Страница 63 из 110
У нас действительно работал прекрасный горняк, на самом деле картавил, была у него слабость – выпивал, из-за этого и погиб через несколько лет, выпав из вертолета. Но это случится потом, а теперь, прилетев с гостем в Аян, знакомя его с Радиным, Федоров представил спутника: «Это наш новый парторг», – и тихонько добавил, чтобы слышал только горняк: «Когда будешь говорить, наклоняйся ближе к уху, он плохо слышит». Можно представить, как тот шарахался при каждом наклоне к нему картавившего Радина.
В другой раз Федоров и новый секретарь летели на участок Володи Топтунова. И тут Федоров говорил, как бы между прочим: «Замечательный человек… К несчастью, у него открытый сифилис». Когда прилетели на участок, и Топтунов пригласил нового секретаря пожить у него в квартире, тот предпочел большую часть ночи прогуливаться по поселку.
Вопрос Сережи Зимина «Он хоть умный?» напомнил мне другой эпизод, случившийся в поселковой гостинице. Это был барак, в котором стояли в два ряда 30 коек и были две железные печки. Десятка два наших старателей и летчики двух самолетов Ан-2 только побросали на кровати свои вещи, как входят две девчонки лет по пятнадцать. Одна из них, обращаясь ко всем, говорит: «Кто хочет?» Общий смех, летчики и горняки знают друг друга. А секретарь парторганизации – он всегда секретарь! – возмутился: «Как нам не стыдно!» Девчонка посмотрела на него с жалостью: «Красивый, а дурак!» Печки в бараке топились, было жарко, девочки ходили голыми. Секретарь, наверное, покинул бы барак, но на улице было холодно. А лихая девчонка время от времени вызывающе подходила к его койке, улыбаясь: «Красивый, а дурак!»
Федоров был мастером на розыгрыши. В Якутии, в Аянской автоколонне, которая работала с нашими шоферами, был алданский механик по имени Олег. Бывают такие люди, которых окружающие терпеть не могут. Вероятно, к ним относился и Олег, успевший напакостить всем. Шоферы настолько ненавидели его, что однажды, ругаясь с ним, пригрозили: «Если будешь таким, то точно когда-нибудь станешь не Олегом, а Ольгой». Однажды над ним подшутили довольно зло. Нужно сказать, что, если так по-сволочному поступили бы с другим человеком, шутника могли буквально разорвать. Тот же Федоров вернулся из Алдана, где жила жена этого механика, и рассказал историю в кругу шоферов, но так, чтобы слышал Олег. В Алдане, говорил Федоров, он познакомился с симпатичной женщиной (назвал имя жены Олега), был у нее дома. И Федоров начал рассказывать с подробностями, о которых постарался разузнать в Алдане, какая в квартире мебель, какие книги, даже какая кошка. Механик, не дослушав рассказ, схватил машину и рванул в Алдан. А расстояние от Белькачей до Усть-Маи, от Усть-Маи до Якутска, от Якутска до Алдана – полторы тысячи километров… И такими бывали «шутки».
Женя Луговой, работавший главным инженером, додумался в присутствии первого секретаря Аяно-Майского райкома партий) рассказать анекдот о том, как русский и якут на охоту собирались. Тот обиделся: «Чтобы вы знали, якуты никогда не были дурнее русских. И даже англичан!»
Лугового я за глупость отчитал, а в голове вертелось лагерное: «Этап пришел – два фраера и якут». И вспомнился еще один «представитель власти».
С пилотом Сашей Ногтевым мы летали очень часто. Позже он стал командиром Ту-114 на маршруте Москва – Хабаровск. А в тот раз вылетали из района в Якутск, загрузившись мороженой рыбой. Экипаж очень торопился. Смотрят – на рыбе лежит, свернувшись, человек. Второй пилот пинает его ногой, спрашивает: «Ты как сюда, бога мать, попал?» Тот, совершенно пьяный, бормочет: «Кеска… депутат… комперенция…» – и ни слова больше. Пилот снова спрашивает его, ответ тот же: «Кеска… депутат… комперенция…»
«Что с ним делать?» – спрашивают у командира. «Тащи его, суку, за ноги!» По мороженой рыбе Кешка легко скатывается и остается на полосе.
