Страница 9 из 40
КОНЧАЕТСЯ!.
Памяти М. П. Фофанова
Кончается!.. Невольно рвется стон,-
Так тяжело, так страшно это слово!
Оно звучит, как погребальный звон
Иль как набат, рокочущий сурово
В молчаньи ночи, возвестивший нам
Пожара дым, бегущий к небесам…
Любовь, и жизнь, и славу отравляя,
Нередко нас преследует оно,
Зияет нам, как бездна роковая,
Все вечностью, все тайнами полно…
Ужасное таинственное слово!
Оно старо, но вечно будет ново-
Кончается!
Мы видим пир: беспечны и светлы
Ликуют гости, зал блестит огнями,
Ласкают взор накрытые столы
И винами, и яством, и плодами.
Веселый смех и гам со всех сторон,
И хрусталя дрожащий перезвон.
Но поздно! Зал редеет понемногу.
Смолкает шум. Как пестрые шмели,
Стремятся гости к тесному порогу…
Вот спешно слуги в звучный зал вошли,-
Метут полы, проворно гасят свечи…
Темнеет зал; беседы, тосты, встречи-
Кончаются!
Волнуяся, сверкает море нив,
Журчат ручьи, пестро цветут долины;
К сиянью дня вершины обратив,
Листвой трепещут робкие осины;
И дружных птиц залетная семья
Поет восторг и сладость бытия.
Проходит май; за ним уходит лето,
И острый серп уносит злак долин…
Обожжена, безмолвна и раздета,
Дуброва спит… Лишь с дремотных вершин
Последний лист, кружася, упадает
На мокрый мох… И ветер напевает:
Кончается…
Наш нежный друг волнуется, живет,
Пленяет нас открытою душою;
Мечтает он, а дерзостный недуг
К нему ползет голодною змеею.
И наконец, обвив его кругом,
Томит и жжет горячечным огнем.
Спешите вы к одру больного друга,
Его приют безмолвен и уныл.
Открыта дверь, чуть шепчется прислуга,
Душистый мускус воздух напоил.
Больной лежит и с хриплым шумом дышит,
Вы вздрогнули, – ваш слух невольно слышит:
Кончается…
Земля цветет… Бесстрастные века,
Сметая все, меняют поколенья.
Так в небесах меняют облака
Морских ветров суровое броженье…
Кипит борьба и ропщет гордый ум.
Но будет век – замолкнет спор и шум,
Земля умрет. Над снежными морями
Повиснут гор недвижные хребты,
Засеребрясь нетающими льдами.
И род людской, как бред земной мечты,
Исчезнет сном – и даже смерть забудет…
И некому тогда воскликнуть будет:
Кончается!
15 мая 1888
«Заря вечерняя, заря прощальная…»
Заря вечерняя, заря прощальная
На небе ласковом тепло румянится…
Дорога длинная, дорога дальняя,
Как лента синяя, пестрея, тянется.
Мечтаю сумрачно, гляжу рассеянно.
Душа отзывчивей, сны – суевернее…
И, как печаль моя, как дым развеяна
Заря прощальная, заря вечерняя.
17 мая 1888
СМЕРТЬ ШУТА
В смятеньи двор веселый короля…
Все мрачно в нем; хозяин хмурит брови,
Молчит, печаль с пажами не деля,
Заговорит – досада в каждом слове.
Придворных дам нарядная семья
Близ королевы медленно теснится;
Прекрасный принц вздыхает и боится
За краткий сон земного бытия.
В тяжелых люстрах не блестят огни,
Унылый зал почил в молчаньи строгом…
Немая смерть витает над чертогом,
И дремлет он в таинственной тени.
И лишь в одном готическом окне
Горят лампады и, слезяся воском,
Мерцают свечи… В мрачной тишине
Там труп шута лежит на ложе жестком.
Он, как мудрец, как резвое дитя,
Свой век провел – беспечно и шутя.
Воспитанный средь роскоши дворцовой,
При шепоте завистливых льстецов,
Он не любил ни славы, ни чинов,
Питая сердце мудростью суровой,
И что имел – все бедным раздавал…
Трофеи шуток: золото, алмазы,
Из царских рук подаренный фиал,
Расшитый плащ, затейливые вазы-
Все нес он в дар голодной нищете…
И многие в смеющемся шуте
Защитника и друга находили…
Он был один пред хмурым королем
Заступником несчастных – и о нем
Не раз бедняк поплачет на могиле…
Вот он лежит, недвижный и немой,
Презревший жизнь, и роскошь, и покой.
В одном углу сквозь сонный полумрак
Виднеется истрепанный колпак,
В другом углу – заплатанная тога…
Ничтожный шут, играющий давно ль
На пиршествах бессмысленную роль,
Теперь уснул в величьи полубога!
Еще не смело тление могил
Его чела холодного коснуться,-
Уже не раз, бояся улыбнуться,
Король к одру любимца подходил,
И на него смотрел прилежным оком,
И отходил в молчании глубоком…
И думал он: в какой облечь наряд
Тебя, мой друг? Ты кончил жизнь земную…
В твоих чертах читаю жизнь иную,
Ты мудростью и святостью объят…
Тебе чужда земная суета,
Как ветхий плащ, ты бросил мир наш тленный!..
И повелел усопшего шута
Король одеть в наряд свой драгоценный…
Май 1888
Л. Н. ТОЛСТОМУ
Я знаю мир души твоей,
Земному миру он не сроден:
Земной мир соткан из цепей,
А твой, как молодость, свободен.
Не золотой телец твой бог,
Не осквернен твой храм наживой.
Ты перед торжищем тревог
Стоишь, как жрец благочестивый.
Ты как пророк явился нам,
Тебе чужды пороки наши,
И сладкой лести фимиам,
И злом отравленные чаши.
Ты хочешь небо низвести
На нашу сумрачную землю…
Остановясь на полпути,
Тебе доверчиво я внемлю.
Слежу за гением твоим,
Горжусь его полетом смелым,
Но в изумленьи оробелом
Не смею следовать за ним!
11 июня 1888
В ДОРОГЕ
Верста, еще верста! Назад я бросил взор,
Селенье скрылося за желтый косогор,
Лишь церкви дальней крест сверкает в высоте,
Да космы чучела желтеют на шесте,
Как привидение, и дымных тучек стая
Несется медленно, свой очерк изменяя…
Я дальше ухожу… Верста, еще верста!
Как знойный океан, сверкает высота.
Я бросил взор назад – уж нет вдали селенья,
Лазурью сонное сверкает отдаленье,
И небо знойное, лобзаяся с землей,
Как тайну прячет даль… Так годы чередой,
Как версты пестрые, проходят перед нами,
И смотрим мы назад пугливыми очами;
Но память бледная, как синий небосклон,
Скрывает прошлого невозмутимый сон…
И только дни любви, как крест далекий храма,
На небе бытия спокойно и упрямо
Сверкают дольше всех внимательным очам,
И смотрим мы вперед, и небо видим там.
25 июня 1888