Корона на троих

Лоуренс Уотт-Эванс

Эстер Фриснер

Корона на троих

Посвящается нашим собственным наследникам: Майку, Анне, Аманде и Юлиану.

Глава 1

- ТРИ-И-И?!

Крик, раздавшийся из северной башни Дворца Божественно Тихих Раздумий, был настолько громким и пронзительным, что расколотил семь витражных окон в банкетном зале. Шесть из них относились к немногим сохранившимся работам великого мастера Орацио и датировались четырнадцатым веком. Последнее - дешевую подделку - вставили во времена правления Корулимуса-Разложенца, тысячу лет назад.

Когда стеклянные осколки забарабанили по столу, король Гудж, правитель Гидрангии, оторвался от своего кубка, глянул поверх него на внезапно хлынувший в залу дневной свет и прорычал:

- Во имя пяти способов потрошения быка, что это?

Дрожащий у локтя своего свирепого повелителя, лорд Полемониум залепетал:

- Я умозаключаю, умозаключаю. Ваше Всемогущее и Бесподобное Величество, что это полная энтузиазма и сопутствующая жизненным процессам экзальтация Ее Наиприятнейшего Высочества Королевы Артемизии, вашего зрелого в супружестве соподвижника, свидетельствующая о переходящем дискомфорте отделения части, преамбулы подступающей радости воспроизведения вашего высочайше ожидаемого отпрыска.

Несколько минут король Гудж сколупывал серебро с голубого стекла кубка и задумчиво жевал его, как бы размышляя над полученной только что информацией. А затем с изумительной быстротой, которой он всегда славился, выдернул из ножен свой меч Сокрушитель - и отсек голову лорда Полемониума, дополнив ею хаос на столе.

Насухо вытерев окровавленное лезвие о кружевную скатерть и глядя на остолбеневших министров, король сказал:

- Теперь пойдем дальше по кругу. Спрашиваю еще раз: что это?

- Королева рожает ребеночка, - скороговоркой выпалил лорд Филарет, не отрывая взгляда от головы лорда Полемониума, которая все еще покачивалась.

- О! - Король Гудж швырнул Сокрушитель обратно в ножны и высоко поднял кубок с вином. - Вовремя. - Он перевернул драгоценный сосуд, пролив содержимое в черную спутанную бороду.

В дальнем нижнем конце стола, вне пределов досягаемости монарших меча и слуха, лорд Кротон ткнул локтем в бок лорда Филарета.

- Мне послышалось или наша уважаемая королева и вправду голосила "Три"?

Лорд Кротон пожал плечами, не обращая никакого внимания на вопрос. Каждый раз, являясь на консультативное совещание - а по сути пьянку - короля Гуджа, он видел и слышал только его величество. Наверное, подобное почтение было сродни смертельному очарованию, которое заставляет обывателя останавливаться и пялиться на случайное и ужасное дорожно-транспортное происшествие. Или, возможно, объяснялось тем, что министр, чьи глаза и уши не были направлены только на короля Гуджа, очень быстро лишался и того, и другого.

- Я сказал, - повторил лорд Кротон, проверяя, - с чего бы ей кричать "Три"?

- Может, она играет со своей служанкой в стукалку? - рискнул угадать лорд Филарет, не поворачивая головы.

Лорд Кротон коротко хрюкнул.

- Филарет, правильный крик в стукалку: "Четыре сбоку, ваших нет!" Это каждый дурак знает. Кроме того, беременные женщины никогда не играют в стукалку.

- Дорогой Кротон, ты же прекрасно знаешь, каковы рожающие женщины. Они несут всевозможную чепуху. Разве твоя собственная жена?.. - Он дал вопросу повиснуть в воздухе.

- Ну да, - признался лорд Кротон. - Когда моя дорогая Иона освобождалась от бремени, она обзывала меня пустоголовым похотливым себялюбивым слюнявым бабуином. И клялась, что я к ней больше не прикоснусь, покуда жив. Что не должно было долго тянуться, потому что она собиралась убить меня, как только к ней возвратятся силы. Все это так, Филарет, но она не вопила "Три".

