Страница 4 из 19
Глава II. На политической арене
Знакомство с событиями при дворе. – Близость к “молодому” двору. – Неудобства наследника Елизаветы. – Поездки в Ораниенбаум. – Переписка с великой княгиней. – Стихи Дашковой в честь Екатерины II. – Дружба. – Возбуждение в переписке общественных вопросов. – Уверения в “любви и преданности”. – Близость кончины императрицы. – Знаменитый разговор с Петром III. – Роковое свидание с Екатериной II. – Решимость Дашковой помогать другу. – Кончина императрицы Елизаветы. – Сцена во дворце за игрой в карты. – Выговор князю Дашкову от императора. – Причины, обусловившие решимость Дашковой. – Пример дяди. – Зависть к сестре. – Трагическая черта в судьбе княгини. – 28 июня 1762 года. – “Величайшее счастье” Дашковой. – Свидание с родными. – Сентенции великого канцлера
В предыдущей главе мы уже видели, при каких условиях воспитывалась Дашкова. Следует еще указать и на то, что она с 12 – 13 лет вышла из-под надзора гувернантки, свободно располагала собой, занималась только тем, что ей нравилось, и мало-помалу привыкала руководствоваться лишь своими желаниями, не подчиняясь ничему другому. Это несомненно могло способствовать ранней выработке той самостоятельности характера и той чрезвычайной оригинальности в привычках, которыми отличалась впоследствии княгиня Дашкова.
Мы уже знаем, как дом канцлера, где провела девические годы Екатерина Романовна, был близок ко двору, к особе государыни и ее родственникам, и какие впечатления с самого раннего детства западали в чуткую душу будущего президента Академии. Чтение серьезных книг, трактовавших о жгучих общественных вопросах; атмосфера политики, в которой с юных лет приходилось вращаться; гордые мечты о каком-нибудь крупном деле, где бы можно было прославиться; раннее осознание своих умственных сил, – все это должно было подготовить в душе Дашковой благодарную почву для восприятия соответственных идей. И для этого вскоре по приезде Екатерины Романовны из Москвы в Петербург наступили благоприятные обстоятельства.
Восторженное воспоминание о великой княгине жило в памяти ее молоденькой поклонницы с самой первой их встречи. И эти чары вспыхнули с новой силой в душе Дашковой, как только она увидела будущую императрицу и как только вникла в суть событий, происходивших тогда в высших сферах. Это она могла легко сделать, как по близости к канцлеру, так и потому, что вместе с мужем, служившим в Преображенском полку, которым командовал будущий император Петр III, жила на даче близ Ораниенбаума и сделалась близким членом того общества, которое составляло “молодой двор”. Встречаясь очень часто с великим князем и его супругой, она сумела, при своей наблюдательности, скоро оценить их обоих и понять, что очаровавшей ее великой княгине будущее могло грозить тяжелыми сценами. И в романтической, горячей голове молоденькой, жаждавшей подвигов, Дашковой намечается уже интересное предприятие: она должна помочь обожаемой ею высокой подруге избавиться от грозивших осложнений...
Между тем события вскоре уже начали принимать такой оборот, что приходилось серьезно задумываться. Кончина императрицы Елизаветы приближалась, и только самые недальновидные не могли видеть, какими неудобствами грозили русскому обществу свойства наследника государыни, не скрывавшего своей любви ко всему прусскому и голштинскому, смеявшегося над русскими обычаями, мечтавшего о введении любимых им, но чуждых русской жизни порядков и находившегося в размолвке со своей женой. Это, конечно, для многих не составляло тайны, а для Дашковой, при ее близости ко двору, представлялось гораздо яснее, чем другим. При этих условиях, конечно, и великая княгиня должна была дорожить горячим сочувствием к ней умной и энергичной Екатерины Романовны и, может быть, втайне лелеять мысль об утилизации этой энергии для своих целей.
Великая княгиня раз в неделю ездила в Петергоф, где жила императрица Елизавета летом и где находился, под личным ее надзором, Павел Петрович. Обыкновенно после таких визитов будущая императрица заезжала к Дашковой и увозила ее к себе в Ораниенбаум. При таких частых свиданиях эти две женщины все более и более узнавали друг друга и привыкали взаимно. Они настолько сблизились, что в случае нездоровья или других обстоятельств, препятствовавших личным свиданиям, великая княгиня переписывалась со своим другом. Эти письма, приложенные к лондонскому изданию записок Дашковой, являются памятником отношений двух знаменитых женщин и их первоначальной дружбы (может быть, и не особенно искренней со стороны Екатерины II) и указывают на те интересы, которые их занимали.
Сначала предметом письменных сношений служит литература. Корреспонденты снабжают друг друга книгами, меняются заметками и собственными сочинениями. В “Собеседнике любителей российского слова”, издававшемся впоследствии Дашковой при Академии наук, помещено следующее восторженное четверостишие Екатерины Романовны, относящееся ко времени, о котором мы рассказываем, и посвященное будущей императрице:
Великая княгиня отвечала на эту любезность восторженными строками: “Какие стихи, какая проза! И это – в семнадцать лет! Я прошу, – нет, я умоляю вас не пренебрегать таким редким талантом... Обвиняйте меня в тщеславии, в чем угодно (так как стихи восхваляли ее особу), но я должна сознаться, что не знаю, приходилось ли мне когда-нибудь читать такое правильное поэтическое четверостишие. Не менее ценю его как доказательство вашей любви, благодарю вас сердцем и душой, только заклинаю любить меня... Я с наслаждением ожидаю тот день на будущей неделе, который вы обещали провести вместе со мной, и надеюсь, что это удовольствие будет теперь продолжаться чаще...” Затем в последующих сношениях содержание переписки становится более глубоким, и в ней уже возбуждаются политические и общественные вопросы. Будущая императрица посылает своей приятельнице для чтения собственную рукопись под заглавием “Спор между духовенством и парламентом”. “Пожалуйста, – пишет она при этом, – не показывайте ее никому и возвратите мне как можно скорее. То же самое обещаю сделать с вашей книгой и рукописью, сейчас полученными. Надеюсь, что вы посетите меня на будущей неделе... Смею лично уверить вас в моем уважении и преданности и, как всегда, со всем удовольствием подписываюсь: ваш верный друг Екатерина”.
И в других письмах будущей императрицы звучат эти, с большим достоинством выраженные уверения в дружбе и любви. Несомненно, что в ответ на них получалось самое восторженное изъявление преданности со стороны Дашковой и желание пожертвовать всем ради своей возвышенной дружбы.
Между тем события шли своим чередом, и дни больной Елизаветы были сочтены. Приходилось не на шутку беспокоиться всем тем, кто принимал в соображение интересы родины и замечал неудобные свойства будущего повелителя. Горькое раздумье посещало и тех, чья судьба была связана с благоволением умиравшей императрицы и к кому неблагосклонно относился ее наследник. Не могла не задумываться и супруга последнего.
Приходилось задумываться и Дашковой. Великий князь, сначала благоволивший к ней, как и к остальным Воронцовым, – при первом же свидании с ней изъявил желание видеть ее у себя каждый день. Однако ему пришлось вскоре с неудовольствием заметить, что Дашкова дорожит обществом его супруги более, чем общением с ним. Великий князь, отличавшийся, в сущности, большой добротой и откровенностью, раз даже сказал Дашковой:
– Дитя мое! Вам бы очень не мешало вспомнить, что гораздо лучше иметь дело с честными простаками, каковы я и ваша сестра, чем с великими умниками, которые выжмут сок из апельсина, а корку выбросят вон!