Страница 6 из 18
Льюис делается ее постоянным гостем и сопровождает ее в театры, концерты и другие публичные места. По письмам видно, что близость их все увеличивается. Она пишет мисс Геннель: «Все это время не писала Вам потому, что была очень занята: я переехала на другую квартиру, и с этим переездом была масса возни. Кроме того, я обещала сделать одну работу для некоторой личности, которая, пожалуй, еще более ленива, чем я, так что у меня нет ни одной свободной минуты». Эта ленивая личность был не кто иной, как Льюис, для которого она читала корректуры его газеты.
Когда Льюис заболел, мисс Эванс была чрезвычайно встревожена этим, сделалась его сестрой милосердия и взялась выполнить за него всю обязательную литературную работу. В письмах ее иногда проскальзывают намеки на готовящийся перелом в ее жизни, на ее намерение уехать на время за границу, хотя ничего определенного она не пишет. «Мой 34-й год я начинаю счастливее, чем какой-либо из предшествующих», – пишет она мисс Геннель, но не объясняет, в чем, собственно говоря, заключается это счастье. Потому все ее родные и друзья были необыкновенно поражены, когда она вдруг, никого не предупреждая и ни с кем не советуясь, уехала с Льюисом за границу.
Сойтись с женатым человеком и открыто жить с ним как его жена – это был такой смелый шаг, которого никто не мог ожидать от тихой, молчаливой, немного даже сухой девушки, всецело погруженной в философию, в свои литературные работы и, по-видимому, никогда не думавшей о любви. Как справедливо замечает Ковалевская в своих воспоминаниях о Джордж Элиот, чтобы понять все значение этого поступка, нужно вспомнить о страшной чопорности и гнете приличий, господствующих в английском обществе. Родные мисс Эванс были так скандализированы ее «безнравственностью», что прервали с ней всякие сношения; огромное большинство знакомых тоже отступились от нее; даже Брэи, с которыми ее связывала такая искренняя и многолетняя дружба, были чрезвычайно недовольны совершившейся в ее жизни переменой, и между ними произошла маленькая размолвка, длившаяся, впрочем, не более года. Но несмотря на общее негодование, обрушившееся на нее со всех сторон, мисс Эванс была по-настоящему глубоко счастлива. В ее жизни счастье долго заставило себя ждать и пришло совершенно неожиданно, когда она уже перестала надеяться на возможность его. А потребность в этом счастье всегда была очень сильна в ней: она страшно тяготилась своим одиночеством, тем, что нет ни одного человека, «которому бы она была нужна и чья жизнь была бы хуже без нее».
Приведем письмо ее к миссис Брэй, написанное через год после отъезда за границу. Из этого письма видно, как она сама смотрела на свой союз с Льюисом: «Самым глубоким и серьезным фактом в моей жизни я считаю мои отношения к мистеру Льюису. Я вполне понимаю, что Вы во многом можете заблуждаться на мой счет, тем более, что Вы совсем не знаете мистера Льюиса и, кроме того, мы с Вами так давно не виделись, что Вы легко можете предположить какие-нибудь перемены в моих взглядах и характере, которых в действительности нет… Скажу Вам только одно: ни в теории, ни на практике я не признаю мимолетных, легко разрываемых связей. Женщины, удовлетворяющиеся такого рода связями, не поступают так, как я поступила. Если такой незараженный предрассудками человек, как Вы, называет мои отношения к мистеру Льюису „безнравственными“, то я могу объяснить себе это, только припоминая, из каких сложных и разнообразных элементов слагаются суждения людей. И я всегда стараюсь помнить это и снисходительно отношусь к тем, которые так сурово осуждают нас. Впрочем, от огромного большинства мы и не могли ждать ничего, кроме самого строгого приговора. Но мы так счастливы друг с другом, что все это перенести нетрудно».
Мисс Эванс действительно никогда не пришлось раскаиваться в своем смелом решении. Их двадцатичетырехлетняя совместная жизнь была образцом семейного счастья. Замечательно, что время нисколько не изменило их отношений, и через много лет после их сближения они оба радовались при мысли провести вечер вдвоем, как какие-нибудь влюбленные. В письмах и дневниках Джордж Элиот постоянно встречаются упоминания о Льюисе и о ее любви к нему.
