Страница 7 из 26
19 августа Скобелев уже имел сведения, что дорога, идущая из Иметли через Зелено-Древо в Габрово (где были наши войска, оборонявшие выходы на Шипке), вполне проходима даже для артиллерии.
Между тем еще 14 августа Скобелев писал Святополк-Мирскому:
“Потрясающее впечатление, произведенное рассказом г-на Стенли о положении наших на Шипке, заставляет меня высказать вам мое глубокое убеждение: неприятель искусно маневрирует, отвлекая часть наших войск от сражения на перевале. Немедленное прибытие девяти батальонов может иметь решающее значение в нашу пользу. Два полка из Сельви, 64-й казанский с занимаемой мною позиции могут быть завтра утром в Габрове... В данный момент Сельви не угрожает никакая опасность. Почему же нам не маневрировать?! Только что с двумя сотнями из-под Ловчи; никаких признаков присутствия значительных сил”.
На следующий день он почти то же пишет Радецкому:
“Вверенный мне отряд, по моему убеждению, бесцельно стоит впереди Сельви... Между тем присутствие в бою на Шипке четырех отличных батальонов... могло бы иметь большое значение... Начальник штаба вверенного мне отряда, капитан Куропаткин, объяснит Вам, на основании каких дисциплинарных соображений я беру смелость прямо обращаться к Вашему Высокопревосходительству”.
16 августа Скобелев послал Радецкому второе письмо, прося позволения ударить по туркам, атакующим Шипку, с тыла. Можно себе представить положение Скобелева, до которого порою доносился гул выстрелов на Шипке, вынужденного бездействовать у Какрина! В ответ на второе письмо Скобелева Радецкий сообщил, что переслал его предложение в главный штаб Непокойчицкому, но последний продолжал опасаться за Сельви! По-видимому, и сам Радецкий желал во что бы то ни стало удержаться на Шипке сам, но все-таки писал, что, может быть, примет предложение Скобелева. Будь это предложение принято вовремя, наши потери на Шипке, конечно, были бы менее значительны, и, отделавшись здесь от турок, мы могли бы ускорить падение Плевны несколькими месяцами.
19 августа Скобелев наконец получил секретное предписание из главной квартиры, которое хотя и не удовлетворило его желаний, но по крайней мере дало ему возможность прекратить томительное бездействие. Правда, и на этот раз Скобелеву поручалась весьма скромная роль разведчика. Ему было велено собирать сведения о неприятеле на стороне Трояна, чтобы обеспечить движение князя Имеретинского, которому было поручено взять Ловчу, а затем наступать к Плевне. Ввиду этого отряд Скобелева был подчинен Имеретинскому, составляя авангард в отряде этого генерала. К счастью, в лице Имеретинского Скобелев встретил начальника, не стеснявшего свободы его действий, а наоборот, обратившегося к Скобелеву за советом.
Скобелев немедленно составил план действий и послал 19 августа князю Имеретинскому подробную записку, начинающуюся словами: “Задача: взять город Ловчу с возможно меньшими потерями”. Далее следует план, в котором замечателен следующий пункт, содержащий перечисление начал, которыми сам Скобелев постоянно руководствовался:
“Основные принципы: 1) Тщательное знакомство с местностью и расположением противника. 2) Обширная артиллерийская подготовка с дальних и близких позиций. 3) Постепенность атаки. 4) Содействие фортификации. 5) Сильные резервы и экономное их расходование” и т.д.
Ночью 19 августа князь Имеретинский предписал Скобелеву выдвинуться к Ловче и занять позицию у фонтанов, в шести верстах от Ловчи. Князь считал невозможным атаковать раньше 22 августа. Скобелев просил сделать это днем раньше, ручаясь за успех атаки, так как отлично знал силы противника. Князь не согласился.
Когда наконец отряду Скобелева было предписано двинуться, радость его была, по словам Куропаткина, велика. Бездействие на какринской позиции утомило хуже похода. Особенно рвались в бой офицеры Казанского полка и кавказцы.
Расположение высот, окружающих Ловчу, весьма благоприятно ее укреплению. Из Ловчи турки могли бы сделать новую Плевну, но позиция совершенно не соответствовала силам, ее занимавшим, всего до 8 тысяч человек. Другой недостаток турецкой позиции в том, что против нее, на правом берегу Осмы, лежали командующие высоты. Взятие этих высот, разумеется, было первою заботою Скобелева.
