Страница 4 из 12
Б.Е. Слобцов, Е.В. Буянов
«Горькая» лавина 62-го
Женя! Я с большим интересом прочел твое последнее послание, особенно в части, касающейся лавин. Поэтому решил послать тебе свои дневниковые записки, относящиеся к восхождению на пик М.Горького во время экспедиции на Хан-Тенгри 1962 года. Полагаю, что, прочитав их, ты поймешь, почему я серьезно отношусь к лавинной версии аварии Дятлова. Лавина, в которой мы пролетели полтора километра по кулуару и потеряли по высоте почти 400 м, прошла даже по менее крутому склону, чем на Урале. Правда, снег на Центральном Тянь-Шане очень сухой и сыпучий, он больше похож на сахарный песок. Как ни странно, но нас тоже было девять человек. Побились мы по-разному, но все остались живы!
(Из письма Слобцова Буянову, январь 2008)
30 июля, Центральный Тянь-Шань, хребет Тенгри-Таг, пик Горького.
Позавтракали в восемь часов последним, – на том раскладка и «померла». Осталась только сэкономленная Гавриловым и мной паюсная икра, но на такой «экономии», понятно, далеко не уйдешь. Боб решает спускаться, первым вылезает из палатки и полчаса ждет остальных, уже основательно промокнув во всех своих шмотках. Сказал, что так будет мягче и приятнее падать.
Вниз, как в воду глядел «пророк», а господь назначил срок!..
Наконец, все собрались. Погода далеко «не летная»: снег повалил еще сильнее, но надо спускаться. Попытались сбросить лавинку – получилось! Идем, сталкивая перед собой небольшие лавины из свежего снега вдоль скал до ледовой стенки, где «Крыл» (Крылов) еще на подъеме рубил ступени, – здесь Володя пошел последним. Только спустился, – вылетел страховочный крюк. Да, «пролетели», и никто не «улетел»!.. Пока нам везет на «нелетную погоду». Обмениваемся очень «живыми» взглядами.
Еще часа три спускались попеременно спортивным способом. Все промокли насквозь: мечты, понятно, о лагерном уюте и о глотках «огненной воды» спирта и чая. Снег повалил сплошной массой с видимостью метров на двадцать, – ну никак не больше. Наконец, прошли лед и стали снимать кошки здесь, где по пути наверх была голая «сыпуха» из камней, а теперь лежали здоровые сугробы снега.
Я оказался в самом низу, когда наверху заорали: «ЛАВИНА!!!». Сразу спрятался за камень, а сверху окатило мокрым снегом, и обвал закончился. Это уже пятая лавина, которая «проутюжила» соседний кулуар. Пора, пора уходить на гребень, чтобы не попасть в «девятый вал» шестой!..
Остальные связки подходят ко мне и тоже снимают кошки, а Игошкин, Крылов, и Мамаев уходят вниз. Засовываю кошки Жорке в рюкзак и иду за ними, а наверху остаются только Гаврилов и Кондратьев. И тут снова дикий крик во всю глотку: «ЛАВИНА!!!». Оборачиваюсь, втыкаю ледоруб и жду: в меня, или мимо? Да, похоже на этот раз!.. Из тумана снегопада вылетает тяжелый снежный вал, сметает одного за другим Боба, Рудика, Плясунова, Жорку и… меня. Мгновение пытаюсь удержаться, но куда там!.. Трещит ледоруб, волна подкидывает вверх, а потом беспорядочный полет куда-то вниз. Снег забивает рот и нос, тщетно пытаюсь их очищать. Кажется, что полет бесконечно долог и ему никогда не будет конца, но сознание абсолютно ясное, даже как-то не успеваю или забываю испугаться. Кажется, лавина начинает притормаживаться. Эх, посадить бы сюда тех «снежных профессоров», – «теоретиков», которые пишут в умных книжках о каких-то «плавательных движениях» в потоке лавины. Интересно, сколько бы их «выплыло», и что бы они «спели» и посоветовали тем, кто выплыть не смог?..
Но остановка, кажется, не конечная – поездка продолжается дальше. Чувствую, что опять куда-то лечу свободным падением вниз головой. Затем страшный удар обо что-то головой и всем телом, и полет останавливается.
Под отчаянные крики со всех сторон, болтаюсь вниз головой на веревке, которая впивается в шею и душит так, что «конец близок». Веселится виселица! Судорожно пытаюсь достать из анараки нож, чтобы разрезать веревку. Но Жорка, сплетенный со мной веревкой, пытаясь вылезть из снега, выкручивает с треском мою правую ногу, я переворачиваюсь и освобождаюсь, наконец, от «могильных» потуг веревки. Зубы выломало и вдавило в нёбо, один глаз не видит, лицо все в крови, – «красавец», должно быть, как на картинке.
