Дорога скорби

– Черт.

– Согласен.

– Где вы? – спросил Татум. – Пресса вас ищет.

– Они могут подождать денек.

– Я сказал людям из "Памп", что после издевательства, которое они над вами учинили, могут и не мечтать о встрече с вами.

– Я это ценю, – улыбнулся я.

Он усмехнулся.

– Так как насчет завтрашнего дня?

– Утром я еду в Кент, – сказал я. – Не знаю, сколько я там пробуду, это зависит от Рэчел. Как насчет пяти часов в Лондоне? Подходит? Конец вашего рабочего дня.

– Хорошо. Где? Только не у меня в офисе. В вашем наверное, тоже не стоит, если "Памп" гоняется за вами.

– А как насчет, скажем, бара в ресторане "Ле Меридиен" на Пиккадилли?

– Не знаю такого.

– Тем лучше.

– Если мне понадобится что-то изменить, я могу позвонить вам на сотовый телефон?

– Всегда.

– Отлично. Увидимся завтра.

Я положил трубку и снова уселся в кресло. Чарльз посмотрел на сотовый телефон, который я на этот раз положил на стол рядом со стаканом, и задал напрашивающийся вопрос:

– Почему ты перезваниваешь им? Почему бы тебе Просто не поговорить?

– Ну, эту штуку кто-то прослушивает.

– Прослушивает?

Я объяснил, что открытая радиопередача небезопасна, потому что позволяет всякому достаточно знающему и ловкому человеку слушать то, что для него не предназначено.

– И что тебя навело на эту мысль?

– Множество мелочей, которые недавно стали известны разным людям и о которых я с ними не говорил.

– И кто же это?

– Я точно не знаю. А еще кто-то залез в мой компьютер по сети. Кто – я тоже не знаю. Сейчас это на удивление легко – но опять же, только для специалиста – взломать личные пароли и прочесть секретные файлы.

Слегка нетерпеливо Чарльз заметил:

– Компьютеры не по моей части.

– А мне пришлось научиться. – Я коротко усмехнулся. – Это не намного сложнее скачек с препятствиями в Пламптоне в дождливый день.

– Все, что ты делаешь, поражает меня.

– Я хотел бы остаться жокеем.

– Да, я знаю. Но даже если бы все было хорошо, тебе все равно пришлось бы вскоре оставить это дело, ведь так? Сколько тебе уже? Тридцать четыре?

Я кивнул. Скоро будет тридцать пять.

– Немногие жокеи продолжают выступать, став старше.

– Чарльз, вы делаете жизнь такой приятно простой.

– Ты приносишь больше пользы людям на своем нынешнем месте.

Чарльз имел обыкновение вести разговоры, вселяющие бодрость духа, когда считал, что мне это нужно. Однажды он сказал о том, что я похож на кирпичную стену, – когда замыкаюсь в себе и отгораживаюсь от всего света, дела плохи. Может быть, он и прав. Но, по-моему, замкнуться в себе вовсе не означает отрешиться от внешнего мира. Даже если окружающие думают иначе.

Дженни, моя любимая и ныне бывшая жена, сказала, что не сможет с этим жить. Она хотела, чтобы я оставил скачки и стал помягче, а когда я не захотел или не смог, – мы разошлись. Она недавно снова вышла замуж, и на этот раз связала свою жизнь не с тощим темноволосым клубком комплексов, склонным к риску, а с мужчиной, который больше ей подходит, – надежным, седеющим, приветливым и незакомплексованным человеком с рыцарским званием. Дженни, воинственная и несчастливая миссис Холли, стала теперь безмятежно спокойной леди Вингхем. Ее фотография с сэром Энтони, красивым и довольным, стояла в серебряной рамке у Чарльза на столе рядом с телефоном.

– Как там Дженни? – вежливо спросил я.

– Прекрасно, – без выражения ответил Чарльз.

– Хорошо.

– По сравнению с тобой он человек скучный, – отметил Чарльз.

– Вам не следует так говорить.

– В своем собственном доме я могу говорить все, что мне заблагорассудится.

В согласии и взаимном удовольствии мы провели тихий вечер, течение которого нарушили только пять вызовов по моему сотовому телефону: всем с разной степенью безапелляционности требовалось узнать, где они могут найти Сида Холли. Каждый раз я отвечал:

– Это справочная служба. Оставьте номер своего телефона, и мы передадим ваше послание.