- Ну возможно, ее величество решила, что завоевавший нас новый правитель уже в курсе, что он пустоголовый похотливый себялюбивый слюнявый бабуин, - предположил лорд Филарет.

- В курсе! Да он бы принял это как офигительный комплимент.

Филарет покивал:

- Конечно. Поэтому давай примем, что ее величество вопила не "Три", а "Ура!".

- "Ура"? - отозвался лорд Кротон задумчиво.

- Крик радости, - объяснил Филарет, - означающий, что ее труд успешно завершен и что ей не нужно больше сидеть в заточении в северной башне, как это предписывает старинная гидрангианская традиция.

Лорд Кротон затряс головой:

- Не знаю, Филарет. Теперь, когда ребенок родился и королева может выйти из северной башни, она должна опять спать с королем Гуджем. Это не тот случай, чтобы я мог вообразить хоть какую-нибудь нормальную женщину радующейся.

- Ну, в этом все-таки намного больше смысла, чем в выкрикивании номеров, - возразил лорд Филарет, - Кроме того, скажи мне: чего бы ради королеве Артемизии кричать "три"?

Лорд Кротон задумался.

- Верно, - заключил он. - В этом вовсе нет смысла. Это - "ура". Это было "ура". Это должно быть "ура". Он немножко поковырял перочинным ножиком стол заседаний. - Ты знаешь, Фил, это забавно. Я имею в виду древнюю гидрангианскую традицию заточения беременных королев...

- Ну?

- Я никогда не слышал о ней.

- ТРИ-И-И?! - вскрикнула королева Артемизия с ложа. - О милосердные звезды! Только не говори мне, что их трое!

Старенькая Людмила стояла у королевской колыбели и выглядела совершенно беспомощной.

- Ах, мой милый ягненочек, ты же знаешь, я никогда не скажу тебе ничего такого, что может расстроить твои милые мысли, особенно в такой момент. - Зеленый шелковый сверток, лежащий у нее на руках, начал громко плакать. - Нет, конечно же, нет, не когда моя драгоценная лапочка только что прошла через такие муки, перенеся все как маленький стойкий солдатик. Другие девочки стали бы пищать и рыдать и бог весть какой ужас нести...

- Три! - взвыла королева. - Три, три, ТРИ! Сифилис бы сожрал этих горгорианцев вместе с кобылами, на которых они скачут! Это.., это, наверное, это, должно быть...

Трясясь, старая Людмила положила спеленутого новорожденного в огромную церемониальную колыбель - на алых подвесках, с позолоченным драконом в изголовье - и заспешила к постели своей хозяйки.

- Что такое, моя лапочка, почему ты так дышишь? А твое лицо! Поверь мне, это самый неподходящий лавандовый оттенок. О, ура-ура, и...

- ..это, должно быть, третий, - пробормотала королева Артемизия сквозь сжатые челюсти. Пот выступал по всему ее телу. - Вот сейчас он идет!

Некоторое время спустя старушка Людмила вынула прекрасно сложенного малыша из Бассейна Гармонизирующей Иммерсии (одного из самых старинных блоков древнего Королевского Гидрангианского Родильного Комплекса) и обтерла ему дрожащие конечности зеленой атласной пеленкой, прежде чем показать матери.

- Ну вот, лапочка, сейчас, - сказала она с таким удовлетворением, будто сама закончила рожать. - Весь из себя помытенький, чистенький, опрятненький. Ну прямо ягненочек, верно? - Старушка с триумфом отнесла младенца в церемониальную колыбель, но, прежде чем уложить его, с тревогой обернулась к своей хозяйке:

- А больше их там не осталось, радость моя?

- Нет, - сказала королева. Она лежала бледная и влажная в завалах туго взбитых расшитых розовых подушек. Чувствовалось, что бедная женщина уже на грани полного опустошения - за пределами простого недомогания.

Старая Людмила повертела головой, направляя к Артемизии свое единственное слышащее ухо.

- А мы совершенно уверены?

- Мы - абсолютно, - парировала королева.

- А вначале, помнишь, ты ошиблась. Конечно, арифметика никогда не была твоей сильной стороной. Я помню, как разговаривала с твоим дорогим расчлененным и обезглавленным папочкой королем Фумиторием Двадцать Вторым. Я ему тогда сказала: