Серый кардинал

Одна за другой приехали три вчерашние ведьмы-общественницы и начали утешать отца, заботливо воркуя и пичкая его бесконечным кофе. Я забыл их имена.

— Фейт, Мардж и Лаванда, — с ласковым упреком напомнила Фейт.

— Простите.

— Хороший политик запоминает имена, — строго проговорила Лаванда.

— От вас не много будет пользы отцу, если вы забываете людей, которые его окружают. — Худая леди с нежно пахнущим именем принадлежала к тем, кто не одобрял Оринду Нэгл. Лаванде трудно понравиться, подумал я.

Мервин Тэк и отец обсуждали, на каких улицах расклеивать листовки.

Кристэл Харлей вводила бесконечные детали в компьютер. Фейт, как мать семейства, ходила и вытирала пыль. Мардж включила фотокопировальную машину, издававшую тихое гудение.

Я сидел на вчерашней табуретке, просто слушал и узнавал много удивительных (для меня) фактов об избирательной кампании. И главный среди них крохотная сумма, которую разрешается потратить. Никто не мог бы купить себе место в парламенте. Каждый кандидат опирается на армию бесплатных помощников, которые ходят от двери к двери и убеждают проголосовать за него, и прибивают плакаты «Голосуйте за меня» на каждое подходящее дерево.

Все правила определены в актах парламента, решительно пояснила мне Кристэл, не отрывая пальцев от клавиатуры, а глаз от экрана. Акты строго ограничивают сумму, которую может потратить кандидат.

— В этом округе примерно семьдесят тысяч голосующих, — продолжала она. — На те деньги, что нам разрешено потратить, нельзя купить семидесяти тысяч кружек пива. Подкупить британских избирателей невозможно. Их надо только убедить. Это работа вашего отца.

— Понимаете, дорогой, нельзя накупить марок и послать всем избирателям письма. Надо сесть на велосипед и вручить письма лично, — улыбаясь, добавила Фейт.

— Вы имеете в виду, что у вас нет денег, чтобы купить марки?

— Мы отчитываемся за каждый потраченный пенс, — кивнула Кристэл. Когда выборы кончатся, мы должны по пунктам перечислить все расходы, куда ушли деньги. И можно держать пари на собственную драгоценную жизнь, что люди Пола Бетьюна будут от радости прыгать до потолка, если обнаружат, что мы превысили лимит. Точно так же, как и мы будем в лупу разглядывать его отчет, выискивая погрешность в два пенни.

— Но вчерашний обед... — начал я.

— За вчерашний обед платили люди, которые его ели. Местной ассоциации избирателей он ничего не стоил, — просветила меня Кристэл. Она с минуту помолчала, а потом продолжила мое образование. — Мервин и я работаем в местной ассоциации избирателей этой партии. Мы не от Вестминстера. Местная ассоциация оплачивает офис, и все, кто есть в ней, надеются на подарки и на добровольные пожертвования.

Кристэл с одобрением относилась к тому, как все устроено. А я только смутно удивлялся, почему в палате общин, если все так тщательно отрегулировано для безукоризненного хода выборов, так много идиотов.

Относительный покой в офисе, где толклись только семь пар ног, продолжался лишь до того момента, пока в обе двери не ворвалась толпа, взбудораженная событиями прошлой ночи. Начались бесконечные вопросы, на которые вроде бы не было ответов.

Мервин Тэк любил такую суету. Полиция, репортеры, просто любопытные... Он с жаром приветствовал каждого. Его кандидат не только остался жив, но и совершенно очаровал всех, задававших вопросы. Оператор ТВ направлял в лицо отцу яркий прожектор и записывал на пленку искренность его улыбки. К местным газетчикам прибавились корреспонденты нескольких ежедневных центральных изданий. То и дело мелькали вспышки фотоаппаратов. Микрофоны подставлялись к каждому, едва открывавшему рот. И я играл свою крошечную роль, просто улыбался и улыбался, и был ужасно мил с каждым, и все вопросы переправлял отцу.

Кристэл попыталась продолжать работать, но ее так прижали к столу, что ей пришлось отказаться от этого намерения. Иначе ее могло бы смыть с места, как груз с корабля. Она саркастически заметила, что едва ли было бы больше переполоха, если бы Джорджа Джулиарда убили.

