Мытарь

Андрей вцепился в руль, по пустому тротуару, нагло и мимо правил, обгоняя зазевавшуюся «тойоту».

– Вот это да! Вот это портрет! Дрочила, работяга и садист, питающий слабость к женщинам. Я могу поинтересоваться, откуда ты это все взял?! – Что-то в рассказе Гонзо неожиданно заставило Андрея разозлиться. Однако казалось, зверь не заметил изменения в тоне напарника. Или виду не подал.

– Видишь ли, – он вдруг замер и задумчиво посмотрел в окно, – моя склонность к синтезу подчас необъяснимых элементов мозаики вряд ли станет понятной при объяснении. Подчас разрозненные кусочки складываются в причудливые узоры, нужно лишь угадать как. Огромную роль также играют личный опыт и знания. Ну, может, насчет психотравмы я и загнул, но практика показывает, что они есть у каждого, называй – не ошибешься. И чаще всего именно связанные с матерью. А про девушек и страсть к работе, так это все из личного дела. Ведь не каждый готов в неполные двадцать лет заработать первый миллион только для того, чтобы жениться на фотомодели?

Андрей косо взглянул на безмятежного с виду Гонзо. Кажется, ясно... В очередной раз Костин неохотно признал, что дело в нем самом. Привык к общению с Кругловым, который, может, парень и неплохой, но, кроме пива и рыбалки, интересов не имеющий. А уж чтобы так заливать... А тут послали Бог с Назаровым крысу-самоучку. Всезнайка с чувством юмора. Да и сам молодец, мог бы досье внимательнее изучить, да не с похмелюги, а на ясную голову, старательно. Ну ладно, крыса, посмотрим еще, кто в доме хозяин... Стараясь говорить спокойнее, смотреть на дорогу и не выдать улыбку, он спросил:

– Слушай, а как ты отключаешься? – словно невзначай.

Гонзо стремительно развернулся и сел, вопросительно взглянув на напарника. Вся его поза говорила о крайней заинтересованности.

– Ты чего, разозлился? Я слышу раздражение в твоем голосе, – невинно поинтересовался он.

– И все-таки? – Машина свернула на Учительскую.

– Аналоговые организмы моего класса отключаются через сутки после сброса информации о гибели напарника в сеть полиции. Ты чего так взъелся? Завидуешь?

Андрей резко затормозил, выворачивая к обочине.

– Просто треплешься много. И сдается мне, все-таки не по делу. Несешь пургу про психотравмы. Неверю я тебе, Гонзо. Тебя вполне серьезно спросили, что ты нашел полезного, а ты тут мне...

– В наше время любая информация может стать оружием, пользоваться уметь нужно. И вообще, аналоговые организмы моего класса не врут напарникам, – отчеканил Гонзо. Однако в его голосе слышалась обида. Андрей несколько секунд смотрел на крысу, сейчас казавшуюся такой беззащитной, а затем открыл дверцу и выскользнул под дождь. – Вот увидишь его, сам проверишь, – бросил ему вслед напарник и, пока Андрей сзади громыхал жестянками, крепя канистру, сосредоточенно разглядывал свои когти.

Андрей захлопнул заднюю дверь и вернулся в машину, стряхивая с волос воду.

– Ладно, проехали. – Он снова вырулил на дорогу. – И все-таки чего-нибудь посущественнее у тебя нет?

– Нет, если все вышеупомянутое для тебя пустой звук, – резюмировал Гонзо и снова уставился в окно.

Они проехали старую трамвайную развязку и устремились к выезду из города. Дождь постепенно стихал. А через пять минут воткнулись в небольшую пробку, собравшуюся перед контролирующим выезд блокпостом.

Многоуровневые милицейские вышки, как для наземного транспорта, так и для флаеров, строго возвышались над протекающей внизу лентой машин, строго наблюдая за потоком. Дальнобойные грузовики, легкие машинки приезжих из области, машины фермеров, правительственные и военные автомобили, спешащие на расположенные за городом базы или с них, и просто неведомо как попавшие сюда горожане – вроде Андрея, которым было необходимо проникнуть в мегаполис или покинуть его.

Настроив радио на не особо популярную в народе волну, передающую старый рок и блюзы, Андрей лениво оперся на руль, изредка поглядывая на дорогу. Бархатный голос Элвиса наполнил салон. Гонзо прислушался к гитарным аккордам, почесал ухо, отвернулся и ничего не сказал.

