Черные Земли

– Мягко сказано.

– Но уверяю вас, остаться в городе означает подвергнуться максимальному из возможных рисков. В этом городе или в любом другом на здешнем побережье.

Дэмьен покачал головой:

– Земли, которыми управляют Матери, не имеют торговых сношений с южным королевством, неужели вы забыли об этом? Войны в строгом смысле слова, возможно, и нет, но отношения носят явно враждебный характер. И судоходство строжайшим образом воспрещено.

– Действительно, – сухо согласился Охотник. – Торговые связи с южным королевством находятся под запретом. – В его ровном голосе послышались нотки презрения. – И кого, по-вашему, это останавливает? Правило первое любых исторических процессов гласит: «Торговля развивается в любом случае». Вот так-то, священник. Всегда и в любых условиях. На время она может замереть – скажем, на период войны, когда организована строгая морская блокада, – но как только оборона одной из сторон дает хоть малейшую трещину, в эту трещину начинают просачиваться контрабандисты. Выгода – гораздо более сильная мотивация поступков, нежели патриотизм, Райс. Значительно более сильная.

– Вы хотите сказать, что мы сумеем найти корабль?

Таррант кивнул:

– Вне всякого сомнения.

– А есть какие-нибудь предположения относительно того, как нам его найти?

– Честно говоря, я уже кое-что предпринял. – Он достал сложенный листок бумаги и передал его Дэмьену.

Священник осторожно развернул его, поднес к свету. «Ран Москован», – значилось там. «Номер лицензии в Анджело Дуро 346 – 298 – и». Под этим на листке было написано название одного из местных баров, его адрес и время предполагаемой встречи.

– Днем он торговец, а ночью контрабандист, – пояснил Таррант. – У него свой корабль – быстроходный, на паровом ходу, и на этом корабле достаточно тайников, чтобы любой другой контрабандист позеленел от зависти. Согласно данным, полученным мною в ходе Познания, это самое надежное, что мы можем отыскать во всем городе. Встретитесь с ним завтра и договоритесь о цене. – Он откинулся в кресле. – Только не вздумайте скупиться. Золото – это единственный хозяин, которому такие люди служат верно.

– Это проще сказать, чем сделать, – проворчал Дэмьен. Он посмотрел на Хессет, и ракханка, разгадав значение его взгляда, полезла в карман. Жалкая пригоршня монет, которую она высыпала на стол, не впечатляла, а ничего другого у нее не было. – У меня тоже осталось пятьдесят золотых в поясе. А все остальные деньги исчезли вместе с моей поклажей, и куда она подевалась, одному Богу ведомо.

– И все это деньги северной чеканки, здесь они не в ходу, – подчеркнула Хессет. – То есть это самый верный способ выдать себя, если нас действительно ищут.

Охотника их причитания, казалось, ничуть не огорчили.

– Об этом я тоже подумал.

Он сунул руку в карман и достал маленький шелковый кошелек. Весь в грязи, если не в крови, заметил Дэмьен. Не произнеся более ни слова, Охотник высыпал содержимое кошелька на стол. Это были драгоценные камни – в грязи, в крови, и тем не менее драгоценные.

– Откуда?.. – выдохнула Хессет.

Да и Дэмьен не сразу сообразил. Лишь через пару секунд он задал вопрос:

– Терата?

Охотник кивнул.

– Мне пришло в голову, что нам может понадобиться капитал. Хотя, конечно, воспользоваться подношениями, сделанными демону Калесте…

С дивана донесся стон. Тихий, едва слышный, но настолько пронизанный болью, что даже Таррант внезапно замолк и резко посмотрел в ту сторону. Застонала девочка. Она только что проснулась, ее глаза были широко раскрыты, все ее тело сотрясала сильная дрожь. Трудно было понять, что именно она сейчас чувствует. Страх? Изумление? Смятение?

– Что? – прошептала она. Явно понимая, что на нее обращены взгляды присутствующих. – Что это такое?

Йенсени с трудом поднялась на ноги и пристально посмотрела на них. Нет, подумал Дэмьен, не на них. На стол и на разложенные по его поверхности самоцветы.

