Черные Земли

– В каюте. Так распорядился капитан. Плохие воды для молодых дам, разве не видно? Вы уж поверьте…

Он явно принимал Дэмьена за купца с Севера.

Священник уже придумывал какой-нибудь ответ, но в этот миг его внимание отвлек какой-то отблеск на горизонте. Трудно было сказать, что это такое, – видение исчезло, стоило ему посмотреть в ту сторону, и запечатлелось скорее в памяти, чем в глазах. Это было какое-то слабое свечение – то ли под водой, то ли над самой ее поверхностью. Он уже решил спросить об этом у матроса, когда над водой сверкнул новый проблеск – на этот раз яркий, как звезда, которой почему-то вздумалось пробежаться по волнам, а затем исчезнуть.

– Что это? – изумленно спросил он.

Матрос промолчал, но лицо у него помрачнело. Он протянул что-то Дэмьену – два маленьких предмета на большой обветренной ладони. Дэмьен взял предложенное и поднес к лунному свету, чтобы рассмотреть. Резиновые цилиндрики неправильной формы, каждый в основании толщиной с большой палец. На что же они походят? На… затычки для ушей? Он посмотрел на матроса и увидел, что тот уже заткнул себе уши точно такими же штуковинами. Да… Становилось ясно, почему они сигнализируют друг другу свистом. И ничего не говорят. Должно быть, такие затычки в ушах у всех. Но чего ради? Вот уж с чем Дэмьен никак не ожидал столкнуться в плавании.

И тут один из серебряных проблесков подкатился по волнам к самому кораблю и застыл на месте. В пяти ярдах от носа «Королевы пустыни», должно быть, и прямо под поверхностью воды. К этому проблеску тут же присоединился другой. Под водой трудно было разглядеть их очертания; морскую гладь, залитую лунным светом, сильно рябило. Время от времени проблески походили на человеческие фигуры, но уже через мгновение скорее напоминали угрей. Переливаясь ртутным блеском, они оставались для священника совершенно загадочными.

– Что это? – прошептал он, забыв о том, что его спутник не расслышит ничего, кроме самого отчаянного крика.

К двум первым проблескам присоединились еще два – и все четыре расположились вокруг носа корабля в безупречной симметрии, образовав нечто вроде почетного караула. К ним присоединились и другие проблески. Дэмьен видел, как мелькают они под самой поверхностью, прокладывая себе дорогу к кораблю, призрачные и прекрасные. Очарованный, Дэмьен решил было прибегнуть к Познанию – и только тогда вспомнил, где находится. Земное Фэа было здесь уже недоступно. Недоступно ему и его спутникам. Что означало, что впредь следует полагаться только на естественные силы без какого бы то ни было колдовства.

Просто невероятно.

Один из проблесков, или, точнее, одно из существ высунуло серебряную голову из воды, и пряди длинных волос рассыпались по волнам. «Как оно странно, – подумал Дэмьен, когда существо развернулось лицом к нему. – И как невыразимо прекрасно». У существа оказались человеческие глаза, губы, нос и щеки, но были они не из плоти, а из какого-то пластичного вещества, переливающегося ртутным блеском в лунном свете. Глаза блестели двумя брильянтами, а волосы, рассыпавшиеся по волнам, призрачно фосфоресцировали. Теперь из воды поднялись все существа – числом примерно в две дюжины, – а за кормой, возможно, были и другие – откуда Дэмьену знать? – и лица их были само совершенство: порой женские, порой мужские, порой странным образом человекоподобные. Но все они были неописуемо прекрасны. И само по себе зрелище производило прямо-таки гипнотическое воздействие.