Барахтаясь, вылезают из снега Плясунов и Корепанов, – всех нас троих перехлестнуло одной веревкой, и чуть не придушило. Гаврилов остановился несколько выше нас, – он кричит, что кто-то над ним засыпан снегом и сильно стонет. Откапываем его с Плясуновым, а потом и третьего, – это Рудик Кондратьев. На виске у него глубокий шрам, изо рта течет пена. Неужели это конец?..
Спешно тащим его вниз под скалу, в защищенное место. Крылов тоже перетаскивает в безопасное место Серегу Согрина, ноги у которого страшно вывернуты в голеностопах. Видимо, зацепился кошками, – он единственный, кто не успел их вовремя снять на спуске.
Ниже всех оказались Коля Мамаев и Игошкин, – последнего веревкой сдернуло с гребня, выйти на который нам не хватило минут пять «от силы». У Игошкина слегка поцарапан нос, а Мамаев сломал в коленях обе ноги.
Дары все «разные», и кровью «грязные»…
После короткого совещания самых «целых» с виду, – меня с Игошкиным, – отправляют в базовый лагерь за помощью. Но сначала, конечно, перетаскиваем и Мамаева в безопасное место под скалу, «от греха подальше».
При ходьбе довольно быстро ощутил, что ноги начинают отказывать. К тому же один глаз совсем не видел, а потому и никакая перспектива не ощущалась. Последние полчаса перед лагерем с трудом «тащился» за привязь Валеркиной веревки. Что-то, видимо, сделалось с ногами, – они еле двигались, и очень плохо слушались.
Снег сыпать перестал. Чувствую в глазах боль и резь. Лавина с головы сняла всё, что можно, в том числе и очки. Наконец, дошли до лагеря, в котором оказались только Леха и радист. Лешка сует мне фляжку спирта и убегает наверх с медикаментами и продуктами. Через час за ним ушли Игошкин и радист с лыжами и спальными мешками. Оставшись в одиночестве, выпиваю стакан спирта и начинаю самостоятельно дергать обломки зубов, благо Шиндяйкин оставил несколько разных зубных клещей. Когда уже стало совсем темно, около лагеря раздается чей-то крик. Поскольку ноги не держали, выползаю из палатки «на руках» в спальном мешке и вижу Гаврилова с Крыловым, стоящих перед трещиной, на которую мы раньше и внимания не обращали. Теперь это было «препятствие»! Доползаю до них и подаю им шест. Потом полночи не можем заснуть, – «Крыл» отбил легкие и повредил голеностоп. Это была загадка, как это они с Бобом вообще сумели дойти до лагеря. Выпиваем еще немного спирта, и снова пытаемся заснуть.
31 июля, базовый лагерь.
Утром вернулась группа Боба Ефимова с заброски на пик Шатер, – ей рассказали о наших «приключениях», и они начали подготовку полномасштабных спасательных работ с привлечением казахской экспедиции, их лошадей и, по возможности, вертолетов.
На этом мои дневниковые записи оборвались…
Ноябрь 2006 г. Москва.
Спустя 44 года пытаюсь вспомнить завершение моей первой высотной экспедиции, не выполнившей основной задачи: траверс хребта Тенгри-Таг с восхождением на одну из красивейших вершин – Хан-Тенгри. Но все же той экспедиции, которая покорила никем до нас не пройденный, пик М. Горького и сумела вернуться домой без потерь, хотя и с весьма серьезными травмами.
А пролетели мы по склону пика Горького в лавине прилично, – более полутора километров, потеряв чуть меньше четырехсот метров высоты!
Итак, в первых числах августа 1962 года с Горького в базовый лагерь спустили остальных пострадавших восходителей. Эта работа досталась группе Боба Ефимова, вернувшейся с заброски на п. Шатер, и Казахской экспедиции, базовый лагерь которой был ниже нашего, а грузы свои они по леднику Иныльчек забрасывали на лошадях. Первое, что сделала подошедшая казахская группа, это обменяла с нами кастрюлю красной икры на ящик сигарет «Памир» и связку воблы. Такие вот тогда были «рыночные отношения среднеразвитого социализма в Средней Азии». Кстати, в их команде был нынешний дирижер Большого театра Фуат Мансуров. Заглянул он в палатку, где лежали Корепанов, Крылов и я, – все в ссадинах и бинтах, пробормотал ошарашено: «Господи! Какие юнцы!» и вышел. В смысле: «Ну, куда, сопляки, полезли?..».