Страница 10 из 15
Через два с половиной месяца после перехода через Рубикон, Цезарь подступал теперь к Риму его полновластным владыкою. Так как консулы уехали из Италии вместе с Помпеем, трибуны М. Антоний и Кв. Кассий Лонгин, пользуясь древнею прерогативою, созвали за городом сенат для выслушивания отчета Цезаря в его последних действиях. Это было жалкое собрание: составленное отчасти из давнишних жрецов галльского золота, но большею частью из помпеян, пытавшихся было бежать, но вернувшихся с полдороги, оно, как испуганное стадо, внимало вежливым речам Цезаря и робко отвечало аплодисментами на его заверения в миролюбии и патриотизме. Оно выразило свое искреннее пожелание скорейшему окончанию братоубийственной войны и уполномочило Цезаря вступить в переговоры с Помпеем. После этого оно с миром разошлось, и Цезарь, забрав казну и назначив М. Лепида префектом города, а М. Антония – начальником италийских войск, оставил Рим после двухнедельного пребывания в его окрестностях.
За неимением флота он все еще не мог преследовать Помпея и потому обратил теперь свое внимание на Средиземное море, где много важных пунктов находилось в руках его противников. Прежде всего под самым боком были Сицилия и Сардиния, житницы Рима, занятые Катоном; с другой стороны, была Иллирика, тоже хлебородная провинция, в недалеком расстоянии от Эпира, также в руках помпеян; на крайнем же западе была Испания, провинция Помпея, где стояли семь легионов, цвет римской армии, готовые ежеминутно отправиться на соединение со своим вождем. Оттого еще из Бриндизи Цезарь отрядил верного Куриона с четырьмя легионами в Сицилию прогнать Катона, а немного позже послал на подобные же миссии Кв. Валерия в Сардинию и К. Антония в Иллирику. Теперь же, посетив Рим, он решил сам отправиться в Испанию. Ему пришлось ехать через Римскую Провинцию, и здесь город Массилия (Марсель), важный торговый и культурный центр, населенный греками, войдя в переговоры с крейсировавшим тут же А. Домицием, запер перед ним ворота. Он пробовал было его осадить, но, видя, что дело может затянуться надолго, передал ведение осады К. Требонию и Д. Бруту, а сам поспешил далее. Испанские ветераны находились под начальством помпеевых легатов: Л. Афрания, имевшего три легиона, М. Петрея – два, и М. Теренция Варрона, знаменитого ученого, имевшего также два. Цезарю впервые предстояло иметь дело с армией, прошедшей ту же школу дисциплины и тактики, что и его, и первое время он действительно проигрывал: Афроний и Петрей соединились и нанесли несколько жестоких поражений непобедимому дотоле полководцу; но талант последнего взял верх, и оба легата принуждены были вскоре сложить оружие. Сами они, по обычаю Цезаря, были отпущены на все четыре стороны, но лучшая часть их армии была присоединена к армии победителя, и только новобранцы получили расчет. Немного спустя и Варрон, понимавший в книгах больше нежели в военном деле, сдался без боя близ Кордовы, и Цезарь, блестяще окончив кампанию в сорок дней, мог вернуться обратно в Италию. Одновременно, нужно добавить, и Курион выжил из Сицилии Катона, с достоинством удалившегося в Эпир, и Валерий овладел Сардинией; но первый, перенесший военные действия в Африку, вскоре погиб в борьбе с Юбою, царем мавританским, а К. Антоний проиграл решительное сражение в Иллирии и был взят в плен. Цезарь возвращался домой тою же дорогою, которою приехал, и по пути опять остановился перед Массилией, все еще державшейся, несмотря на инженерное искусство осаждающих. Узнав, что Цезарь вернулся из своей экспедиции победителем и что ей, стало быть, нечего ждать уже помощи из Испании, она теперь капитулировала, сдавшись на дискреционных условиях. Несмотря на досаду за ее упорство и на недвусмысленные требования солдат предать богатый город грабежу, благоразумный победитель не сделал Массилии никакого зла и даже возвратил ей ее самоуправление и хартии. Это ему даром не прошло: стоявшие в Плацентии (Пьяченца), в долине По, несколько легионов давно уже волновались, не получая обещанных наград, и теперь, по прибытии из-под Массилии солдат, обманутых в своих надеждах на грабеж, открыто возмутились, браня своего полководца и требуя расчета. Немедленно Цезарь кинулся туда: он изъявил свою готовность раскассировать всех их тут же на месте и, вместо обычного своего обращения “солдаты”, обозвал их словом “Quirites”. Это имело магический эффект: не только, значит, Цезарь, ведший их к стольким победам, не нуждался в них, но еще презрительно называл их квиритами – простыми гражданами, не носившими оружия. Военная честь была затронута, и с криком раскаяния мятежные солдаты бросились к его ногам, умоляя простить их и принять снова на службу. Цезарь долго отказывался, но, наконец, уступил, предав, однако, казни 12 зачинщиков.
