Страница 12 из 22
Читая все это в «Утопии», поражаешься, каким образом Мор, понимавший так прекрасно придворную жизнь того времени и вообще деятельность всей государственной машины, мог пойти на службу к Генриху VIII. Он прекрасно знал, что не станет говорить и действовать против своих убеждений, что он не станет льстить и содействовать безумию. Оставалось молчать; но молчать – значило быть в конце концов заподозренным в измене. Пророческие слова Рафаэля сбылись буквально: Томас Мор был обвинен в измене и погиб на плахе!..
Ознакомившись с отношением Мора к королю и к королевской службе, перейдем теперь к его общественной и государственной деятельности.
Генрих VII и Генрих VIII, короли, ко времени царствования которых относится политическая деятельность Томаса Мора, в сущности, оба были грубыми деспотами. Оба требовали безусловного повиновения со стороны своих подданных; оба преследовали суровыми казнями даже простое несогласие и недовольство; оба ничем не стеснялись для достижения своих целей. Генриху VII приходилось больше собирать и созидать, а Генрих VIII мог уже в пышном блеске проявить свою монархическую власть. Поэтому первый действует с большой осторожностью, опутывает всю Англию сетью шпионов, без жалости конфискует имущество провинившихся и заподозренных подданных и, отличаясь скупостью и скопидомством, накапливает таким образом в своей казне огромные богатства. Генрих VIII был также жаден, что он доказал своими конфискациями, но вместе с тем отличался и крайней расточительностью. Он любил роскошь и действительно поражал ею иностранцев. Когда богатства, скопленные отцом, уплыли из его рук, он принялся за конфискации монастырских имений и т. п.
Генрих VIII был вторым сыном и предназначался к духовному званию. Поэтому он получил «ученое» воспитание, чем объясняются некоторые его симпатии к гуманистам. Но образованность, говорит Вебер, «не проникла в его душу; наука служила для него только средством блистать; она была для него то же самое, что турниры, карусели, балы, всяческие придворные праздники, пышность которых он страстно любил; по тщеславию он хотел не уступать никакому другому государю ни в чем, потому-то он был, как и многие из них, покровителем искусств и наук». Гуманисты возлагали на него большие надежды; его восшествие на престол они приветствовали чуть ли не как наступление новой эры, августовского века. Мор повинен также в подобных восхвалениях; но он на себе испытал, что такое был в действительности этот английский Август. Деспотизм всегда останется деспотизмом, будет ли он просвещенным или нет, все равно: сегодня он дарит вам все блага, какие только находятся в его власти, а завтра снимает голову по своему минутному капризу. Мор, казалось, предчувствовал это, но не устоял перед заискиваниями и домогательствами капризного короля. Величайший гуманист стал жертвой презренного деспота.
Генрих обращался со своими советниками так же, как и с женщинами: потеряв к ним вкус, он освобождался от них, пуская в ход всякие средства, до кровавой казни включительно: Анна Болейн, из-за которой погиб Мор, сложила свою голову на плахе так же, как и он…
Для нас важны, собственно, два факта из жизни Генриха VIII: его развод с Екатериной и женитьба на Анне Болейн и последующий разрыв с римской церковью. Эти именно два обстоятельства привели Мора к крушению и гибели. О них мы расскажем в связи с деятельностью Мора, а теперь обратимся к его первому появлению на политической арене.
Мы знаем, что Томас Мор был адвокатом и что дела его шли очень хорошо. Он пользовался прекрасной репутацией. Когда Генрих VII, нуждаясь в деньгах, созвал парламент, Мор был выбран членом палаты общин. Деньги королю потребовались для приданого дочери и ввиду посвящения сына в рыцарское звание. Король проектировал новый налог «в три пятнадцатых», что приблизительно равнялось 38 тысячам фунтов стерлингов (около четырех миллионов рублей). Во время предыдущей сессии парламенту пришлось уже принять новый налог «в две пятнадцатых», потребованный под предлогом ожидаемой войны с Шотландией. Торговые люди были недовольны все возраставшими требованиями скупого короля и на этот раз готовы были ему отказать. Мор произнес речь, в которой привел весьма сильные аргументы против налога, и требование провалилось. Королю поспешили доложить, что какой-то «безбородый юноша» разрушил все его планы. Король, конечно, воспылал гневом к этому «безбородому юноше» и не успокоился до тех пор, пока не нашел средства отомстить ему. Но так как «юноша» ничего еще, собственно, не имел и ему нечего было, следовательно, терять, то королевский гнев обратился на его отца, бывшего в то время комиссаром по сбору податей в одном из графств. Его обвинили в воображаемых поборах и бросили в Тауэр (лондонская тюрьма), пока он не уплатил ста фунтов пени. Затем, как рассказывает Ропер[2], Мор чуть было не попался в расставленную ему ловушку. Приближенные короля советовали ему признаться в своем проступке и таким образом возвратить себе милость короля; на самом же деле они желали получить от самого Мора признание, которое погубило бы его. Но один добрый приятель предостерег