Ставка на проигрыш

Жизнь Гарри шла, но событий в ней было мало. Ничего интересного для «Блейз» и очень немного для «Тэлли». Смирившись с этим, я спросил, намерен ли Гарри держать Эгоцентрика и дальше.

— Да, думаю, да. Он очень оживляет нашу жизнь.

— Каким образом?

— Приподнимает еще на несколько ступенек вверх, — холодно заметила Гейл. — Есть чем похвастаться на вечеринках.

Все обратили на нее свои взоры. По ее виду трудно было понять, нарочно ли она старается раздразнить или разозлить их. На лице Гарри застыло неуверенное выражение. Ясно одно: она задела их за живое, и Сара не замедлила наказать ее за это.

— Гейл, детка, почему бы тебе не приготовить нам всем чаю?

Казалось, каждой жилочкой Гейл противится приказу. Наконец нарочито медленно она поднялась и вышла из комнаты.

— Славная девушка, — кисло заметила Сара. — Правда, иногда с ней бывает нелегко ладить.

Неискренность свела на нет ее улыбку, однако она сочла нужным продолжить и пустилась в откровения, прибегнуть к которым не упускала случая при любой возможности и с любым, кто попадется под руку.

— Сестра Гарри замужем за адвокатом... Очень неглупый человек... но, знаете ли... африканец.

— Понимаю, — сказал я.

— Конечно же, мы очень любим Гейл, и вот, поскольку ее мать уехала на родину мужа, как только страна обрела независимость, и потом, раз девочка родилась в Англии и хотела остаться, мы решили... в общем, вот... она и живет здесь, с нами.

— Понимаю, — сказал я опять. — Здесь ей, должно быть, хорошо.

«Как это грустно, — подумал я, — что они считают нужным в чем-то оправдываться. Гейл в этом не нуждается».

— Она преподает в школе изобразительных искусств, в Виктории, — добавил Гарри. — Рисунки для мод.

— Моделирование, — поправила Сара. — Она очень способная! Ее ученики получают призы и все такое. — В голосе ее звучало облегчение: я воспринял все нормально, и теперь ей хотелось поразить меня своим великодушием. Надо отдать ей должное — она приложила немало усилий для преодоления давних, въевшихся в плоть и кровь предрассудков. Жаль только, что она не в состоянии замаскировать свое чрезмерное старание.

— Ну а вы? — спросил я. — Расскажите мне о своей жизни. И что вы думаете об Эгоцентрике?

Ее судьба, начала она извиняющимся тоном, не столь интересна. Первый муж, оптик, умер за год до того, как она встретила Гарри, и вся жизнь, за исключением благотворительности, сводится к ведению дома. Она довольна, что Гарри выиграл лошадь, ей нравится бывать на скачках в роли владелицы, и она считает игру на скачках захватывающей, но ставка в десять шиллингов — ее предел.

Они с Гейл страшно забавлялись, придумывая костюм для жокея Гарри.

— А какие цвета?

— Пурпурные и бирюзовые вопросительные знаки по белому полю, бирюзовые рукава, красное кепи.

— Очень красиво, — улыбнулся я. — Теперь буду следить за ним на скачках.

Гарри сообщил, что тренер планирует провести Эгоцентрика еще через один тур соревнований до начала скачек на Золотой кубок. Может быть, тогда я и увижу лошадь.

— Может быть, — согласился я, и тут Гейл внесла чай.

Гарри и Сара торопливо осушили по три чашки, одновременно взглянули на часы и сообщили, что пора собираться на коктейль.

— Я, пожалуй, не пойду, — проговорила Гейл. — Вы извинитесь перед ними, но мне надо поработать. Могу заехать за вами, если хотите. Позвоните, когда соберетесь домой.

— Прежде чем мы попрощаемся, — сказал я, — мне хотелось бы взглянуть на все газетные вырезки, какие у вас есть. И фотографии.

— Ради Бога, ради Бога... — забормотал Гарри. — Гейл вам все покажет. Ладно, милочка? А сейчас надо бежать. Старина Марроу, заметьте себе, не кто-нибудь, а президент гольф-клуба... Рад был познакомиться. Надеюсь, вы узнали все, что необходимо... Звоните, если возникнут еще вопросы.

— Спасибо, — ответил я, но он уже исчез. Они поднялись наверх, потом спустились в холл, входная дверь хлопнула, от дома отъехал автомобиль. Дом погрузился в тишину.