Когда прилетели в Якутск, к самолету подъезжает легковушка; у командира спрашивают: «Где депутат? С вами должен был прилететь». «Наверное, остался там, в поселке», – пожимали плечами летчики.
К середине 70-х годов вся хабаровская золотодобыча держалась на двух артелях – «Востоке» и созданном нами же «Амуре». По ходатайству комбината «Приморзолото» группу старателей представ вили к правительственным наградам. Не скажу, что мы были честолюбивы, поощрениями нас особенно не баловали, но распространившаяся по участкам новость радовала даже тех, кого в списка счастливчиков не было. А я в этих списках был, да еще на первом месте. Меня представили к ордену!
Когда я уже находился в Москве, мне позвонил мой заместитель Геннадий Комиссаров: первый секретарь Аяно-Майского райкома партии, который должен был визировать список представляемых к наградам, мою фамилию вычеркнул.
У меня потемнело в глазах.
Я нисколько, на самом деле, не дорожил ожидаемым орденом или медалью, но никогда мне не было так больно и обидно. Ведь это же я создал артель «Алдан», теперь переименованную в «Амур», и артель «Восток» тоже создал я, а не кто-то другой. И опять же я – простите, но именно я! – первый организовал добычу золота в этих районах. За что ко мне так?!
Разве моя обида не понятна?
Я позвонил в «Главзолото» Владимиру Григорьевичу Лешкову и попросил направить меня куда угодно в другой регион. Он поговорил с Иркутском (когда-то он начинал в тресте «Лензолото» техническим руководителем) и предложил мне организовать артель на Ленских золотых приисках. «Там отличные места!» – убеждал он.
Вскоре я прилетел в Хабаровск и зашел в «Приморзолото» к Борису Николаевичу Нестерову.
– Да ты что! – директор комбината был ошеломлен. – Что произошло?
Я не стал вдаваться в подробности.
– Борис Николаевич, мы прекрасно работали вместе столько лет. Если не хочешь со мной поругаться навсегда – отпусти.
– Но за тобой потянутся люди!
– Обещаю, артель «Восток» будет работать, как прежде. Председателем предлагаю Геннадия Малышевского. Уверяю, он справится.
До разговора с Нестеровым я успел слетать в Иркутскую область, на берега Витима и его притока Бодайбо, посмотреть Ленские золотые прииски, где до революции было одно из крупнейших золотодобывающих предприятий Восточной Сибири. Ленским расстрелом 1912 года исчерпывались тогда мои представления о территории, где мне предстояло опять все начинать с нуля.
Глава 2
Золото Хомолхо и вокруг.
Зафесов и Ашхамаф.
Высоцкий у старателей.
Двое в работе над «черной свечой».
Остановка на станции Зима.
Володя, Марина, Таганка.
Снова по колымскому тракту.
Почему он не приехал на Приполярный Урал.
Москва, прощание.
Приисковые поселки на притоках Лены производят удручающее впечатление. Полно бродячих собак, слоняются люди без определенных занятий. Многие приехали из сибирских городов по объявлениям: «Тресту «Лензолото» требуются одинокие мужчины…» В год на прииски прибывает до трех тысяч человек. Одиноких, потому что семьи негде расселять, женщин нечем занять, а для мужчин работа – поднести, разгрузить, погрузить… Каждый четвертый в тресте занят на вспомогательных работах. Наблюдая за приисковыми нравами, я укреплялся в мысли о том, как важен особый подход к ресурсным территориям Восточной Сибири. В том и преимущества экспедиционно-вахтового способа освоения новых районов, что он позволяет с наименьшим числом работающих, создавая людям условия повышенной комфортности, обеспечивая их мощными механизмами, решать экономические и социальные – проблемы проще, быстрее и эффективнее, чем при традиционных подходах.
Мне смешно было слышать, как запаниковали местные трестовские неудачники. Некоторые из них, тревожась за свое положение, писали в Москву, настаивая предотвратить появление здесь нашей артели. Их активности положил конец первый секретарь Бодайбинского горкома партии Юрий Андреевич Елистратов: «Пусть Туманов у нас поработает!»