Страница 7 из 24
По словам очевидцев, маскарадная процессия была “превеликая и длинная”. По улицам двигалось двести раззолоченных и разукрашенных колесниц и повозок на колесах и полозьях. На них находились костюмированные участники маскарада, певшие соответствующие песни, а перед колесницами шли целые хоры, певшие другие, более веселые песни. “И все сие, – говорит современник, – распоряжено было так хорошо, украшено так великолепно и богато, все песни и стихотворения петы были такими приятными голосами, что не инако, как с крайним удовольствием на все то смотреть было можно”.
Шествие открывал “провозвестник маскарада”, сопровождаемый свитой. За ним следовал сам маскарад, разделенный на несколько отделений по числу пороков, которые он изображал. Перед каждым отделением несли символический знак его.
Труды Волкова, составившего программу маскарада и распоряжавшегося ее выполнением, не пропали даром. Стечение народа, желавшего видеть шествие, было необыкновенное. Все улицы, по которым двигалась процессия, были переполнены, зрители не только были в окнах всех домов, но и промежутки между ними были заняты народом, стоявшим на подмостках возле домов и заборов. Любопытные забирались даже на кровли. Тысячи народа провожали процессию по улицам, огромные толпы встречали ее при возвращении у “зимних гор”. Гул радостных народных ликований и восклицаний раздавался повсюду. Впечатление, произведенное маскарадом на массу, было сильное и долго не могло изгладиться из народного воображения. Песни и напевы маскарадных хоров так всем полюбились, что народ много лет спустя с удовольствием слушал эти песни.
Маскарад, созданный по плану и под непосредственным распоряжением Волкова, был последнею данью, которую принес неутомимый организатор русского театра искусству и его высоким нравственным задачам. Горячо и всецело отдаваясь всякому делу, связанному с искусством, Волков и на этот раз остался верен своему характеру. Все приготовления к маскараду и само выполнение его происходили под наблюдением Волкова. Увлеченный желанием выполнить как можно добросовестнее программу маскарада, он сам, разъезжая по улицам, следил за точностью и порядком трехдневного шествия. При этом он не остерегся и схватил жестокую простуду. Болезнь сломила молодые силы, и 4 апреля 1763 года, 34-х лет от роду, Волков умер.
Похороны знаменитого человека были торжественными. Много знатных лиц и простого народа провожали первого русского актера к месту его последнего успокоения в Андроньевом монастыре. Эти торжественные проводы безвременно выхваченного смертью, это собрание знати и простого народа были живым свидетельством того, что деятельность первого русского актера заслуживала общественной признательности. Но это было единственным выражением народной памяти к заслугам почившего деятеля. С течением времени ни ближайшее, ни отдаленное потомство не почитало Волкова каким-нибудь общественным знаком уважения к его заслугам.
Давно уже, еще со времен нашествия французов, в 1812 году, когда Андроньев монастырь подвергся опустошению, исчезли всякие следы могилы Волкова, одного из замечательных русских людей. Длинный ряд десятилетий, давно уже составивших столетие, прошел со смерти Волкова, русский театр стал на высоте современного искусства, но и теперь, почти через полтораста лет, родина первого актера не отметила ни вещественным, ни духовным памятником этого выдающегося деятеля на пользу родной страны, имя которого бессмертно в истории русского просвещения.
Глава V
Характеристика Ф.Г. Волкова как человека, артиста и общественного деятеля. – Значение его в истории русского театра
Теми немногими фактами, которые приведены выше, исчерпывается все, что известно до сих пор о Волкове. Эти факты не дают возможности охарактеризовать его в той полноте, какой заслуживает этот замечательный человек. Поэтому характеристика Волкова должна ограничиваться лишь крупными чертами и общими выводами.
Федор Григорьевич Волков был щедро наделен теми дарами, которые образуют аристократическую, многосторонне развитую натуру. Преобладающими и яркими чертами его были жажда знаний и энергия, укреплявшие его природные дарования при помощи образования, которым он был обязан почти исключительно самому себе.