— Они не то чтобы пьяницы, — произнесла Гейл. — Просто живут от одной выпивки до другой.

Очередь Гейл объяснять. Однако в ее тоне я не уловил ни малейшего желания оправдываться, не то что у Сары.

— Наслаждаются жизнью, — откликнулся я.

Гейл приподняла брови.

— Правда? Да, пожалуй. Мне и в голову не приходило.

«Эгоистична, — подумал я. — Холодна. Бесчувственна... Все, что я ненавижу в женщинах. Все, что мне необходимо в женщине. Слишком соблазнительна».

— Посмотрите фотографии? — спросила она.

— Да, пожалуйста.

Она принесла альбом в дорогой коже, и мы перелистали его. Все газетные вырезки я знал. Ни одна из фотографий не оказалась достаточно изысканной для «Тэлли». Я сказал, что придется заехать еще раз с фотографом. Гейл отложила альбом и встала.

— Они позвонят от Марроу часа через два, не раньше. Может, останетесь и выпьете чего-нибудь?

Я взглянул на часы. Поезда ходили через каждые тридцать минут. Ну, допустим, на следующий я не успею... Там была Элизабет. А здесь — Гейл. И времени всего час.

— Хорошо, — сказал я. — Остаюсь.

Она налила мне пива. И сама взяла стакан. Я снова сел на диван, а она грациозно опустилась на огромный бархатный пуф.

— Вы, конечно, женаты?

— Да.

— Все интересные мужчины обычно женаты.

— А вы почему не выходите замуж?

В улыбке блеснули белые влажные зубы.

— А-а... С этим можно подождать.

— И долго ждать?

— Ну, думаю, пока не встречу человека, расставания с которым не смогу перенести.

— А вы уже расстались с несколькими?

— Да, с несколькими. — Она кивнула, глотнула пива и вызывающе посмотрела на меня. — А вы? Вы не изменяете жене?

Я заморгал. И ответил осторожно:

— Почти нет.

— А иногда?

— Нечасто.

Выдержав долгую задумчивую паузу, она коротко произнесла:

— Хорошо.

— Это что же, прикажете рассматривать как философское замечание или как конкретное предложение?

Она рассмеялась:

— Просто хочу четко представлять ситуацию.

— Чтобы знать, на что рассчитывать.

— Ненавижу всяческую неразбериху, — кивнула она.

— Особенно, наверное, эмоциональную неразбериху.

— Вы правы.

«Она никогда не любила, — подумал я. — В ее жизни был секс, но любви не было. Как раз то, что мне нужно». Я поборол коварный внутренний голос и задал типично журналистский вопрос о работе.

— Работа как работа. — Она пожала плечами. — Из ста студентов, может быть, один по-настоящему талантлив. По большей части амбиций у них в пять раз больше, чем идей.

— А сами вы занимаетесь моделированием?

— Почти нет. Придумываю иногда что-нибудь для себя или для Сары. Мне нравится преподавать. Доводить художественное невежество до уровня подлинного мастерства.

— И замечать потом отголоски своих идей по всей Оксфорд-стрит?

Она кивнула, глаза ее блестели и улыбались.

— Сейчас на пяти крупнейших фабриках готового платья работают мои ученики. Стиль одного из них настолько индивидуален, что, глядя на витрину, можно безошибочно отличить его работы от других.

— Я вижу, вам нравится осознавать свою власть?

— А кому-то не нравится?

— Как сказать...

— Власть всегда разлагает? — Голос ее звучал саркастически.

— Каждого в своей мере. Интересно знать, в чем Ваша слабость?

Она засмеялась:

— Деньги, я думаю. Преподавателям их вечно не хватает.

— Но зато у вас есть власть.

— Надо же иметь хоть что-нибудь, раз нельзя получить все.

Я опустил голову, чувствуя, как исказилось мое лицо. Трудно подобрать более точные слова для обрисовки положения, в котором я пребывал вот уже одиннадцать лет.

— О чем задумались? — спросила Гейл.

— О том, как бы заполучить вас в постель.

Она, казалось, онемела от возмущения. Я поднял глаза, готовый к любым проявлениям женского самолюбия. Ведь я мог и ошибиться в ней.

Но я не ошибся. Она смеялась. Польщенная.