Так, в 1865 году, через 10 лет после их сближения, она пишет в своем дневнике: «Джордж опять страшно занят. Как я люблю его постоянную бодрость духа, его ум, его теплую заботливость о всех, кто в нем нуждается! Эта любовь – лучшая часть моей жизни». Прочность их отношений обусловливается в значительной степени тем, что, кроме любви, жизнь их была заполнена самыми разнообразными умственными интересами, которые были для них обоих выше всего на свете. Джордж Элиот принимала самое живое участие в научной деятельности своего мужа, так же, как он – в ее литературных работах. Льюис страстно любил мисс Эванс. Какую роль она играла в его жизни, видно из отрывка его дневника.
Говоря о своей дружбе со Спенсером, он прибавляет: «Я ему чрезвычайно обязан. Знакомство с ним было для меня светлым лучом в один очень тяжелый, бесплодный период моей жизни. Я отказался от всяких честолюбивых замыслов, жил изо дня в день и довольствовался ежедневными неприятностями. Общение с ним снова возбудило мою энергию и воскресило любовь к науке, которая уже умирала во мне. Спенсеру же я обязан другим, гораздо более важным и глубоким переворотом в моей судьбе: через него я познакомился с Мэри Анн; знать ее – это значило ее любить, и с тех пор для меня началась новая жизнь. Ей я обязан всеми своими успехами и всем своим счастьем. Бог да благословит ее».
Для сыновей Льюиса Джордж Элиот была настоящей матерью. По ее переписке с ними видно, что она входила во все мелочи их детской жизни и относилась к ним с чисто материнской заботливостью. Мальчики называли ее «матерью» и очень ее любили. Из всего этого очень ясно, как неправы были те, которые так пламенно негодовали на мисс Эванс за то, что она разрушила чужую семью, тогда как она, напротив, устроила настоящую семейную жизнь для Льюиса и его детей.
Глава III
Литературная деятельность Джордж Элиот. – «Сцены из жизни духовенства». – «Адам Бид». – «Мельница на Флоссе»
20 июля 1854 года мисс Эванс с Льюисом уехала за границу – в Веймар, где Льюис собирал источники для предпринятой им биографии Гёте. Восемь месяцев, проведенные в Германии, были полны для них самыми разнообразными и интересными впечатлениями. Они осматривали картинные галереи и разные местные достопримечательности Веймара и сошлись там с кружком интеллигентных людей – музыкантов, профессоров и писателей. Оба они в то же время много работали: Льюис, как уже сказано, занимался составлением биографии Гёте, а она усердно писала разные журнальные статьи (например, статьи о Викторе Кузене, о Гейне, Кемминге и других). Кроме того, она предприняла и почти довела до конца перевод «Этики» Спинозы.
Месяцы, проведенные за границей, составляли полный контраст с тихой, почти затворнической жизнью, которой они зажили, вернувшись в Лондон. За границей их отношения не составляли никакого препятствия для их сближения с обществом: во-первых, там вообще на такого рода вещи смотрят гораздо снисходительнее и гуманнее, чем в Англии, а во-вторых, они были иностранцами и многие из их новых знакомых даже и не знали, что молодая женщина, всюду являющаяся вместе с Льюисом, – не жена ему. В Лондоне же положение их было совсем другим. Почти все прежние знакомые отвернулись от них, за исключением некоторых неженатых товарищей Льюиса, среди которых был и Спенсер.
Работать им обоим приходилось очень много, потому что средств не было, а на их руках было трое детей Льюиса и их мать. Квартира у них была очень маленькая, и они занимались в одной комнате, каждый за своим письменным столом. Джордж Элиот рассказывала впоследствии, как неудобно было это совместное писание и как постоянный скрип пера над ее ухом раздражал ей нервы. Льюис заканчивал свою биографию Гёте и писал много журнальных статей. Джордж Элиот работала над переводом «Этики» Спинозы, вела ежемесячное литературно-критическое обозрение в «Westminster Review» и, кроме того, тоже писала разные журнальные статьи. Многие из этих статей, появлявшиеся всегда без подписи автора, обращали на себя общее внимание оригинальностью высказываемых в них мнений и литературным языком; но Джордж Элиот ни за что не хотела открывать свое инкогнито и не подписывалась даже под переводами. Это объясняется отчасти ее нежеланием заставить говорить о себе ввиду ее щекотливого положения незаконной жены, отчасти же тем, что ей казалось, что публика будет с некоторым недоверием относиться к ее статьям и переводам, когда узнает, что автор их – женщина.