Страница 22 из 24
Глава десятая. Подросток и гений
Машенька быстро поставила лампу на зеркало, открыла дверь.
– Боже мой, Андрей Николаевич, как вы бледны! Да вы промокли насквозь!
– Вы любите молоко? – спросила она, сделав короткую паузу. – Сегодня у нас есть сливки!
Она стащила со Свистонова пальто и отнесла на кухню. Потащила Свистонова в столовую. Бросилась, улыбаясь, к буфету и мило поднесла к самому носу гостя хрустальный молочник. Свистонов залюбовался.
– А Владимира Евгеньевича нет дома? – спросил он.
– Нет, папа по делам ушел. – И принялась искать в буфете подаренную отцом ей на именины чашечку.
– Да пейте же! – воскликнула она, усаживая Свистонова и подавая свою любимую чашечку.
Свистонов отпил.
– Не уходите только, а то мне страшно одной.
– Видите ли, я только на одну минуточку, – ответил Свистонов.
Но увидев, как изменилось лицо у Машеньки, Свистонов прервал себя:
– Но если вам страшно, я охотно останусь.
Порывы ветра сотрясали домик с двумя освещенными окнами. К ночи буря должна была усилиться.
– Пожалуй, от нашего дуба ничего не останется, – сказала Машенька и тут только вспомнила, что волосы у нее в газетных бумажках.
Стала снимать с поспешностью бумажки и бросать их в камин.
– Посидите здесь одну минуточку, Андрей Николаевич.
Машенька вернулась и бросила охапку великолепно высушенных березовых дров, предназначенных для растопок. Принялась отдирать кору.
Свистонов принялся отщеплять ножом лучинки.
– У вас носки промокли, хотите, принесу папины туфли?
Свистонов сидел в туфлях Психачева. Он, собственно, отвык от молодежи и не знал, как нужно с ней обращаться. Кроме того, его стесняло, что в домике, кроме него и Машеньки, никого нет.
Он с облегчением вздохнул, когда Машенька взяла инициативу разговора в свои руки, но заметил, что сам он отвечает подростку пусто и вяло, несмотря на все свое доброе желание. Ему даже стало несколько грустно, что у него нет ни слов, ни мыслей для Машеньки.
Машенька уже где-то читала, что писатель есть нечто светлое и умное, что писатель вообще гордая и идущая наперекор времени натура, проникающая в лежащий на виду у всех секрет. И вот в этот-то секрет очень хотелось проникнуть Машеньке.
Ей очень хотелось, чтобы Свистонов прочел ей свой новый роман. Она знала, что гость его как некую драгоценность носит всюду с собой.
Кроме того, Психачев как-то сказал ей, что Свистонов гений, а слово гений имеет теперь, да вряд ли когда утратит, особую притягательную силу. И вот Машеньке хотелось поговорить со Свистоновым начистоту, поговорить по душе с гением.
Свистонов чувствовал необходимость поддержать разговор.
«Какое счастье выйти за гения замуж, освободить гения от мелких жизненных забот!»
И Машенька решила накормить молчавшего гения ужином.
Вскочила она с кресла, отворила форточку и стала шарить между окнами.
Но беден был дом Психачева, и нашла она только кусок шпика и стеклянный бочонок с шинкованной капустой.
Радостная, побежала она за сковородкой.
Шипит шпик, с каждой минутой темнеет капуста, вкусный запах не весь уносится в каминную трубу. Нашла Машенька и водку.
Гений пьет и закусывает, а Машенька в восхищении сидит напротив.
Закусил гений, отложил салфетку и закурил.
Задумался Свистонов. Думает он о том, что кушанье дымом пахло, где и когда еще кушанье дымом пахло.
Смотрит Машенька и не налюбуется, просит гения почитать роман.
– Нет, – сказал Свистонов, – не надо, Машенька.
Но потом заинтересовало Свистонова, какое впечатление произведет его роман на подростка и смогут ли вообще подростки читать его роман.
Пошел Свистонов в переднюю и принес свернутую в трубочку рукопись. Подумал, подумал и стал читать.
С первых строк Машеньке показалось, что она вступает в незнакомый мир, пустой, уродливый и зловещий, пустое пространство и беседующие фигуры, и среди этих беседующих фигур вдруг она узнала своего папашу.
На нем была старая просаленная шляпа, у него был огромный нос полишинеля. Он держал в одной руке магическое зеркало…
Глава одиннадцатая. «Звездочка» и Свистонов
Свистонов читал:
Наконец, Свистонов дошел до чернового изображения старичка и старушки:
переиначивал Свистонов страницы из детской книжки «Звездочка» за 1842 год, -
когда они бегают в саду, не думая ни о чем, как только о цветочках и деревьях, о птичках и голубых небесах; весело смотреть на старушек, когда они, завязав, как должно, свои шляпки и пелеринки, прыгают и наслаждаются свежим воздухом и зеленою травкою, как птички Божии.
«Была на свете, – переиначивал Свистонов,
– маленькая старушка, которую любил всякий, кто только знал ее. Собаки, увидев ее, начинали лаять от радости и лизать руки ее. Кошки мурлыкали, терлись около ног ее, а маленькие котята прыгали и заигрывали с ней. Но отчего все так любили эту старушку? Оттого, что она была добра и ласкова и была им вместо мамаши. Она часто сиживала на ковре и кормила собачку пирожками, она сама любила пирожки, но всегда готова была отдавать их Травиате, и Травиаточка любила ее за это. Звали старушку Сашей.
Всякое воскресенье она ходила к обедне, и надо было любоваться, как смирно стояла она и как усердно молилась. Глазки ее беспрестанно смотрели на образа, бывшие перед нею, и никогда направо или налево, или даже назад, как делают это иногда маленькие шалуны и шалуньи. Она просила сделать ее доброй и богобоязненной. Просила послать здоровья и счастья ее мужу, Травиаточке и всем людям на свете. В таких мыслях время проходило у нее так скоро, что она никогда не чувствовала усталости за обедней, как другие маленькие старички и старушки, которым часто обедня кажется очень длинной. Как приятно смотреть на старушку скромную, тихую. Она внимательна и услужлива к младшим, ласкова ко всем людям в доме. Если ей нужно попросить о чем-нибудь, о кастрюле, об утюге, она сделает это так мило и с такой скромностью, что невозможно отказать в ее просьбе. Старушка краснела при самой маленькой похвале.
Маленькая старушка. Иногда по вечерам, если муж куда-нибудь отлучался, а это бывало очень редко, она открывала сундук, доставала всякие тряпочки, вышивки, пасхальные яички, огрызки карандашиков, старые афиши и программы оперных представлений, старые модные картинки, поздравительные открытки, конверты, визитные карточки, перечитывала листки календарей, читала стишки:
и вспоминала она, что верба бывала вокруг Гостиного двора».