Цезарь, после десятилетнего отсутствия, прибыл теперь в Рим, провозглашенный Лепидом диктатором. Это было далеко не законно: претор не имел права назначать диктаторов, а сенат даже не был спрошен. Но год близился уже к концу, и требовалось настоятельно созвать комиции для выбора будущих должностных лиц, – что мог сделать только сановник высший, нежели Лепид, а именно – консулы или диктатор. Так как первые были в отсутствии, то оставалось назначить второго, и Цезарь вступил в столицу, облеченный магистратурою, неслыханною, кроме как в суллово правление, за последние 120 лет. Он продержал, однако, власть только 11 дней – до окончания комиции: выбранный сам с неким П. Сервилием Веттией консулом на 48 году до н. э., он сложил свой сан и немедленно опять уехал из Рима.
В Бриндизи его ждали теперь несколько транспортных судов и войско, сильно поредевшее за время пребывания в Испании. Помпей же успел к этому времени собрать в Греции, Египте и Азии – театре его прежней славы – сильную армию в 80 тысяч человек и большой флот, перед которым жалкие корабли Цезаря были совершенно бессильны. Этим флотом командовал М. Бибул, и Цезарю, благодаря его беспечности, удалось 4 января переправить в Эпир около 15 тысяч пехоты и 600 человек конницы. Он высадился в 150 верстах к югу от Диррахия, где были расположены главные квартиры Помпея, и тотчас же отослал обратно свою флотилию в Бриндизи, чтоб привезти Антония с остальными легионами. Но Бибул уже не дремал: он переловил корабли, сжег тридцать из них и, раздосадованный на свою недавнюю оплошность, перебил весь экипаж их. Положение Цезаря стало критическим, но он смело пошел на север, взял без боя города Орик и Аполлонию и очутился в 75 верстах от Диррахия. Он пробовал было пойти дальше по тому же направлению, но, подойдя к Опсу, небольшой реке между Аполлонией и неприятельскими квартирами, наткнулся на Помпея, занявшего правый берег, и принужден был остановиться. Здесь оба противника стояли лицом к лицу в течение нескольких месяцев – от января до мая, – не решаясь начать действий: Цезарь хотел вступить в переговоры, но, дело расстроилось по настояниям Т. Лабиена, некогда его друга и главного лейтенанта в Галлии, а ныне перешедшего на сторону сената. Цезарь с нетерпением ждал остального войска, чтоб перейти в наступление: он посылал к Антонию приказы за приказами поскорее поспешить, но тот сам почти был блокирован в Бриндизи помпеянским флотом и не мог тронуться с места. Говорили впоследствии, что, не понимая причины такой проволочки, Цезарь нанял 12-весельную лодку и решил сам, несмотря на опасности, переправиться в Бриндизи. Но буря даже на реке была такая, что кормчий долго не решался пуститься в море, пока Цезарь не успокоил его, говоря, что он “везет Цезаря и его счастье”. Приблизившись, однако, к устью реки, Цезарь сам увидел безрассудство предприятия и вернулся назад к всеобщему ликованию солдат.
