Брачные игры

Сестры дружно кивнули.

– Сколько, по-вашему, ей лет? – задала вопрос Пруденс, нахмурившись. – Далеко за двадцать или тридцать с хвостиком?

– Рискуя показаться неделикатной, – объявила Констанс, – я бы предположила последнее. Ей около тридцати пяти. Вы заметили морщинки в уголках губ и под глазами?

– Возможно, они – следствие раздражительного характера, – проговорила Честити. – Я заметила, что у людей, склонных хмуриться и корчить недовольные гримасы, часто появляются преждевременные морщины.

– Ладно, допустим, она решила выйти замуж, и как можно скорее. Что ты предлагаешь, Чес? – перешла к сути дела Пруденс.

– Полагаю, у нее есть деньги. Ее мать явно богата, а Лаура, насколько нам известно, единственный ребенок. Дома в Мейфэре стоят недешево, да и лондонский сезон требует немалых расходов.

– Не говоря уже об арабских скакунах и виллах во Флоренции, – вставила Констанс. – Кажется, я начинаю догадываться, куда ты клонишь, Чес.

Честити улыбнулась, откинувшись на спинку дивана.

– Чем не невеста для амбициозного врача, который ищет богатую жену, не особенно заботясь о родстве душ?

Сестры задумались, рассматривая идею под разными углами. Наконец Пруденс нарушила молчание:

– Но согласится ли Лаура выйти за мужчину, который еще не добился положения в обществе?

– О, она с радостью ухватится за возможность направлять его на пути к вершине, – заверила ее Честити. – Так и вижу ее во главе стола, повествующую о чудесах культуры, которые она повидала за границей, и доводящую своих гостей до помрачения рассудка. – Она потянулась к вазочке с конфетами и, вытащив одну, задумчиво добавила: – По-моему, в ней есть склонность к тиранству. Она просто расцветет, загоняя знакомых на прием к своему супругу, невзирая на их жалобы и протесты. У них будет идеальный брак, – заключила Честити, сунув конфету в рот, и снова откинулась на спинку кресла.

– А разве доктор Фаррел – тиран? – обменялась Пруденс озабоченным взглядом с Констанс.

Честити пожала плечами:

– Не знаю, но он с таким презрением говорил о своих будущих пациентах... – Она поколебалась, затем решительно продолжила: – Они стоят друг друга. Во всяком случае, у меня нет ощущения, будто мы обрекаем беззащитную женщину на брак по расчету с бесчувственным чурбаном.

– Ну хорошо, – согласилась Констанс. – Давайте сведем их вместе и посмотрим, что получится. Никто не заставляет их жениться. Они взрослые люди и сами решат, подходят они друг другу или нет.

– Представим их на приеме Кон, – предложила Пруденс.

– Нет, лучше у меня, – перебила ее Честити. – На Манчестер-сквер в среду.

– У тебя есть какая-то особая причина? – поинтересовалась Пруденс.

– Если помните, у меня созрело две идеи, – напомнила Честити. Хмурая гримаса, сопровождавшая любое упоминание о докторе Фарреле, бесследно исчезла. – Что вы думаете об отце и графине?

– Неплохо, – протянула Констанс. Затем нахмурилась. – Но тогда Лаура станет нашей сводной сестрой. И никто не осудит отца, если он предложит ей поселиться под своей крышей.

– Разумеется, – подтвердила Честити. – Но не так уж будет страшно, если мы выдадим ее замуж. Нам не придется общаться с ней, не считая семейных событий, и отцу, надеюсь, тоже.

– К тому же перспектива замужества матери может подтолкнуть дочь к алтарю, – предположила Пруденс.

– Вот именно, – улыбнулась Честити с оттенком самодовольства. – Мы убьем двух зайцев одним выстрелом.

– Итак, в следующую среду ты пригласишь обеих женщин, мы заставим отца выйти к гостям, даже если придется выкручивать ему руки, а Дуглас Фаррел получит обычные инструкции, – подытожила Констанс. – Ну и конечно, цветы для всех женщин, а для Лауры – белые.

– Гвоздики, – подсказала Пруденс. – Единственные цветы для бутоньерок, которые легко достать в такое время года.

– Значит, решено, – кивнула Честити. – Можно считать, что мы сегодня неплохо поработали.

Легкий стук в дверь предупредил о возвращении Макса и Гидеона. Мужчинам хватило одного взгляда на самодовольные лица сестер, чтобы сделать свои выводы.

