Двойная осторожность

Я забрал свой выигрыш у Тэффа. Тэфф мрачно заявил, что никогда не дал бы пять к одному, если бы знал, что на Дженотти поставил Анджело Гилберт.

— А что, Анджело выиграл? — спросил я.

— А то как же! Должно быть, неплохой куш сорвал. Он дождется, что никто из нас у него ставки принимать не будет.

— Но ведь ему и так пять не дают?

— Да нет, скорее один к одному. Даже при этих условиях Анджело получит в два раза больше, чем поставил. Но для Анджело этого наверняка мало...

Я понял, что это может плохо кончиться.

— Ну такой системы, чтобы выигрывать каждый раз, просто быть не может, — сказал я. — Рано или поздно Анджело обязательно проиграет.

— Само собой, — сказал Тэфф с упрямым видом. — Но можете поверить мне на слово: впредь ни один букмекер на скачках не даст этому выскочке больше, чем один к одному, даже если он поставил на хромую кобылу на трех ногах, на которой тридцать фунтов лишнего груза и жокеем у нее мой старый папаша.

— Но при таком раскладе он останется проигрыше, — заметил я.

— Подумаешь, беда какая! Мы здесь деньги делаем, парень!

— Обдираете лохов?

— Вот именно.

Он принялся выплачивать выигрыши другим счастливчикам с ловкостью, выработанной многолетней практикой. Чтобы Тэфф принес с ипподрома меньше денег, чем те, с которыми он туда пришел, — такое случалось редко. Среди букмекеров мало игроков по натуре, и выживают только те, кто умеет хорошо считать.

Я отошел от Тэффа, выпил шампанского с Мортом, который сам бурлил, как шампанское, потом помог Симу заседлать его кобылку. Кобылка принесла Хоустону еще одну победу, обойдя соперницу на полголовы. Сим отнесся к этому спокойнее Морта, но радость его была не меньше. Похоже, он наконец признал, что я не невежественный и любящий распоряжаться выскочка, а доброжелательный коллега и что все победы Люка на пользу нам обоим. Я не знал точно, как и отчего переменилось его отношение ко мне, но еще месяц назад совместная выпивка в баре ипподрома в честь победительницы была бы немыслима.

Думая больше о Морте и Симе и о лошадях, чем обо все еще грозном призраке Анджело, я поехал из Донкастера в Кембридж, чтобы забрать Касси, а оттуда — ужинать к Банану. Он, похоже, тоже ставил на Дженотти и выиграл в два раза больше моего.

— Сотня фунтов чистыми! — похвастался он.

— А я и не знал, что ты играешь.

— Ставлю по маленькой время от времени. Тут в ресторане такого наслушаешься, что не захочешь, а станешь играть.

— И что же такого ты наслушался про Дженотти?

Он посмотрел на меня снисходительно.

— Каждый раз, как ты видел этого жеребчика на тренинге, у тебя потом бывал такой вид, словно у пацана, которому подарили билет на финал розыгрыша Большого Кубка.

— Да, кстати, — сказала Касси, — интересно, если пользоваться системой Лайэма О'Рорке, она указала бы на Дженотти?

— Хм... — Я прочел новое меню Банана и задумался над тем, что такое «цыплята по-тюремному». Потом заметил между прочим:

— Анджело Гилберт ставил на него.

— Что-о?!

Я рассказал им про Анджело, про букмекеров и про то, какой Анджело идиот.

— Он все испортил, — сказала Касси не без удовлетворения.

— Начисто, — кивнул я.

Банан задумчиво взглянул на меня.

— Наверно, он опять взбеленится...

— Но Вильям же здесь ни при чем! — возмутилась Касси.

— В прошлый раз такая мелочь его не остановила.

Касси явно встревожилась.

— А что такое «цыплята по-тюремному»? — поинтересовался я.

Банан ухмыльнулся.

— Куриные грудки, замаринованные в лимонном соке и запеченные под тоненькой решеткой из теста со специями.

— Скудная тюремная пища! — завистливо заметил я.

— Хлеб и вода прилагаются...

Касси рассмеялась, и Анджело отступил на второй план. Мы взяли по порции «цыплят по-тюремному» — это было бесподобно, как я и думал, и совершенно не напоминало о том, что вдохновило Банана на создание этого блюда.

