Страница 6 из 27
Бесспорно, Бойнебург оказал значительное влияние на Лейбница как человек светский, притом много видевший, много испытавший. Лейбнии никогда не отрицал этого влияния, хотя не без основания утверждал, что отплатил Бойнебургу сторицей не только в нравственном отношении, но и в материальном. В особенности, во время пребывания Бойнебурга в Дюссельдорфе Лейбниц был у него и секретарем, и адвокатом, и даже библиотекарем: на составление каталога к обширной библиотеке Бойнебурга Лейбниц затратил немало труда.
В свою очередь Бойнебург рекомендовал Лейбница, где только мог – и в ученом мире, и различным дворам. Один из знаменитейших юристов того времени, уже упомянутый Конринг, со слов Бойнебурга заинтересовался Лейбницем и вступил с ним в переписку.
В 1671 году он писал Лейбницу: «Рад, что ты не нуждаешься в принуждении к труду, скорее следует сдерживать изливающуюся через край силу и думать не только о настоящем, но и о будущем».
По совету Бойнебурга Лейбниц последовал за ним во Франкфурт и здесь напечатал свое сочинение о новом методе в юриспруденции, посвятив его майнцскому курфюрсту, Иоганну Филиппу Шёнборну.
Этот курфюрст был человек довольно замечательный. Сын небогатого дворянина, – «вестервальский мужик», как он называл себя, – он своими талантами быстро составил себе карьеру, пройдя в пять лет все ступени от каноника до примаса Германии. Он не был фанатичен, и одним из первых выступил против варварских процессов о ведьмах. В политическом отношении Шёнборн был вождем Рейнского союза, колебавшегося между Австрией и Францией. Лейбниц высоко ценил курфюрста и после его смерти писал:
«Шёнборн был одним из дальновиднейших германских владетелей. Это был ум, полный высоких идей, заботившийся об интересах всего христианского мира… Он не ожидал, что равновесие между Францией и Австрией будет нарушено и что Франция так скоро возьмет перевес. Как бы то ни было, он был свидетелем бедствий Германии, он видел ее еще дымившиеся (посте Тридцатилетней войны) развалины и принадлежит к числу людей, наиболее стремившихся к восстановлению мира. Германия едва могла дышать, в ней остались почти одни несовершеннолетние юноши».
Получив от Бойнебурга рекомендацию и уверение, что никто не коснется его религиозной свободы, Лейбниц отправился (1667) в Майнц к курфюрсту, которому был немедленно представлен. Ознакомившись с трудами и с личностью Лейбница, курфюрст пригласил молодого ученого принять участие в предпринятой реформе: курфюрст пытался составить новый свод законов. Работа была поручена, главным образом, Лассеру и Лейбницу. Рассказывают, что Лейбниц, для сокращения времени, купил два издания Юстинианова кодекса, разрезал текст, расклеил на бумаге и на полях делал пометки, примечания и исправления. Не следует забывать, что римское право было основою законодательства германских государств, и о составлении кодекса на основании обычного или же «естественного» права в то время можно было только мечтать.
В течение пяти лет Лейбниц занимал видное положение при майнцском дворе. Этот период в его жизни был временем оживленной литературной деятельности: Лейбниц написал целый ряд сочинений философского и политического содержания. В области философии он изложил лишь первые основания своей будущей системы; в области политики разрабатывал частью вопросы, связанные с его официальными миссиями, частью же вопросы более общего характера, причем в его политических трактатах сказывался скорее философ и даже математик, чем дипломат в обыкновенном смысле этого слова.
Философские трактаты майнцского периода состоят в тесной связи с тогдашними богословскими полемическими сочинениями. С обеих сторон, – и с католической, и с лютеранской, – уже стали делать первые попытки к воссоединению церквей, попытки, большей частью оканчивавшиеся тем, что каждая из сторон упорствовала в своих мнениях. Но прежней вражды не было, сплошь и рядом католики дружили с лютеранами, и на сцену уже вышел их общий враг – материализм, с которым одинаково враждовали и в Риме, и в Аугсбурге. Лейбниц при своем идеалистическом миросозерцании не мог даже на время стать материалистом. Мы уже указывали, что еще пятнадцатилетним юношею он задумывался над вопросом о конечных целях и о механической причинности: механическая теория первоначально взяла верх, но не в материалистическом, а в картезианском смысле, да и то на недолгое время. Идея божества как чего-то стоящего совсем вне мира была слишком чужда Лейбницу при его стремлениях к «гармонии», к согласованию даже явно противоречивых принципов путем подчинения их новому высшему началу.