— К счастью, его не убили, — ответил я, подтягивая табуретку к ней, чтобы нам обоим закрепиться хотя бы на одном месте.

— Он споткнулся из-за шума выстрела? — спросила она.

— Нет, он споткнулся раньше.

— Почему вы так уверены?

— Потому что звук такой специальной пули приходит после самой пули.

Она недоверчиво взглянула на меня.

— Я учил это на уроках физики.

— Сколько вам лет? — спросила она, изучая мое безбородое лицо.

— Семнадцать.

— Вы даже не можете голосовать!

— По правде, я бы и не хотел.

Она посмотрела туда, где отец скромностью и грацией завоевывал союзников среди журналистов.

— Я встречала очень много политиков, — проговорила она. — Ваш отец совсем другой.

— В каком смысле?

— Разве вы не чувствуете его силу? Наверно, вы не можете чувствовать, ведь вы его сын. Вы слишком близки к нему.

— Иногда чувствую. — Мне бы надо сказать, что его сила ошеломляет меня.

— Вспомните прошлый вечер, — без паузы продолжала Кристэл. — Я сидела там, в зале, в последнем ряду. От него нам всем стало светло. Он прирожденный оратор. Я имею в виду, что, хотя я знаю всю эту кухню, он заставил биться и мой пульс. Бедный старый Денннс Нэгл. Он был симпатичный, достойный человек. Довольно способный, работающий в спокойной манере. Он бы никогда не смог заставить толпу вскочить на ноги и выкрикивать приветствия, как вечером.

— А Оринда смогла бы? — спросил я.

— Нет. — Кристэл явно удивилась. — Она не умеет заставить людей смеяться. Но не судите о ней по вчерашнему вечеру. Она полностью отдавалась работе с избирателями. И всегда была рядом с Деннисом. Она очень обиделась, что ее не выбрали на место Денниса. Ведь, пока ваш отец не встряхнул избирательный комитет, ей никто не мог противостоять.

— Фактически, — проговорил я, — если у кого-то и есть мотив убрать с дороги моего отца, так это у нее.

— Ох, но она бы никогда такого не сделала! — Кристэл искренне испугалась. — Знаете, она иногда бывает очень милой. Мервин любит ее. Он был совершенно выбит из колеи. Ведь он надеялся, что ему придется работать на выборах в ее пользу. Он готовился к этому.

Мое первое впечатление об остром язычке Кристэл основывалось только на внешнем виде. Она была добрее и терпеливее, чем казалась. Я подумал, не болела ли она раньше анорексией[4]. В школе я встречал девочек с анорексией. У одной из них выпали почти все зубы.

У Кристэл зубы ровные и белые, но их редко видно из-за чересчур серьезного взгляда на жизнь. По-моему, ей лет двадцать пять — двадцать шесть.

И она мало чего получает от жизни, чтобы часто улыбаться.

Мервин Тэк, зигзагом пробравшись сквозь гудевшую толпу, коснулся моего локтя. Он сказал, что уже пора подумать о том, чтобы повезти отца на сегодняшнюю встречу с избирателями в отдаленный город Куиндл. Избирательный округ раскинулся на большой площади, и населенные пункты разбросаны далеко друг от друга. Мервин дал мне карту дорог с отмеченным местом назначения.

— Вы уверены, что справитесь? — Он с сомнением разглядывал меня.

— Да, — ответил я с большей убежденностью, чем чувствовал на самом деле.

— Один инцидент, вроде вчерашнего, подарок небес, — объяснил он. Вдобавок к нему автомобильная катастрофа — это уже слишком. Нам не нужны слухи, мол, с кандидатом вечно что-то случается.

— Не нужны, — согласился я. В другом конце комнаты отец позвякивал ключами от «рейнджровера», чтобы привлечь мое внимание. Я подошел к нему и взял ключи. А он, оторвавшись от болтавших доброжелателей (полиция и репортеры давно уехали), опираясь на трость, прохромал через офис к двери на стоянку машин.

Толпа порождает толпу. У выхода, на улице, стояла группа людей. Они хлопали и улыбались отцу, и тянули кверху большие пальцы. Окинув взглядом стоянку машин, я посмотрел туда, где мы вчера оставили «рейнджровер», когда в полдень приехали из Брайтона. Отец попросил меня подогнать машину, чтобы ему не пришлось ковылять так далеко.

4

Анорексия — болезненное отвращение к пище.