его вовремя. Опасаясь за свою жизнь, Мор готов был покинуть Англию. Кресакр Мор, тоже один из первых биографов нашего героя, рассказывает даже, что Томас Мор на самом деле бежал во Францию и прожил там до восшествия на престол Генриха VIII. Так или иначе, но Мор оставил на время арену общественной деятельности. В 1509 году мы снова встречаемся с ним; он занимает уже место подшерифа в Лондоне, имеет большие связи и пользуется громадным авторитетом среди лондонского купечества. Еще до поступления своего на королевскую службу он был дважды, по выбору английских торговцев и с согласия короля, посылаем для переговоров с ганзейскими купцами и так успешно исполнил возложенные на него поручения, что молва о его необычайных познаниях и способностях дошла до короля. Кроме того, Мор в качестве представителя лондонских купцов принимал участие и в парламентских заседаниях. Такими близкими связями с торговым миром и объясняются его обширные познания по части коммерческих дел; им же, быть может, Мор обязан и тем, что в эпоху религиозных брожений он обратил преимущественное внимание на экономические основы общественной жизни и выдвинул их на первый план. Насколько Мор дорожил своим положением в торговом мире, видно, между прочим, из следующего письма к Эразму, написанного по возвращении из Фландрии, куда он ездил по поручению короля. «Место посланника никогда мне особенно не улыбалось, – пишет Мор. – Оно более соответствует вкусам людей духовного звания, у которых нет ни жены, ни детей. Что же касается нас, людей светских, то несколько дней, проведенных вне семьи, вселяют в нас беспокойство и желание повидать наших жен и детей… По моем возвращении король очень хотел вознаградить меня ежегодным пенсионом, что я не считаю вообще для себя оскорбительным и что было бы для меня выгодно; но я до настоящего времени отказываюсь от него и впредь думаю поступать так же. Приняв пенсион, мне придется или отказаться от моего теперешнего положения, которое я предпочитаю всякому другому, даже лучшему, или же, чего я ни под каким видом не желаю, рисковать восстановить против себя моих сограждан. В самом деле, если только между ними и королем возникнут какие-нибудь недоразумения относительно привилегий, они, видя, что я получаю от короля награды, станут считать меня менее искренним и преданным их интересам». Следовательно, Мор в эту пору дорожил службой торговому классу больше, чем службой королю. Но возвратимся несколько назад и посмотрим, как состоялось самое знакомство Мора с королем.
Биографы, недоброжелательно настроенные к Мору, объясняют все дело похвальным словом, написанным им по поводу вступления Генриха VIII на царство. Мор польстил, мол, а Генрих в ту пору не прочь был разыгрывать роль просвещенного мецената. Но не слишком ли уж простым будет такое объяснение? И зачем польстивший человек так долго упорствовал, когда лесть достигла своей цели и король обратил на него внимание, – упорствовал, рискуя вызвать даже гнев короля? Человек, льстящий и вместе с тем принимающий дружбу того лица, которому он льстит, только после больших усилий и стараний последнего, во всяком случае представляет собой слишком оригинальную фигуру, чтобы от нее можно было отделаться таким банальным объяснением. Генрих VIII вступил на престол в 1509 году, а Мор начинает принимать участие в придворной жизни лишь в 1518-м, – промежуток достаточный, чтобы забыть лесть какого-нибудь ничтожного человека. Нет, дело вовсе не в том. Томас Мор слишком выделялся среди своих современников, и его нельзя было не заметить. Он – умнейший человек своего времени, прекрасный делец, весьма большой авторитет среди торговых людей, а королю в ту пору приходилось заискивать именно перед этими людьми; он – человек, написавший книгу, слава о которой разнеслась далеко за пределами Англии. Вот что заставило Генриха обратить внимание на Мора и стараться привлечь его к себе. Что жестокая посредственность, в какое бы платье она ни рядилась, домогается дружбы истинного величия – это в порядке вещей; гораздо более интересен, в сущности, другой вопрос: каким образом это истинное величие уступило домогательствам посредственности и пошло к ней на службу. Конечно, все дело в том, что посредственность была облечена в королевскую мантию. Как ни был Мор предубежден против королей и дворов, но в то время для политической деятельности не была еще расчищена надлежащая почва, и человек, желавший принять активное участие в политической жизни, принужден был волей-неволей примкнуть ко двору. Правда, был еще один исход: действовать, стоя на почве религиозной; но в таком случае приходилось или стать членом римско-католической иерархии, от чего Мор уже отказался, или же присоединиться к новому религиозному движению, которому Мор, по указанной выше причине, вовсе не симпатизировал. Таким образом, для него не было выбора: ему приходилось либо отказаться вовсе от всякой широкой политической деятельности, либо сдаться в конце концов на предложение короля. Необычайный успех «Утопии» также оказал, по-видимому, свое влияние на колеблющегося философа, и он решился.
2
Зять Томаса Мора, написавший его биографию.