. — А потом, наверное, в Брайдвел.

— В Брайдвел? За что? — воскликнула Джулиана.

— Брайдвел — это исправительный дом для женщин легкого поведения, — пояснила Лили. — Не притворяйся, будто ты не понимаешь, за что нас всех туда упекут.

— Конечно, я понимаю. Но ведь мы не сделали ничего преступного… — недоуменно пробормотала Джулиана, чувствуя, что Лили находится на грани нервного срыва, и рискуя спровоцировать его.

— Мы оказались в центре беспорядков. Этого основания магистрату будет вполне достаточно.

— Я видела там миссис Митчел. Она разговаривала с какой-то отвратительной толстухой, наверное, с мадам Коксэдж, — переменила тему Джулиана.

— Да, я тоже их видела.

— Как ты думаешь, это они натравили на нас констеблей?

— Безусловно. — Лили зло накинулась на Джулиану: — Мы ведь пытались убедить тебя, что от этой твоей затеи проку не будет. Хозяева сильнее нас, несмотря на всю нашу солидарность и взаимовыручку. Какая я была дура, что позволила себе и другим увлечься твоим красноречием. Подумать только, в какую-то минуту я искренне поверила в то, что это возможно: самим иметь дело с торговцами, помогать друг другу в беде, утереть нос этим зажравшимся сволочам. — Лили скорбно покачала головой. — Дуры… какие мы были дуры!

Джулиана промолчала. Все слова сейчас были бесполезны, а ей нужно подумать о собственном положении. Она ни в коем случае не должна обнаруживать в магистрате свое настоящее имя, вернее, ни одно из своих настоящих имен. Необходимо во что бы то ни стало обезопасить семейство Кортней от скандала. Граф, при всей несносности его характера, не заслуживает публичного осмеяния за то, что жена его кузена будет отсиживать в исправительном доме.

А вдруг ее приговорят к наказанию плетьми? Кровь застыла у нее в жилах, а на лбу выступила холодная испарина. Что, если перед тем, как поместить проститутку в тюрьму, ее положено с позором прогнать по улицам Лондона, избивая кнутом, в назидание всем остальным?

Джулиана почувствовала подступающую тошноту. В Винчестере так наказывали содержательниц притонов и сутенеров, а те девушки, которых арестовывали вместе с ними, были их рабами, бесправными и униженными. Может, сэр Джон Филдинг примет в расчет их положение при вынесении приговора?

Процессия подошла к большому серому зданию в конце Боу-стрит, и один из констеблей постучал в низкую калитку массивных ворот жезлом. Открыл заспанный служитель.

— Мы доставили проституток к сэру Джону, — торжественно объявил констебль. — Непотребное поведение… дебош… домогательство мужчин в общественном месте… драка с нанесением материального ущерба хозяйке таверны.

Служитель через плечо констебля взглянул на пеструю толпу женщин и скабрезно ухмыльнулся, заметив, что на многих из них порваны платья. Даже прилично одетые женщины имели плачевный вид и тщетно старались кое-как приладить на место оторванные рукава и прикрыть обнаженные части тела.

— Я разбужу сэра Джона, — сказал служитель, отступая назад и широко растворяя ворота. — А вы ведите их прямо в большую гостиную, где сэр Джон всегда занимается делами. Он скоро выйдет.

Констебли ввели арестованных в огромную гостиную, скудно меблированную и обшитую дубом. Посреди нее стоял массивный стол с громадным креслом, больше всего похожим на трон. Женщин выстроили полукругом перед столом, вошел полусонный лакей и стал зажигать свечи и масляные светильники по стенам.

В наступившей зловещей тишине можно было услышать шелест юбки, бесшумные шаги лакея по комнате. Казалось, что женщины не решаются даже перемолвиться словом и лишний раз пошевельнуться, чтобы ненароком не усугубить свое и без того серьезное положение. Констебли тоже оставили свои скабрезные шуточки и притихли, испытывая благоговейный страх перед хозяином дома. Джулиана же с интересом разглядывала обстановку, подмечая детали узора лепного потолка, резных дубовых панелей, навощенных плинтусов. Она была напугана не меньше других, но не показывала вида, поскольку заставляла себя не думать о том, какая ужасная судьба ее ждет.

Прошло не меньше получаса, прежде чем двойные двери настежь распахнулись и лакей возвестил:

— Его честь сэр Джон Филдинг. Прошу всех встать.

Джулиана чуть было не расхохоталась над такой несуразной просьбой: предложить сесть им никто не удосужился. Между тем по рядам арестованных прокатилось волнение.

Сэр Джон Филдинг в кружевном халате поверх бриджей и белой сорочки, в парике, символизирующем, что его обладатель находится при исполнении долга службы, с достоинством уселся за стол и обвел собравшихся пристальным, укоризненным взглядом.

— В чем обвиняются?

— В непристойном поведении, сэр Джон, — важно ответил судебный исполнитель. — Дебош… нанесение ущерба… проституция.

— Кто предъявитель обвинения?

— Мадам Коксэдж и миссис Митчел, ваша честь.

— Они присутствуют здесь?

— Ждут ваших распоряжений, сэр. — Судебный исполнитель поморщился и от сознания собственной значимости раздулся как индюк.