Страница 18 из 27
Наконец философ прибыл в Модену и в одном старинном бенедиктинском монастыре нашел то, чего искал с таким упорством и терпением, как будто речь шла о великом научном открытии. Он отыскал надгробные камни, на которых прочел историю вельфского дома.
Еще одну роль пришлось играть Лейбницу – и в этом случае он опять оказался искусным дипломатом – роль свата. Герцогиня София не удовольствовалась исторической связью своего дома с моденскими герцогами, ее интересовал вопрос более практический – выдать свою племянницу за герцога Эсте. Герцог Моденский давно сватался к браунгшвейгской принцессе, но послал для переговоров некоего графа Драгони, о котором герцогиня София писала Лейбницу: «По учению Декарта, в мозгу есть шишка, в которой сосредоточен ум; кажется, как раз этой шишки не хватает графу Драгони». Лейбниц исправил дело и устроил этот брачный союз.
Во время своего продолжительного путешествия Лейбниц достал множество исторических документов высочайшей важности. Это побудило его не ограничиться составлением истории брауншвейгского дома, но составить сборник документов. Таким образом, возник монументальный труд, до сих пор являющийся важным источником для истории средних веков, изданный Лейбницем под заглавием: «Свод постановлений международного права» («Codex juris gentium diplomaticus»). Это – не простой сборник, но документальное доказательство прав Германской империи. Всего предполагалось три тома, но Лейбницу удалось издать лишь первый (документы XII—XIV веков); предприятие не могло быть доведено до конца по причине скупости императорского венского двора. Напрасно Лейбниц обратился к графам Виндишгрецу и Кинскому, прося их повлиять на императора, – равнодушие было полным.
Лейбниц написал замечательное предисловие к составленному им «Своду», в котором изложил свои взгляды на историческую критику и на философские основания права. От историка он требует добросовестной и тщательной оценки источников, указывая в особенности на заблуждения, происходящие от партийных и национальных предрассудков. «Нельзя судить, – говорит Лейбниц, – о Карле V по сочинениям французских историков, о Людовике XIII и о Ришелье – по немецким и испанским отзывам. Нельзя писать историю по слухам, надо изучать ее в архивах по документам». Все это теперь может показаться азбучными истинами, но не следует забывать, как писалась история в эпоху Лейбница. «Иногда, – замечает Лейбниц, – простых хронологических соображений достаточно, чтобы опровергнуть такие небылицы, как, например, сказка о женщине-папе Иоанне. Эта женщина – хронологически невозможна, потому что нельзя указать год, когда она могла существовать».
Обращаясь к философскому обоснованию международных отношений, Лейбниц говорит, что они основаны на добровольных договорах и на интересах. Вот почему эти отношения и права «так разнообразны, как нравы народов, и так переменчивы, как времена». Монархи, по словам Лейбница, играют судьбами мира, как в карты, мирные договоры – не более чем временные перемирия. Гоббс прав, утверждая, что народы находятся в состоянии непрерывной войны между собою. Здесь Лейбниц снова пользуется случаем заклеймить завоевательскую политику Людовика XIV; он писал свое предисловие в том самом году, когда французы разорили и сожгли дотла Гейдельберг.
Это переменчивое и произвольное право Лейбниц называет правом дипломатическим и отличает от естественного права, которое заключает в себе «вечные права разумной природы» и вытекает из «божественной воли и любви как из первоисточника». Естественное право охватывает, по мнению Лейбница, три области, или степени, справедливости. Первую, самую узкую область составляет строгое право или взаимная справедливость, род «обмена». Принцип этой справедливости: не делай другому того, чего себе не желаешь, никого не обижай. Вторую область или степень представляет «распределительная справедливость», повелевающая: «делай другому то, что другие должны тебе делать, воздавай каждому то, что ему следует». Наконец, третью и наивысшую степень составляет «универсальная справедливость», основанная на благочестии и любви к ближнему.
Таким образом, учение Лейбница совмещает в себе разные точки зрения, из которых каждая была до и после него исходным пунктом более односторонних доктрин. «Строгое право» Лейбница имеет характер ограничительного, чисто отрицательного принципа, оно препятствует той «воине всех против всех», о которой говорил Гоббс. «Распределительная справедливость» приближается к так называемой утилитарной точке зрения. Тут уже имеется в виду положительное благо, это – принцип пользы и возможно большего благополучия. Наконец, «универсальная справедливость» Лейбница есть не что иное, как христианский принцип любви к ближнему, проистекающей от любви к Богу. Любовь Бога и к Богу, amor divinus, является для Лейбница источником наиболее высоких правовых начал. С этой точки зрения государство является для Лейбница теократией, и задача юриспруденции, в конечном итоге, совпадает с задачами теологии.
Глава VII
Религиозная терпимость. – Девица Ассебург, хилиасты и пиетисты. – Планы воссоединения церквей. – Берлинская академия наук. – Любовь королевы. – «Монадология» и «Теодицея». – Смерть королевы Софии Шарлотты.
Для довершения философской системы Лейбницу недоставало одного – сильного личного чувства, без которого она получила бы, быть может, более строгий, но менее поэтический облик. Этот недостающий элемент был дан философу любовью к одной из лучших германских женщин, а именно, к первой королеве Пруссии, Софии Шарлотте, дочери ганноверской герцогини Софии. «Она – дочь своей матери: сказать это – значит, сказать все», – писал однажды Лейбниц.
Когда Лейбниц поступил на ганноверскую службу (1680), матери было пятьдесят лет, а дочери – двенадцать. Самому философу в это время исполнилось тридцать четыре года. Мать поручила ему умственное воспитание дочери. Четыре года спустя молодая девушка вышла замуж за бранденбургского принца Фридриха III, впоследствии превратившегося в короля Фридриха I. Молодые не ладили с ганноверским герцогом и, прожив два года в Ганновере, тайно уехали в Кассель. В 1688 году Фридрих III вступил на престол, став бранденбургским курфюрстом. Это был тщеславный, пустой человек, любивший роскошь и блеск. Вскоре обнаружилось несходство характеров мужа и жены: между ними не было ничего общего. Серьезная, вдумчивая, мечтательная София Шарлотта не могла выносить пустой и бессмысленной придворной жизни. О Лейбнице она сохраняла воспоминание как о дорогом, любимом учителе; обстоятельства благоприятствовали новому, более прочному сближению. Потерпев неудачу в своих широких планах церковной унии всего христианского мира и союза всех европейских государств против турецкого варварства, Лейбниц постепенно все более задумывался над мыслью о чисто германской церковной и политической унии. Он стал делать попытки к сближению разных оттенков протестантизма, хотел соединить реформатов с лютеранами. По месту своей деятельности, он естественным образом начал с Ганновера, стараясь сблизить его с Бранденбургом. Брачный союз между бранденбургским курфюрстом и ганноверской принцессой благоприятствовал его плану, который встретил особое сочувствие со стороны ганноверской герцогини Софии. Основным качеством Лейбница была необычайно широкая терпимость; «Я почти никого не презираю», – сказал он однажды и действовал сообразно с этим изречением. Религиозные распри между различными протестантскими исповеданиями были для него, стремившегося к сближению протестантизма с католичеством, вопиющей несообразностью. Даже к крайним протестантским сектам он относился с сочувствием, даже наиболее чуждые его натуре мистические проявления никогда не вызывали в нем чувства вражды или презрения. Превосходным образчиком этой почти безграничной терпимости Лейбница было его отношение к так называемым «хилиастам», проповедовавшим «тысячелетнее царствование» и пришествие Мессии.