Это стремление Лейбница видеть в мире всюду порядок и гармонию ясно сказывается в его юношеском трактате или, лучше сказать, письме, озаглавленном «Основательное искоренение атеизма». Это заглавие было переделано издателем, который сочинил громкое название: «Исповедь природы против атеизма».
Полемика против «атеистов» была предпринята Лейбницем, как говорят, по поручению Бойнебурга. Этот вопрос не имеет особого значения: слишком очевидно, что Лейбниц боролся с атеистами по внутреннему убеждению, а не по заказу.
Цель Лейбница – поразить атеистов их собственным оружием. Он приводит изречение Бэкона: «Капля, выпитая из кубка философии, удаляет от Бога, но если выпить кубок до дна, то возвращаешься к Богу». Лейбниц пытается доказать, что познание природы нимало не ослабляет религиозные чувства.
То было время, когда Гоббс уже выступил со своими смелыми теориями, вызвав тени Демокрита и Эпикура. Лейбниц готов на серьезные уступки материалистам: его цель доказать, что материализм страдает внутренним противоречием. Допустим, говорит он, что все в мире сводится к движению атомов материи. Всякое тело есть «существование в пространстве» – это неоспоримо. Но из существования тела в данном месте вытекает лишь возможность перемены этого места, то есть возможность движения, а не само движение. Тела движимы, но не самоподвижны, доступны известной формировке, но не формируют сами себя. Помимо этого, даже чисто статические свойства тел, оказываемое ими сопротивление, связь между отдельными частями и т. п., по мнению Лейбница, не могут быть объяснены единственно величиною, формою и движением, как того хотят материалисты.
Из этого Лейбниц выводит – путем слишком поспешного логического скачка, – что все не объяснимое величиною, формою и движением вообще не может быть приписано материальным причинам, стало быть, должно быть объяснено причинами нематериальными – как будто, например, «сопротивление движению» должно считаться менее «материальным», чем «величина, форма и движение». Эти «нематериальные причины» свойств тел Лейбниц обобщает под понятием силы, «формирующей, движущей, приводящей все в порядок». Отсюда лишь один шаг до теории «мировой гармонии», на которой основано позднейшее миросозерцание Лейбница.
Если мы уступим Лейбницу в основном пункте, то есть признаем правильность его произвольной классификации материального и нематериального (хотя и неразрывно связанного с материей), его доводы против «атеистов» становятся неотразимыми. Чрезвычайно легко доказать, что не все материально, раз мы заранее исключили из области материального все, что служило для нас камнем преткновения. Если любое тело представляет не скопление «грубой» материи, а сочетание грубого вещества с чем-то более тонким, чем «тонкая материя» картезианцев или чем «эфир» новейших физиков, то само собою разумеется, что проще всего назвать это «нечто» духом, под которым и подразумевается «нечто» противоположное грубой материи. Более точное определение духа дается нелегко, в чем убеждает пример Лейбница. «Дух, – говорит он, – есть деятельная сущность, его деятельность состоит в мышлении». В этом никто не сомневается, но какая тут связь с силой, с сопротивлением движению, со связью между частицами материи – явлениями, которые, по мнению Лейбница, нельзя объяснить чисто материальными причинами? Выяснить эту связь, со своей точки зрения, Лейбницу удалось лишь впоследствии. На первый раз он ограничился выяснением противоположности между духом и телом. Мышление, по уверению Лейбница, «сознается как нечто неделимое, стало быть, оно неделимо, то есть не имеет частей»; движение, напротив, делимо: стало быть, мышление не есть движение, и мыслящее существо или дух отличается следующими основными свойствами: дух недвижим, неделим, неуничтожаем, стало быть, бессмертен. На это «атеисты» могли бы возразить, что, по их учению, великолепно изложенному Лукрецием в его поэме «О природе вещей», материя, хоть она движима и делима, но также «неуничтожаема», стало быть, «бессмертна» – смертна только «форма», и, если допустить, что материю формирует дух, то отсюда, пожалуй, можно было бы прийти к выводу, весьма неутешительному для спиритуалистов, то есть сказать, что дух умирает, или, по крайней мере, существенно изменяется вместе с формой, в которой он воплотился. Во всяком случае, доводы, выставленные Лейбницем против материализма, далеко не такого уничтожающего свойства, как он думал, и материализм более логичен и последователен, чем произвольная классификация Лейбница, по которой всякое движение заключает в себе нематериальный принцип.