– Так-так, кто же те бедолаги, чьи судьбы вы взялись устраивать? – полюбопытствовал Макс.

– Тебе прекрасно известно, что мы помогаем людям, – с достоинством произнесла его жена. – Мы работаем исключительно во имя добра.

– Скажи это тем несчастным, чьи жизни бесцеремонно исковерканы, а они даже ни о чем не подозревают, – проворчал Гидеон.

– Ты можешь привести хотя бы одну пару из числа тех, кого мы свели вместе и кто сожалеет о своей судьбе? – набросилась на него Пруденс.

Гидеон вскинул руки, признавая поражение:

– Не могу, но я незнаком и с половиной ваших клиентов.

– Тогда незачем лезть в наши дела. Мы же не лезем в ваши.

– Да, но вы высказываете свои мнения, – возразил он без особого пыла. – Разве мужья не имеют такие же права?

– Если ты готова, Констанс, думаю, нам пора домой, – обратился к жене Макс.

– А мне пора в постель, – воскликнула Честити, вскакивая с дивана.

– Посмотри, что ты наделал, – упрекнула Пруденс мужа, но в ее голосе звучал смех. – Разогнал всех гостей своим брюзжанием.

– Ничего подобного, – возмутился Гидеон. – Они и так уже собирались уходить. – Он направился к двери. – Констанс, Макс, я провожу вас.

– Кстати, что вы решили насчет Рождества? – справилась у мужа Констанс, когда они вышли в холл.

– А вот это тебя совершенно не касается, – заявил Макс.

– Сюрприз? – Ореховые глаза Честити засветились. – Я обожаю сюрпризы, особенно на Рождество.

– В таком случае, надеюсь, ты не будешь разочарована. – Макс чмокнул ее в щеку и попрощался с хозяином дома.

Констанс обняла сестер, и они вышли на морозный воздух, направившись к своему автомобилю, ожидавшему у бортика тротуара с включенным двигателем и шофером, облаченным в теплый кожаный плащ.

Честити зевнула.

– Спокойной ночи, Гидеон.

– Я поднимусь с тобой, чтобы удостовериться, что у тебя есть все необходимое. – Пруденс подхватила сестру под руку. – Ты скоро, Гидеон?

– Только погашу свет и запру дверь, – отозвался он. – Я отправил слуг спать еще час назад.

Наверху Пруденс окинула комнату сестры критическим взглядом.

– Кажется, все в порядке. – Она разгладила и без того ровное покрывало, затем указала на туалетный столик. – Там молоко, шоколад и спиртовая горелка на тот случай, если тебе захочется подкрепиться.

Ежевечерний ритуал в отцовском доме, когда сестры собирались в своей гостиной, чтобы обсудить события дня, наслаждаясь горячим шоколадом, Пруденс сохранила и в доме мужа.

Честити покачала головой.

– После конфет с бенедиктином? Вряд ли, – усомнилась она. – Все замечательно, Пру, так что можешь отправляться в постель. Увидимся утром.

Пруденс кивнула, но медлила, взявшись за дверную ручку.

– Послушай, Чес, – нерешительно произнесла она, – похоже, у тебя возникла сильная антипатия к Дугласу Фаррелу. Ты уверена, что сможешь иметь с ним дело и выполнять свои обязанности, ничем не выдав нас?

Честити вытащила из волос ленту, прежде чем ответить.

– Почему бы и нет? Мы будем встречаться только на общественных мероприятиях. Ему и в голову не придет, что кто-нибудь из нас имеет отношение к брачному агентству. Даже если он почувствует, что я испытываю к нему неприязнь, подобный факт не имеет значения. Люди могут как угодно относиться друг к другу, но оставаться вежливыми. В любом случае я в состоянии скрыть свои чувства. Наедине нам встречаться незачем, а в компании я буду придерживаться нейтральных тем.

– Пожалуй, – произнесла Пруденс, но без особой убежденности в голосе. – Спокойной ночи, Чес. – Она вышла, притворив за собой дверь.

С минуту Честити смотрела на закрытую дверь, понимая недоумение сестры. Собственно, она и сама не могла объяснить столь яростную неприязнь к человеку, которого едва знала. Возможно, если она узнает доктора лучше, то найдет в нем что-нибудь привлекательное. Первое впечатление обманчиво. Но, как Честити ни старалась, ей так и не удалось переменить свое мнение за то время, пока она расчесывала свои густые темно-рыжие локоны, умывалась на ночь и вешала в гардероб изумрудно-зеленое платье, прежде чем надеть ночную рубашку.