Все звонившие, кажется, работали в газетах, чем я был несколько озадачен.

– Не знаю, как они все разнюхали этот номер, – сказал я Чарльзу. Он нигде не значится. Я даю его только тем людям, с которыми работаю, чтобы они могли связаться со мной днем и ночью, чьи звонки я не хочу пропускать.

Я говорю им, что это личная линия связи только для них. Этот номер не указан на моей визитной карточке, его нет в моих записях. Я довольно часто переадресовываю на этот номер звонки со своего домашнего телефона, но сегодня я. этого не сделал из-за Гордона Квинта. Так откуда половина газетчиков Лондона узнала номер?

– Как ты будешь это выяснять? – спросил Чарльз.

– Ну... думаю, что найму Сида Холли.

Чарльз засмеялся. Мне было немного не по себе. Кто-то прослушивал этот номер, а теперь кто-то его разгласил. Не то чтобы мои телефонные разговоры были совершенно секретными – я обзавелся номером с ограниченным доступом почти единственно ради того, чтобы телефон не жужжал без необходимости в самые ответственные моменты, – но теперь у меня было такое чувство, что кто-то умышленно оказывает на меня давление. Кто-то влез в мой компьютер – не очень глубоко, поскольку я знаю множество способов защиты.

Кто-то достает меня через электронику. Выслеживает.

Довольно – значит довольно. Пять репортеров – это слишком. Сид Холли, как я сказал, займется расследованием этой загадки.

Миссис Кросс, домоправительница Чарльза, приготовила нам простой ужин и хлопотала вокруг меня, как наседка. С некоторым чувством вины я иногда находил ее заботы слишком назойливыми, но всегда посылал ей открытки ко дню рождения.

Я рано отправился в постель и, как всегда, обнаружил, что миссис Кросс зажгла в моей комнате свет, приготовила свежую пижаму и пушистые полотенца.

Какая жалость, что дневные неприятности нельзя забыть так легко.

Я разделся, почистил зубы и снял протез. Левая рука "кончалась" в четырех дюймах ниже локтя – привычно, но все же до сих пор напоминает об утрате. Правая рука при каждом движении болела нестерпимо. Черт бы все побрал, подумал я и провалился в сон.

Глава 2

Утро не принесло облегчения. Я иногда пользовался услугами одной лондонской частной фирмы, которая предоставляла автомобиль с шофером, для того чтобы перевозить людей и вещи, которые я хотел укрыть от слишком любопытных взглядов.

Поскольку обе руки у меня были не в порядке, я позвонил от Чарльза, с его безопасного телефона, своим друзьям в "Теле-Драйв".

– Боб? Мне нужно попасть из места к северо-западу от Оксфорда в Кент, в Кентербери. По дороге сделать пару коротких остановок, а примерно во второй половине дня вернуться в Лондон. Это возможно?

– Давай адрес, – тут же сказал он. – Мы выезжаем.

Я позавтракал вместе с Чарльзом. Миссис Кросс на свой старомодный лад накрыла стол – тосты, кофе, каша и омлет. Чарльз не представлял себе утра без яиц. Он ел и смотрел, как я пью кофе, пользуясь только левой рукой.

Зная мою нелюбовь к объяснениям, он не делал никаких замечаний касательно железных труб.

Он читал газету, которая, как он мне дал понять, сделала сенсацию из смерти Джинни Квинт. Две колонки занимала фотография, на которой Джинни улыбалась. Я постарался не думать о том, как она могла выглядеть после падения с шестнадцатого этажа. Чарльз прочитал вслух:

– "Друзья говорят, что она была удручена предстоящим судом над сыном. Ее муж, Гордон, отсутствует". Другими словами, репортеры не могут найти его.

Суровое испытание прессой, подумал я. Мучение последних нескольких дней.

– Как ты считаешь, Сид, – сказал Чарльз самым своим спокойным и вежливым тоном, – ярость Гордона была преходящей или... э-э... маниакальной?

– Я считаю, – повторил я за ним, – что не стоит судить так поспешно. Гордон, возможно, и сам этого не знает.