С самых юных лет Волков “пристрастно прилежал к познанию наук и художеств”. Это стремление к обогащению себя знаниями не оставляло его всю жизнь. И в детстве, и во время учения в Заиконо-Спасской академии, и в кадетском корпусе, и во время сценической деятельности, – везде он жадно черпал из сокровищницы знаний, везде упорно работал над своим развитием, употребляя все усилия и средства, чтобы сделаться просвещеннейшим человеком своего времени. Путем самостоятельного труда он старался восполнить пробелы своего образования. Много надо было положить работы над своим развитием, чтобы из сына провинциального купца вышел один из передовых людей того века. С помощью своих необыкновенных способностей он достиг того, что, например, Новиков дает такую характеристику первого русского актера. “Сей муж, – говорит он, – был великого, обымчивого и проницательного разума, основательного и здравого рассуждения и редких дарований, украшенных многим учением и чтением наилучших книг”.
Энергия и сила воли видны в Волкове при самом поверхностном знакомстве с его биографией. Страстно привязавшись к театру и задумав устроить его в Ярославле, он с жаром юноши и с силой воли зрелого человека взялся за дело и довел его до конца. В то время ему не было еще и 20 лет, торговые дела отнимали у него много сил и времени. Среда, к которой по своему рождению и занятиям принадлежал Волков, не могла отнестись к его затее сочувственно. Затея эта должна была казаться большинству окружавших его или пустою забавою, или бесовским наваждением. Но Волков преодолел все – и нравственные, и материальные – препятствия, и вот в провинциальном городке купеческий сын открывает первый вольный театр в России. Его занятия во время вторичного пребывания в Петербурге, упорядочение театра в Москве, участие в перевороте при восшествии на престол Екатерины II, устройство грандиозного маскарада, – все это требовало не только глубокого ума и обширных знаний, но и сильной воли и непреклонной энергии; все это требовало живого, изобретательного воображения, находчивости, “остроты ума”. Фонвизин называет Волкова “мужем глубокого разума, наполненного достоинствами, который имел большие знания и мог бы быть человеком государственным”.
Внешний облик Волкова отличался большой привлекательностью. Он был среднего роста. Лицо его, обрамленное темно-русыми вьющимися волосами, было правильным и приятным и выражало ум и энергию, светившиеся в его быстрых карих глазах. Многие находили в нем сходство с Петром Великим. С первого взгляда Волков казался несколько угрюм и суров, что придавало ему какую-то важность. Но в дружеском кругу он производил совершенно другое впечатление: на лице его появлялась приятная улыбка, обхождение с друзьями было самое любезное, а живые и остроумные разговоры его оживляли беседу. В выборе своих друзей он был очень разборчив. Зато те, которые могли считать себя его друзьями, принадлежали к числу лучших людей. Из подписи к его портрету, гравированному известным Евграфом Чемесовым, видно, что Чемесов и два писателя того времени, Н. Н. Мотонис и Г. В. Козицкий (статс-секретарь Екатерины II), были его самыми лучшими друзьями. Со своими близкими, как и вообще, он не был лицемерен: бескорыстие, отзывчивость в минуты нужды и горя ближнего, великодушие составляли его отличительные черты. Волков был далек от тех удовольствий, которые отнимают время и не дают никакой пищи для ума и сердца. “Жития он был трезвого, – говорит Новиков, – и добродетели строгой”. Он остался холостым и даже не был будто бы никогда влюблен. Сцена поглощала все его мысли и чувства, в ней одной он видел удовлетворение своим стремлениям.
Искусство он любил свято и бескорыстно. Не говоря уже о том, что он благодаря своей страсти к театру расстроил большое торгово-промышленное дело, главою которого стал после смерти своего отчима; Волков и впоследствии отказался для сцены от высокого государственного поста. Но, желая остаться скромным сценическим деятелем и уклоняясь от высокого положения кабинет-министра, Волков и в мелочах не хотел пользоваться своим влиянием и милостями государыни. Несмотря на ее желание, чтобы Волков ни в чем и никогда не нуждался, он скромно и умеренно пользовался своим широким правом в доставлении себе жизненных удобств. Никогда, говорит А. М. Тургенев, не приказывал он подавать себе обед более как на три человека: у него было два друга, с которыми он почти каждый день обедал. Редко он требовал себе экипаж, деньги брал тоже очень редко и не иначе, как из собственных рук императрицы, и никогда не более десяти империалов.