Наконец, в мае месяце, появился флот Антония и был виден почти одновременно из обоих лагерей. Немедленно родосская эскадра Помпея бросилась из Диррахия перенимать его, но буря развеяла и разбила ее, и весь экипаж попал в руки Цезарю. Опять, как в прошлые разы, он отпустил своих врагов с миром, а Антоний тем временем успел благополучно пристать к небольшой Нимфейской бухте, в 70 верстах к северу от Диррахия. Помпей бросился также на север, чтоб помешать соединению обеих армий, но Цезарь пошел ему в обход и соединился со своим помощником в то время, как Помпей лежал в засаде, поджидая Антония по кратчайшей дороге. Обманутый и выбитый из прекрасной позиции, он поднялся теперь выше к Диррахию, к городу Аспарагию, и здесь расположился лагерем. Цезарь, уверенный теперь в своих силах, предложил ему сражение, но, получив отказ, ловким маневром выбил его и из этой позиции и заставил отступить еще выше, к высокой местности Петре, где тот и занял почти неприступное положение. Цезарь вздумал блокировать его: имея только 22 тысячи человек, он стал обводить его огромными валами в 15 верст окружностью, с тем, чтоб отрезать его сношения с морем и вместе с тем обезопасить себе самому подвоз припасов; но попытка окончилась плачевно: он разбросал свои немногие силы, и Помпею нетрудно было сделать вылазку и опрокинуть все его сооружения. Завязался бой, и Цезарь с тяжелым уроном принужден был отступить назад к Аполлонии, благодаря небеса и за то, что противник не заставил его принять генеральное сражение. “Помпей не умеет побеждать”, – сказал он тогда, и был совершенно прав: спор мог окончиться в тот час совсем иначе, чем он окончился месяцем позже. В Аполлонии, однако, Цезарь не остался. В мае, когда прибыл Антоний, он выслал Домиция Кальвина с двумя легионами в Фессалию, с целью задержать тестя Помпея, приближавшегося с подкреплениями с востока. Кальвин удачно выполнил поручение и, заняв горные проходы, спокойно оставался все эти месяцы vis-a-vis Сципиону, не пуская его ни на шаг дальше. К нему-то теперь, обессиленный поражением при Петре, Цезарь отправился на соединение, а одновременно и Помпей выступил на выручку тестя. Обе стороны благополучно совершили соединение и очутились недалеко от Лариссы, у равнины Фарсальской. До сих пор Помпей всячески избегал сражения в открытом поле: хотя на его стороне и был численный перевес, но его армия состояла большей частью из новобранцев, и он справедливо рассчитывал постепенно приучить ее к дисциплине, ослабляя в то же время противника маневрами и частыми, но небольшими нападениями. Но теперь, когда Цезарь уже раз потерпел поражение, а войско Помпея было подкреплено контингентами с востока, знать, окружавшая его, стала роптать и требовать немедленного сражения. Она упрекала своего вождя в нерешительности, жаловалась, что ей не удастся в этом году есть свежие фиги в Тускуле, и была так уверена в исходе, что переделила уже между собою провинции и должности. Очевидно, молодые кавалеры, не знавшие поражения в гостиных Рима, были уверены в своей непобедимости и на бранном поле, и Помпей, несмотря на свое нежелание, принужден был уступить. Утром 9 августа он вывел свое 50-тысячное войско на равнину и занял выгодную позицию, имея холмы с тылу и реку с обрывистым берегом справа; левое же крыло, замыкавшееся семью тысячами всадников, было растянуто так, чтоб обойти правый фланг Цезаря и напасть на него с тылу. Цезарь это понял и, имея лишь 22 тысячи пехоты и тысячу конницы, сосредоточил свои главные силы на своем правом крыле, поставив туда всю кавалерию и знаменитый еще со времени Галльской кампании десятый легион. Он отдал им приказ не метать копий, а бить ими помпеянским кавалерам прямо в лицо и расположил остальную армию в три линии, отрядив лишь перед самым началом боя несколько когорт в подкрепление правому крылу. Сам он стал туда же и повел атаку двумя первыми линиями сразу. Одновременно, однако, помпеева конница ударила в десятый легион, но прежде, чем она могла понять положение, на нее посыпались удары в глаза, и храбрые щеголи не выдержали: быть изуродованным казалось им хуже поражения, и, закрыв лицо руками, они пустились бежать. Тотчас ряды Помпея пришли в смятение, и Цезарь, выслав третью линию, несколькими натисками опрокинул их. Начались бегство и резня, и около 15 тысяч человек, в том числе 10 сенаторов и 40 всадников, остались на поле убитыми. Цезарь же потерял всего около 200 и с удвоенной энергией ударил в неприятельский лагерь, где Помпей сидел в своей палатке, погруженный в глубокое раздумье и не зная, в припадке горя, что делать. Услыхав, однако, штурм, он быстро поднялся с немногими приближенными по направлению к Лариссе. Цезарю достался весь лагерь со всеми запасами и амуницией, а на другой день ему сдались без боя 20 тысяч человек, бежавших одновременно с Помпеем, но настигнутых цезаревыми легионами. Победитель обошелся с пленными, по своему обыкновению, великодушно: он не только никого не наказал, но еще всех обласкал и отпустил на свободу. Тогда же прибыл к нему с мольбою о пощаде и Марк Брут, который пробовал было удалиться с Помпеем в Лариссу: Цезарь простил его, тепло обнял и приблизил к себе, чтоб впоследствии пасть под его кинжалом.