Они запели. Запели не голосами, как могли бы запеть обыкновенные люди, а телами. Запели своей переливчатой плотью. Мелодией несколько дисгармоничной, но до боли прекрасной, зазвучала серебряная кожа. Разлетевшиеся по волнам волосы зазвенели струнами арф, и каждый взмах призрачной руки или движение ноги – или это были щупальца? – подбавлял новую ноту во всеобщий напев. Смутно осознавая, что с этим пением связана какая-то опасность, от которой и оберегаются моряки, Дэмьен так и не смог заставить себя вставить в уши затычки. Пение было так прекрасно… так завораживающе…

Тем временем перед его глазами на поверхности воды замелькали видения. Сперва призрачные и бесплотные, потом все более и более реальные по мере того, как музыка овладевала его сознанием. Перед ним, одно за другим, начали возникать знакомые лица – лица из прошлого. Его мать. Его брат. Его Матриарша. Его первая возлюбленная. Сиани Фарадэй с насмешливыми искорками в глубине темных глаз. Переводчица-ракханка Хессет, надменная и враждебная. Образы, некогда казавшиеся ему заурядными и обыденными, теперь же проникнутые редкой и безупречной красотой. И странные звуки зазвучали у него в мозгу, пробуждая самые дорогие ему воспоминания, придавая им истинность и жизненность в глубинах его души.

«Приди к нам, – пели голоса. Не на человеческом наречии, но на том, которое стало для него совершенно понятным. – Приди к нам, и мы даруем тебе куда большее».

К нему протянула руки Сиани. Это была не та Сиани, с которой он расстался в стране ракхов, – гордая, сильная, далекая. Сейчас перед ним предстала Сиани, которую он знал и любил в Джаггернауте. Окутанная флером его желаний и сама остро нуждающаяся в нем, чего никак нельзя было ожидать от Сиани нынешней.

– Приди ко мне, – прошептала она. Она парила в воздухе на уровне палубы, но Дэмьен уже был уверен в том, что и сам теперь сможет парить в воздухе подобно ей. Он уже был уверен в том, что здесь и сейчас стал столь же эфемерным, как и она. – Приди ко всем нам, – призывала его любимая, и он почувствовал, как ноги отрываются от палубы, а последние страхи исчезают…

Матрос грубо схватил его и оттащил от борта. Разумеется, в этом не было ни малейшей нужды. Он имел достаточный опыт в обращении с демонами, в запасе у него было множество Творений, способных противостоять любым их ухищрениям и уловкам. «Только здесь у меня ничего не получилось бы», – внезапно понял он. Матрос тем временем сам грубо запихнул ему в уши затычки, что было вполне уместно; руки Дэмьена отяжелели так, что он едва был способен пошевелить пальцами. «Приди ко мне, – шептала меж тем призрачная Сиани. – Позволь показать тебе, что я нашла…» Когда затычки наконец оказались в ушах, страшная музыка сразу же умолкла, а вместе с ней исчезли и все эфемерные образы. «Без Творений мне нечего им противопоставить…» Священник вдруг подумал о том, как отреагировал на происходящее Таррант. Способен ли один демон обольстить другого? Он посмотрел на нос корабля и увидел, что Охотник стоит неподвижно, наполовину вытянув меч из ножен, на железных поручнях искрятся крупицы льда, холодное пламя Творения тает во мраке. И это означало, что и Таррант поддался гипнотическому очарованию музыки. Поддался – и испугался этого. Что, в свою очередь, означало, что в нем осталось достаточно чисто человеческих чувств, чтобы ими могли заинтересоваться другие демоны. Это была интересная мысль – и в то же самое время пугающая. Потому что интересам их общей миссии она явно не соответствовала.

Теперь он больше не слышал пения серебристых существ, хотя и видел их со всей отчетливостью. То, что он поначалу принял за руки и ноги, на самом деле оказалось щупальцами и вьющимися, как лента серпантина, отростками; они повторяли человеческие движения, они имитировали их, но не более того. Их фосфоресцирующее сияние маревом стояло над кораблем, а сами они собрались в одну группу, обиженные и раздосадованные тем, что их игра не принесла никаких результатов. Лица их, по-прежнему остававшиеся на поверхности, уже ничем не напоминали человеческие, да и гримасы трудно было назвать дружелюбными улыбками.

Дэмьен скорее почувствовал за спиной шаги, чем услышал их, и, обернувшись, увидел Рана Москована с тяжелой ношей на одном плече. Моряк, только что спасший Дэмьена, поспешил на помощь своему капитану – вдвоем они положили тяжелый сверток на палубу и развернули его. Сырое мясо, и не слишком свежее; едва втянув воздух, Дэмьен испытал легкую тошноту и поспешил продышаться. Трудно было сказать, какая часть туши и какого животного, но, судя по размерам и форме…