— Завтра я еду в Ирландию, — сказал я Касси. — Поехали со мной?

— В Ирландию? Туда и обратно?

Я кивнул.

— Это по поводу лошадей?

— А то зачем же еще!

И мы потратили часть моего выигрыша на билет для Касси и отправились на конезавод к югу от Вексфорда, чтобы взглянуть на жеребчика, о котором мечтал весь мир; и, казалось, по меньшей мере, полмира собралось туда с той же целью. Торговцы с каменными лицами толпились вокруг загаженного загона, тщательно стараясь не выдавать своих мыслей, которые, впрочем, у всех были одни и те же.

Касси посмотрела на великолепно сложенного гнедого годовичка, прядавшего ушами под руками успокаивавшего его тренера, и непрофессионально назвала его «славным».

— Банкомат с копытами, — сказал я. — Ты погляди, сколько жадности в этих лицах!

— А мне кажется, что им просто все безразлично...

— Ну правильно, — сказал я. — Энтузиазм набивает цену.

Зрители по одному, по двое со скучающим видом подходили поближе, чтобы пощупать стройные ноги, потом отходили назад с непроницаемым видом игроков в покер, и все это молча, словно в церкви.

— А ты не будешь щупать ему ноги? — спросила Касси.

— Почему бы и нет?

Я тоже принял участие в ритуале и, как и все, обнаружил, что ноги у жеребенка прохладные и крепкие, с жилами, словно скрипичные струны. Еще у него были крепкая стройная шея, правильный круп и, самое главное, широкая грудь. Родословная его изобиловала именами трижды венчанных победителей, да и сам жеребенок был как нельзя лучше. Все это означало, что цена на аукционе на этого жеребенка поднимется быстрее, чем банановый пудинг Фрисби.

Я в задумчивости вернулся в Англию и отправил Люку факс: «Жеребчик Хенсель пойдет по астрономической цене. Я его видел. Он безупречен. Насколько далеко я могу зайти?»

На это утром пришел ответ: «Это ваша работа, приятель. Вам решать».

«Ох ты! — подумал я. — Где же потолок? Какую цену считать безбожной?»

Ньюмаркет снова ожил. Наступила новая неделя аукционов, главная ярмарка в году. Все, кто имел отношение к скачкам и располагал деньгами, съехались сюда, полные надежд и планов, и сюда же в специальных фургонах прибыло множество четвероногих малышей, из Кента и из Котсволда, из Девона и Шотландии и из-за моря, из Ирландии.

Жеребчик Хенсель из Вексфорда должен был быть выставлен на торги в самое горячее время, в среду, в половине восьмого вечера. К семи ряды сидений вокруг аукционного круга скрылись под толпами зрителей. Где-то там сидела и Касси. Я сидел внизу, на скамьях, отведенных для потенциальных покупателей, и над плечом у меня шумно дышал Донаван. Донаван нависал надо мной с самого обеда. Он был совершенно трезв и от этого еще мрачнее обычного.

— Купите этого жеребчика, слышите? Купите обязательно!

Если бы он сказал это один раз, а то ведь он повторил это раз сто, словно повторение могло сделать желаемое действительным.

Жеребчика вывели в круг, и внезапно настала тишина, словно все присутствующие разом затаили дыхание. Бока живой жемчужины блестели в свете ламп. Он действительно выглядел как принц, который может стать родоначальником династии.

Стартовая цена исчислялась даже не в тысячах, а в десятках тысяч. За несколько секунд она подскочила до четверти миллиона и галопом понеслась дальше. Я дождался первой паузы и поднял цену сразу на огромную сумму в двадцать пять тысяч, но меня тут же перекрыл кто-то справа. Я добавил еще двадцать пять, и меня снова тут же опередили, а потом еще раз, и еще раз, и еще раз. Мне уже казалось, что сейчас голова отвалится от кивания. Нет ничего проще, чем тратить чужие деньги.

На восьмистах тысячах гиней я просто остановился. Аукционер посмотрел на меня вопросительно. Я не шелохнулся.

— Против вас, сэр! — сказал аукционер.

— Давай! — сказал Донаван. Он, видимо, решил, что я просто проглядел свою очередь. — Давай! Давай же!

Я покачал головой. Донаван повернулся ко мне и больно ударил меня по руке — так он боялся, что из-за моей скупости жеребчик уйдет к другому.