Волчьи тропы

Рёрик заглянул внутрь сумки и с довольной улыбкой достал из неё чёрный футляр.

— На север и в горы! — выдохнул он. — Орм, ты глянь только!

Поставив ноутбук на борт машины, ярл открыл крышку.

— Это же из шахт! Вот так да! — Рёрик пощёлкал по клавишам, краем глаза заметив отразившийся на лице Михи суеверный ужас: — Что, дверг, компьютера не видал никогда?

— Это… моё… — сумел выдохнуть Михаил, и ярл снова стал серьёзен.

— Твоё, говоришь? Откуда взял?

— Друг… принёс. С юга.

— Ну, — протянул Рёрик, — тогда тебе точно с нами по пути, кузнец! Сейчас не напрягайся, потом расскажешь. Эй, Хальвдан, да выдерни ты наконец из коротышки этот прут!

Посмеялись, потом было очень больно, а позже, когда через пару минут Миха снова пришёл в сознание, северяне вытаскивали из автомобильного мотора карбюратор. Трупы уже лежали в пустой машине.

— Хлёдвиг, — ярл передал ноутбук пятому, с глазами-щёлочками убийцы, которые тот, казалось, никогда до конца не раскрывал, — как зеницу ока! — Тот понятливо кивнул, убирая компьютер в просторную поясную суму. — Хельги, что там у нас?

— Ружьё, самострел, неплохой, кстати, гарпун и два арбалета, несколько десятков стрел, двадцать патронов к ружью и шесть к самострелу. Учебная граната, ножи, денег немного, жратва позорная, вода тоже, самогона вот бутыль…

— Эт хорошо! — довольно крякнул великан в плаще из медвежьей шкуры.

— … Бензина вышло литров двадцать, карбюратор, опять же, повезло найти. Ну, и компьютер.

— Отлично! — подвёл итог операции Рёрик. — Собираемся. Хельги, ты с трэлями вперёд, Хальвдан — замковый. Хлёди, поможешь мне с ранеными, мы — в центре. Двинули, раумы.

Завязанная в спальные мешки добыча была бережно и логично распределена между рабами, после чего Хельги, связав их за ошейники единой длинной цепочкой, увёл контрабандистов вперёд. Миху и Орма подняли, поддерживая за здоровые плечи, и осторожно повели следом, в сторону реки. Хальвдан, задержавшийся ненадолго, выплеснул на раскуроченный багги плошку бензина, чиркнул спичкой и в зареве начинающегося костра покинул мёртвую деревню.

4

Потом пришёл волк. И змей.

Светящаяся точка летала по идеальному кругу, набирая скорость, догоняя собственный след и замыкая его в сверкающий круг. Разгоралась, наполняя границы круга чёткостью, и начинала пульсировать, то удаляясь, то наплывая. Потом круг начал колебаться, окружающая его тьма загустела, он словно навалился вперёд и моргнул. Миха отшатнулся от огромного глаза, всматриваясь в вертикальный зрачок, в котором его собственное отражение в ужасе кривило лицо, и едва не упал, увязая в чем-то красном, тягучем и липком.

Глаз ещё раз моргнул, зрачок расширился, полностью заполняя окружающий мир, а вместо ресниц начали стремительно расти светящиеся белые клыки. Вот круг-глаз резко завалился на бок, и появившаяся на месте зрачка пасть ринулась на подземника, проглотив его целиком. Хлопнули зубы, зеркальный раздвоенный язык оплёл по рукам и ногам. Холод, скорость, ветер.

Михаил открыл глаза, стоя на равнине. Темно-бурая земля, по которой ледяной ветер судорожно разбрасывал позёмку седой крупы, да спотыкающиеся друг об друга в низком небе чёрные тучи. Далеко-далеко на горизонте небо и земля сталкивались между собой, перемешиваясь и сливаясь воедино. Ветер прыгнул, подобно хищнику, и Миха понял, что не в силах справиться с ним. Упал, обдирая кожу грубых ладоней о железную землю, попробовал встать.

Потом равнина завертелась, заставляя тучи плясать в безумном хороводе, и голова кузнеца закружилась. Он поднялся, неожиданно осознав, что совершенно гол, и невольно прикрылся, повинуясь инстинкту. Взвыл, отшатываясь сам от себя, и в диком ужасе закричал, поднимая к лицу правую руку. Точнее лапу, то ли медвежью, то ли волчью… Когти послушно сжимались в подобие кулака, темно-серая шерсть шевелилась на ветру. Новый крик, беззвучный, словно на равнине совершенно отсутствовали звуки. Михаил повернулся, уже готовый бежать, и снова едва не упал.