Андрей никогда не винил государство. Ну, почти никогда, И даже многочисленные милицейские кордоны, обыски и контрольные мероприятия, подчас и способные взбесить рядового гражданина, всегда были оправданы в его системе понимания мира. После Шестой Чеченской кампании и начала войн в Саудовской Аравии, Эмиратах и Израиле против католической Европы политика всех крупных городов России и мира свелась к строжайшему контролю собственных границ и всего, что происходит внутри. Это в конечном счете и привело к превращению городов в автономные крепости благополучия и относительной цивилизации середины двадцать первого века. Мир, лежащий за чертой любого города, стал миром потусторонним, и данное определение в понимании горожанина было далеко не метафоричным. Учитывая, что Новосибирск еще полсотни лет назад претендовал на звание мегаполиса, судьба категорического отделения от окружающего мира не обошла и его. Если бы это еще помогало...

Солдаты поста городской, охраны тщательно проверяли каждую из пересекающих грань машин, постепенно подпуская джип Андрея все ближе и ближе. Городские ворота приближались, накрывая автомобиль массивной тенью. Костин проводил взглядом отпущенную сержантом старомодную «камри», стремительно унесшуюся на север, и опустил окно.

– Сержант Баилов. – Немолодой уже для сержанта милиционер в серой осенней форме усталым жестом взял под козырек, другую руку с автомата не убирая. – Ваши документы, пожалуйста, из машины не выходим.

Андрей приглушил радио и протянул сержанту заранее приготовленные идентификационные карточки, внимательно изучая пулеметные гнезда на вышках и автоматчиков за спиной Баилова. После 2048 года, когда многочисленные банды томского атамана Гахина едва не ворвались в северные пригороды, этот пост, перемещенный за сожженные и порушенные бандитами районы города, укрепили до уровня полноценной боевой точки. В сороковые Тайгинская Вольница, помнил Андрей, гуляла вовсю.

Листающий карты сержант наконец дошел до личного значка и немедленно вытянулся в струну, уже более резво вскидывая руку к фуражке. Андрей небрежно кивнул, внезапно обратив внимание, что сидящий на панели Гонзо замер, до невероятности став похож на пластмассовую игрушку.

– В Томск направляетесь? – предупредительно наклонился к окну Баилов (или как его там), возвращая Андрею документы.

– Ну, не совсем. – Он спрятал значок.

– Дорога там просто... Совсем, говорят, одичала. Вы бы лучше воздухом... Можете не пройти местами, я думаю...

– Воздух туда не ходит. – Андрей натянуто улыбнулся сержанту. – Я могу ехать?

Тот развел руками – обижаешь, полицейский, – и отошел в сторону, давая отмашку черно-белым жезлом. Андрей кивнул и вырулил на пустынную четырехколейную дорогу. Обогнавшая его на посту «камри» давно исчезла из виду. Еще мгновение – и город остался за спиной, окруженный облаком смога и выхлопами заводов. Остался за спиной... Как дверь захлопнули.

Другой мир, другая цивилизация, иная раса. Трасса М53, практически прямое полотно бетона, уводящее на север. Пройдет полчаса, и все выходящие из Новосибирска машины начнут сворачивать, кому направо, кому на запад, а идущий навстречу жидкий поток фермерских и военных машин и вовсе прекратится – останется лишь пустая дорога, ведущая в никуда.

Андрей подумал, что, попади он на Луну, так пейзажи местных колоний показались бы ему более живописными и привлекательными, нежели то, что он мог сейчас наблюдать за окном своего джипа.

Навстречу пролетел, совершенно не сбавляя скорости на ухабах, дальнобойный грузовик. Дорога снова была пуста. Андрей снизил скорость и через силу заставил себя присмотреться к расстилающейся снаружи картине.

Иной мир, иная цивилизация все еще живущих на этих землях людей, чьи дети смеются над стариками, не желающими покидать кое-как обжитых отравленных деревень. А затем дети открывают глаза и внезапно осознают, что пришла собственная старость, и вот уже никуда не уйти с мест родных, и пришел черед смеяться их детям. Мир, где шесть пальцев на ноге уже давно не является дикостью или отклонением, где едят все, что бегает на четырех ногах, а подчас даже и на двух. Мир, где забыли запах пороха и вот уже лет тридцать, как здесь царят цепь, нож и арбалет, дуга которого сварена из автомобильной рессоры местным кузнецом за три банки тушенки из просроченного армейского пайка.