Девочка медленно подошла к спутникам, не сводя взгляда с камешков на столе. Дэмьену не надо было прибегать к колдовству, чтобы понять, что она источает страх и что Охотник питается этим страхом.

– Что это? – шепотом спросила она. – Что это вы сюда принесли?

Голос ее задрожал, затряслись и руки, когда она протянула их к столу. На миг Дэмьену захотелось убрать от девочки драгоценные камни, убрать их вообще с глаз долой, но этот миг прошел, – и она увидела их, она к ним прикоснулась, она принялась перебирать рассыпанные по всему столу драгоценности, словно выискивая что-то известное ей, и вскрикивая от боли после каждого прикосновения. Священник вспомнил о том, как Йенсени восприняла город, его стены и колонны, его жителей, – и потянулся к ней, чтобы оттащить ее в сторону, чтобы оттолкнуть от нового источника страданий. Но и его самого, подобно обоим его спутникам, парализовало любопытство. Любопытство и страх.

Наконец найдя что-то, девочка судорожно охнула, после чего, всхлипывая, извлекла этот камешек из общей груды. Не то рубин, не то гранат, решил Дэмьен, нечто сверкающее собственным темно-багровым светом из-под коросты грязи и запекшейся крови. Ее дрожащие пальцы обтерли грани камня, очистили его от грязи. Она прерывисто, судорожно дышала, воспринимая все новые болезненные уколы, которые, несомненно, приносило каждое прикосновение к камню. Дэмьену мучительно хотелось помочь ей, но он просто не знал, с чего начать.

– Это его камень, – выдохнула девочка. Слова душили ее. В уголках глаз навернулись слезы, сами показавшиеся в свете лампы брильянтами. – Его!

Первой сообразила Хессет.

– Речь о ее отце, – прошептала она. – Это, должно быть, его камень.

– Но как?.. – начал было Дэмьен.

Холодная рука, опустившись ему на плечо, призвала его к молчанию. Он посмотрел на Охотника и увидел, что взгляд того прикован к поверхности стола. Нет, выше… Он проследил за направлением этого взгляда – и у него перехватило дыхание. В гостиничном номере творилось нечто невероятное.

В воздухе начала формироваться человеческая фигура, поворачиваясь то так, то этак в свете лампы и, казалось, черпая энергию и субстанцию из разложенных на столе драгоценных камней. Сперва она выглядела бесформенной и нематериальной, казалась клубом пыли, в котором, слетевшись на пламя, плясали мотыльки. Но постепенно она набирала силу и вещественность, превращаясь в некий предмет, сперва неопределенный, и только спустя пару минут можно стало определить, что это такое. Рука. Человеческая рука. Смуглая, с едва заметным шрамом на тыльной стороне, с аккуратно подстриженными и чистыми ногтями, с легким намеком на ткань шелкового рукава на запястье. Пока они следили, рука становилась все материальнее и тверже, и вот уже на одном из пальцев заблистал в оправе алым цветом драгоценный камень. Не надо было смотреть на тот, который держала Йенсени, чтобы понять: это один и тот же камень; эта мысль пронзила священника с такой же остротой, как если бы он вошел в процесс Познания, и источник ее происхождения был, судя по всему, тем же самым.

– Но как? – поразился он.

И хотя ответ был совершенно очевиден, он не мог поверить тому. Неужели Йенсени?..

И тут, совершенно внезапно, видение исчезло. Растворилось в радужном каскаде света и растаяло в ночи. Рука девочки, дрожа, продолжала сжимать драгоценную находку, по обеим щекам у нее бежали слезы.

– Это его камень, – прошептала она. – Он сказал мне, что отдал его одному из своих людей.

– Тому, кто позже стал жертвой Терата, – добавил Таррант.

Девочка кивнула, продолжая всхлипывать:

– Я чувствую, как он умер…

Она задышала еще судорожней, и рука у нее задрожала. Дэмьен предположил, что перстень не был снят похитителем с руки, а отрублен вместе с пальцем.

– Она черпает силы не из земной Фэа, – вслух поделился своей догадкой Таррант. – Это нечто более сильное. И более необузданное.

– Они убили его, – прошептала девочка. – Они убили этого человека и они убили моего отца – и они не прекратят убивать, если вы их не остановите!