Страница 5 из 15
Из объяснений с римскими властями Лессепс увидел, что этот проект не может быть принят Римом, тем более что третий параграф его находился в явном противоречии с обещаниями французских прокламаций не вмешиваться в политическую жизнь провинций. Пришлось составить вторую редакцию соглашения, также состоящую из трех параграфов:
1. Римские провинции провозглашают братский протекторат Французской республики.
2. Римское население имеет право свободно высказаться о форме правления.
3. Рим примет французскую армию как дружественную. Французские войска совместно с итальянскими будут нести сторожевую службу в городе. Римские власти продолжают исполнение своих обязанностей согласно с их законными полномочиями.
Однако и эта редакция не была принята триумвирами. Они говорили, что в этом новом договоре не содержится никаких гарантий свободы и независимости римских провинций и что, наконец, занятие Рима противоречит желаниям населения. Триумвиры указывали в то же время на трудность прийти к соглашению, пока французы продолжают готовить осаду. Тем не менее, они обещали прислать свои контрпредложения, однако так как Лессепс не получал обещанного, то объявил, что прерывает сношения с Римом и что через восемь дней французы начнут осаду. К величайшему своему удивлению, он получил ответ, что переговоры на самом деле продолжаются, но не с ним, а с генералом Удино. Он познакомился при этом и с самим проектом соглашения, которого, однако, не мог принять, потому что в нем упоминалась Римская республика. Очевидно, что римляне затягивали переговоры и хотели выставить Лессепса виновником их провала. Это настроение сообщалось и населению города. На Лессепса было сделано покушение, не удавшееся только благодаря извещению когда-то спасенного посланником политического преступника. В то же время среди французского войска, или, вернее, в штабе французских офицеров, все сильнее обозначалось нежелание сохранять перемирие, которое казалось оскорбительным перед стенами Рима. Именно так смотрел на дело сам генерал Удино, и Лессепсу опять пришлось призывать его к терпению.
“Воинская честь, – писал он Удино, – мне дорога не менее, чем Вам, господин генерал, но я также принимаю во внимание устные и письменные инструкции моего правительства и общественное мнение Франции. Желаете ли Вы, да или нет, войти в Рим силою и начать атаку, не будучи вызваны на нее и не получив формального приказа? Если Вы достигнете ворот Рима и разрушите пушками его стены, каким образом займете вы город? Нужно ли сейчас же предупредить живущих в Риме французов, чтобы они покинули город, если боятся последствий разрыва, и принимаете ли Вы на свою ответственность кровь, которую придется пролить, чтобы заставить население принять такое покровительство!...”
Хотя Удино вроде бы уступил настояниям Лессепса, однако можно было каждую минуту ожидать перемены, тем более что на военном совете только один голос остановил атаку на Рим. Необходимо было спешить с соглашением, и потому Лессепс еще раз обратился с декларацией к римским властям и национальному собранию.
“Принимая во внимание, – говорилось в декларации, – что движение австрийских войск в римские провинции изменяет выжидательное положение французских и римских войск; принимая во внимание, что австрийцы, приближаясь к Риму, могут занять позиции, опасные для французов, что продолжение настоящего положения, на которое согласился, по просьбе французского посланника, генерал Удино, может оказаться губительным для французской армии и что триумвират ничего не ответил на ноту от 26 числа сего месяца мая, нижеподписавшийся, Фердинанд Лессепс, чрезвычайный посол и полномочный министр в Риме от Французской республики, приглашает римских властей и национальное собрание высказаться относительно следующих пунктов:
1. Римляне провозглашают протекторат Французской республики.
2. Франция не отнимает у населения права свободно высказываться о форме правления.
3. Французская армия будет принята римлянами как дружественная. Она займет пункты, которые сочтет удобными как для защиты страны, так и для здоровья войска. Она не будет вмешиваться в административные дела.
4. Французская республика гарантирует защиту территории, занятой ее войсками, против какого бы то ни было иностранного нашествия.
В заключение нижеподписавшийся, в согласии с генералом Удино, объявляет, что в случае, если вышеприведенные пункты не будут приняты немедленно, он будет считать свою миссию оконченной и французской армии будет возвращена полная свобода действия”.
Этот документ, помеченный 29 мая 1849 года, подписан Лессепсом и Удино. Между посланником и генералом, таким образом, существовало согласие, и оставалось ожидать ответа из Рима. А между тем в ночь с 29 на 30 мая Лессепс вдруг узнает о движении во французском лагере.