За спиной, где ещё секунду назад лежала мёртвая промёрзшая земля и более ничего, теперь стояли идолы. Четыре, может пять, страшные, крепкие, пристально разглядывающие подземника. По краям были идолы поменьше — тотемы животных, старые костровища, зола, размётанная по земле, и дорожки засохшей крови. Миха попробовал вглядеться в лики деревянных исполинов, но неожиданно наступила темнота.

Шелест перьев был оглушительно громким. Крыло — невероятно большое, с целыми лесинами перьев, иссиня-чёрное. Оно ударило кузнеца, уронив того в пропасть, и рванулось прочь, поднимая в воздух гигантского ворона. Смерч завертел подземника, швырнул вверх, вслед за улетающей птицей, потом бросил вниз, и через миг над головой оглушённого Михаила сомкнулись ледяные волны.

Страх утопил его моментально. Чужой для воды, враг её с самого далёкого рождения, взращённый под землёй, он просто был парализован, отчётливо и ясно наблюдая за смыкающимися над головой прозрачными тяжёлыми накатами волн. Тело уже умерло, а мозг из последних сил разглядывал запретную и завораживающую картину.

Потом снова тьма… Но появилась непонятная тень в проблесках далёкого солнца над волнами, над уходящей вверх поверхностью. И снова непрерывное кружение колец, и переливы искажённых лучей на чешуйчатом боку неведомой тени. Вода подхватила, прижимая подземника к вертящемуся в серпантине телу невиданного зверя, и Миха в очередной раз умер от страха. Лопнуло сердце, отказывался работать мозг, пульс сорвался на безумно высокой ноте, руки больше не слушались. Он тонул, все плотнее и плотнее сжимаемый кольцами огромного, невероятно огромного змея — хозяина подводных просторов. Змеиный глаз, надвигающийся из мутной дали, холодный и до беспощадности мудрый. Круг вечности в зрачке твари.

Больше не спать.

— Я спрашиваю, ты вообще жив? — Похоже, вопрос был задан не первый раз, и Михаил отчаянно напрягся, в прямом смысле выныривая из ледяных просторов сна.

Воин с вечным прищуром сидел рядом на корточках, протягивая кузнецу бурдюк. Увидев, что дверг просыпается, кивнул: — Жив… А то как-то непохоже было даже. Ладно, дядька, глотни, а то рванёшь в Хель раньше нужного.

Миха машинально забрал у Хлёдвига бурдюк и благодарно кивнул. Просто сон. Тяжело вздохнул, разжимая пересохшие губы, и отпил холодного несладкого чая. Отдал бурдюк, вслушиваясь в нарастающую в раненом плече боль. Сон окончательно ушёл, уступив место реальности — низкому прохладному трюму, заставленному ящиками и мешками, плеску воды и мерному вою мотора. Кузнец хрустнул затёкшей шеей и привстал, облокачиваясь на стену.

— Как рана?

— Нормально, — мужественно ответил Миха, о чем через минуту пожалел, но северянин уже удовлетворённо кивал, отходя в сторону, занятый другими делами.

Бред возвращался, спокойный и до безобразия настоящий. Может, лучше было и не просыпаться? Нет, он не боялся, просто на страх не было ещё времени. Происходящее с ним в течение последних часов не пугало — столь необычным и стремительным все это было для подземника-кузнеца. Предательство контрабандистов, нелепая смерть Владимира, появление северян, этот корабль со странным именем… Не было страха, было непонимание, стремление постичь ускользающую от него ситуацию и тот самый оттенок нереальности, позволяющий за секунды до смерти все ещё разглядывать красивейшие глаза Светящегося. Миха сел на покрытой грязной соломой лежанке и начал смотреть, как Хлёдвиг поит остальных пленных, в отличие от него, подземника, хорошо связанных.

Ещё было ощущение чего-то важного, но, как и многое в жизни Михаила, в данный момент убежавшего, чтобы явиться для понимания несколько позже. Чего-то такого необъяснимого, навалившегося, словно… первая любовь или первое убийство. Что-то, что навсегда изменяет жизнь, уже никогда не позволив тебе даже на секунду быть прежним. В данной ситуации для кузнеца это больше всего было похоже на очередное пробуждение ото сна во все ещё продолжающемся сне. Он смотрел на странного воина со странным именем, странно говорящего и странно одетого, и понимал, что, возможно, никогда уже не увидит родную кузню в далёком Убежище, а милая девушка Люда может так и не дождаться его предложения руки и сердца.