Сделав восемь верст, авангард Скобелева не встретил неприятеля и дошел до фонтанов, где остановился, поджидая главные силы. Две из высот, которые следовало атаковать, оказались занятыми неприятельскими постами. Оттуда раздались выстрелы. Чтобы убедиться, занята ли третья гора, впоследствии названная Счастливой, Скобелев вызвал охотников из кавказских горцев. Там оказалась лишь слабая кавалерийская цепь; высота эта была тотчас захвачена казанцами. Затем удалось овладеть и другими высотами, где стали размещать артиллерию.
Сам бой под Ловчей разделялся на два периода. Первый состоял из артиллерийской подготовки. Хотя наша артиллерия численностью превосходила турецкую, последняя производила сильное впечатление своей дальнобойностью и поражала нас безнаказанно с такого расстояния, которое не позволяло нам вредить заречному редуту и батарее, фланкировавшей нашу позицию.
В 7 часов утра 22 августа Скобелев заметил недолет наших снарядов и писал Имеретинскому: “Артиллерия сама стреляет со слишком большой дистанции”. Около 9 часов пополудни Скобелев, объезжая позицию, проехал на батарею Имеретинского. Там наши четыре орудия тщетно боролись с двумя турецкими, у нас командовал поручик Дубасов. Увидев приближающегося Скобелева, офицеры стали звать к орудиям людей, спрятавшихся в овражки. Люди хотя медленно, но выскакивали и строились для встречи: это заставило Скобелева выстроить их у орудий, и он приказал отвечать противнику. Новый турецкий снаряд зашипел, но Скобелев хотел, чтобы никто не прятался, и добился этого. Счастье лично ему покровительствовало, но несколько человек были выведены из строя. Зато поведение Скобелева ободрило остальных, и один из фейерверкеров сам уже стал ободрять товарищей, говоря, что “умереть за царя легко”, убедившись в том, что солдаты успокоились, Скобелев сказал: “Теперь сам приказываю вам при приближении снарядов прятаться в овражки, затем посылать ответ”.
Когда подготовка была признана достаточной, Скобелев подал сигнал для наступления. Было 12 часов, заиграла музыка. Казанский полк в полном порядке, с развернутым знаменем двинулся на Рыжую гору. Скобелев разослал ординарцев в карьер, предписав открыть стрельбу залпом. Неприятель сопротивлялся слабо. Сам Скобелев занял небольшую площадку, карнизом висящую над городом. Турки из заречного редута открыли огонь. Но на этот раз и наши разрывные снаряды достигали редута и произвели там взрыв и пожар, вскоре, однако, потушенный.
Второй период боя состоял уже в занятии города Ловчи и построении в нем войск, затем в атаке укрепления против берега Осмы с ключом позиции – заречным редутом. Занятие Ловчи производилось по личному указанию Скобелева. Город был очищен, дома заперты, улицы пустынны; кое-где виднелись следы грабежа и разрушения. С появлением русских войск стали показываться одиночные болгары, довольно безучастно смотревшие на нас. Эти самые болгары принимали русских раньше, 5 июля, как освободителей; но с тех пор много воды утекло. Неудачи Шильдера-Шульднера и Криденера, отступление Гурко и зверства турок в долине Тунджи, занятие Ловчи турками – все это подействовало на болгар угнетающе. Но в отряде Скобелева, пишет Куропаткин, все понимали чувства болгар и, глядя на враждебные их лица, редкий допускал слова укора.
Бой в городе продолжался недолго. Во время боя один из батальонов Эстляндского полка, состоявший из молодых солдат, побежал через кладбище, прячась от турецких пуль. Скобелев, увидев это, чтобы дать урок, приказал выстроить батальон посреди кладбища, лицом к неприятелю и, выбранив людей за беспорядок, велел проделать ружейные приемы.
“Турки, – пишет Куропаткин, – начали сыпать пули, но солдат на войне делает чудеса: ни град пуль, ни вид в первый раз в жизни раненых товарищей не помешали остальным чисто выделывать приемы. Добившись желаемого спокойствия, генерал Скобелев уже не считал полезным дальнейшее форсирование сил солдат и приказал вести батальон по назначению, что и было исполнено в полном порядке”.