Все дело могло быть испорчено этой переменой в положении войска, и вот Лессепс спешит к генералу, но там его встречают угрозой арестовать и доводят до готовности пустить в ход оружие... Войска уже заняли возвышенность Monte Mario, но так как Удино все-таки согласился не двигаться дальше, то Лессепс отправился в Рим уладить недоразумение. Ему удалось объяснить перемену в диспозиции французской армии как меру, вызванную приближением австрийцев, и наконец добиться соглашения – с тем лишь изменением, что римляне открывали город не для всей французской армии, а только для Удино с необходимым количеством свиты. Довольный и этим результатом, Лессепс посылает проект договора к Удино и вдруг узнает о протесте генерала.
“Господа триумвиры, – писал Удино к представителям Римской республики, – я имел честь известить вас, что принимаю со своей стороны ультиматум, переданный вам г-ном Лессепсом 29 мая.
К величайшему моему изумлению, г-н Лессепс доставил мне по возвращении из Рима род конвенции, совершенно противной духу и основаниям ультиматума. Я убежден, что, подписывая ее, г-н Лессепс превысил свои полномочия.
Инструкции, полученные мною от моего правительства, запрещают мне формально присоединяться к этому акту. Я считаю его несостоявшимся и вменяю себе в обязанность известить вас об этом немедля”.
Упоминание Удино об инструкциях, полученных им от правительства, лишало Лессепса всякой опоры в действиях. Дело в том, что среди затруднений и столкновений с начальником экспедиционного корпуса он несколько раз обращался с запросами в Париж и всякий раз не получал ответа. Теперь он опять известил министра иностранных дел о своем ложном положении и получил такую телеграмму:
“Правительство республики считает вашу миссию оконченной. Благоволите вернуться во Францию сейчас по получении этой депеши”.
5 июня Лессепс уже был в Париже, в роли человека, желавшего исполнить не возложенное на него поручение... Все, что говорилось в Национальном собрании перед его отъездом в Италию, было забыто, как не было и самого Национального собрания, смененного Законодательным. Лессепса выставляли сумасшедшим и даже печатно заявили об этом в газете “Век”, потому что он хотел исполнить желание французской нации о сохранении в Риме демократических учреждений, а в инструкции министра без его ведома его намерение сформулировали таким образом: “Делать все, что может ускорить падение режима, силой вещей осужденного на гибель”. Таким режимом, осужденным на гибель, была в это время и сама Французская республика – вот где разгадка оборота, который получила миссия Лессепса в Риме. Его столкновение с Удино изображало собою в миниатюре уже назревавшую во Франции борьбу реакционеров с либералами, – борьбу, финалом которой была Вторая империя. Все попытки Лессепса оправдать свои действия, доказать, что эти действия были точным исполнением данных ему инструкций, ни к чему не привели, и Лессепсу было объявлено порицание. С этих пор он прощается с дипломатической карьерой. По словам Пинара, наступление Второй империи он встретил недружелюбно, и если это так, то это – единственный случай, когда Лессепс обнаруживает свои симпатии в политике. Едва ли не подействовала в данном случае горечь человека, отброшенного в сторону, несмотря на заслуги. Во всяком случае, это было исключением из правила, а правилом было: всякое правительство хорошо, при котором хорошо живется. Этим объясняется беспартийность Лессепса и постоянная готовность помочь и спасти. Aperire terram gentibus (покорить землю людям) – вот девиз Лессепса. В области политики он примыкал именно к такого рода дипломатам, и потому мы так часто видим его в роли миротворца и никогда – сторонником какой-нибудь политической доктрины, неумолимо сметающей со своей дороги сторонников других убеждений. Aperire terram gentibus – это значит примирить, это значит приспособить землю к потребностям человека и тем увеличить сумму человеческого счастья. Конечно, и каждый доктринер стремится к тому же, но они сулят это счастье где-то далеко, когда адресаты этих обещаний уже лягут в могилы. Политиков вроде Лессепса можно укорить, напротив, в неимении широкого политического плана, но у них всегда найдется капля елея для страждущего, которому не суждено увидеть обетованную землю. Поэтому не удивителен переход Лессепса от такого рода деятельности к другой, на первый взгляд совершенно чуждой первой, в действительности же – следующей тому же девизу: aperire terram gentibus.