Страница 51 из 110
В артели руками работали на себя, а головой – на всех.
Можно было бы привести много других аналогичных примеров рационального внедрения новых технологических решений. Так, наш коллектив впервые в практике золотодобычи стал применять работу гидроэлеваторов с приводом от дизелей, что весьма важно и местах, где нет источников электроэнергии. Разработать эту схему нам помогал Валентин Сергеевич Василевский – классный механик-рационализатор, которого знала вся Колыма. К сожалению, его жизнь сложилась трагично. Подобно многим колымчанам, надеявшимся вернуться когда-нибудь на материк, он затянул свое возвращение до 90-х годов, то есть до гайдаровских реформ и оказался в числе пленников Колымы. Отчаяние ускорило его смерть.
В памяти вспыхивают и наплывают одна на другую разрозненные картинки, часто случайные, незначительные, из которых складывалась колымская жизнь.
Июнь. Иду я по тайге с опломбированным мешком. В мешке килограмма четыре золота. Поднимаюсь на сопку и вдруг вижу: прямо передо мной стоит-покачивается огромный бурый медведь с гноящимися глазами, вокруг тучи комаров и жужжащих ос. Он лениво отгоняет их лапой и в упор смотрит на меня. Какое-то мгновенье я чувствую себя в растерянности, а очнувшись, бросаюсь бежать вниз по склону, крепко держа обеими руками мешок. От страха я бегу так, что у меня чуть не обрывается сердце. Наконец останавливаюсь, перевожу дыхание – медвежьей погони за мной, кажется, нет. Медведь предпочел отгонять комаров. А день этот я хорошо запомнил, поскольку торопился домой, чтобы послушать трансляцию футбольного матча СССР – Бразилия. Тогда в Швеции наша сборная бразильцам проиграла.
Как-то в Сусумане выхожу из клуба, очень спешу, надо попасть в поселок. Ночь темная, ничего не видно. Не успел пройти с десяток шагов, как передо мной вырастают два парня, в руках ножи «Стой!» – говорят. Я остановился. У меня было немного денег и золотые часы, очень хорошие, с цепочкой. Лезу в карман, достаю деньги, потом часы… Я не знаю, чем бы кончилась эта история, у меня тоже был нож. В это время из-за тучи вышла луна и стало чуть светлее. Один из парней меня узнал: «Ой, Вадим, извини…» потом часто вспоминал этот случай. Хорошо это или плохо, но меня действительно знали многие.
В другой раз везу осенней ночью в машине в запломбированных мешках килограммов шестнадцать золота. Сижу за рулем, оружия при себе никакого, нет даже ножа, и вдруг в районе речки Журбы фары выхватывают из темноты костер и вокруг людей. Кто такие, неизвестно. Кругом лес, уклониться некуда, миновать их невозможно. Я останавливаю машину и выхожу, на ходу проигрывая в голове варианты моих действий в случае нападения. Произойди что-нибудь, кто поверит, что меня ограбили? Неминуемо новое следствие, суд, лагеря – это в случае, если меня оставят в живых.
Иду к костру. Оказалось, это геологи, заброшенные сюда для поисковых работ. Меня угостили заваренным в ведре крепким плиточным чаем, мы обменялись новостями. Попросили подвезти двух человек. Меня спросили: «А что в машине, парень?» «Мешок с золотом», – простодушно улыбнулся я, поднимаясь. «Ну шутник! Во дает!» – смеялись они. И я продолжал путь.
Я много работал, а возвращаясь домой, падал на кровать и засыпал моментально. Римма говорит, что я только успевал ей сказать: «Римм, как на свете жить хорошо…» Но слово «хорошо» не мог договорить до конца – уже спал!
Из Сусуманского района в Ягоднинский я отправился вместе со своей артелью по соображениям совершенно субъективным, но для меня принципиальным, к моему удовольствию, хорошо понятым и поддержанным моими товарищами. Прежние сусуманские руководители (Власенко, Струков и другие), симпатию которых и готовность помочь мы всегда чувствовали, разъехались – кто в Магадан, кто в Москву, а во главе районной власти стал тот самый Одинцов, который довел до слез Римму, отказываясь подписывать ордер на квартиру, чтобы отдать ее «более достойным». Работать под началом этого человека мне было неприятно, да и нужды в том не было: нашу артель уже хорошо знали, и мы обрадовались, получив приглашение поработать в ягоднинском районе на прииске «Горный», расположенном в 400 километрах от Магадана. Одинцов отговаривал: «Кто тебя там знает!» «А чего меня знать, – отвечал я, – накопаю много золота – и все будут знать».
Но кто же нас пригласил? Это покажется парадоксальным, но позвал нас старый знакомый, лучше многих знающий нас, – Заал Георгиевич Мачабели' назначенный начальником прииска «Горный». Мы рассудили, что нам известно, по крайней мере, чего от него можно ждать, и ему понятно, с кем придется иметь дело, а это надежнее, чем неизвестность. Но работать под началом Мачабели нам не пришлось. К тому времени, когда артель перебазировалась на прииск, он отбыл в отпуск, а после на родину – в Грузию. Поиски золота на территории Ягоднинского района начались на рубеже 20-х – 30-х годов XX века, когда в этом глухом медвежьем краю появились поисковые партии, исследовавшие долины рек Дебин, Сусуман, Оротукан, множества других притоков верховий Колымы и район озера Джека Лондона. Я слышал о необыкновенной красоте ландшафтов этих мест, кое-где сильно изуродованных лагерями, но еще сохранивших на громадных пространствах безмолвие горных цепей. Мы перебазировали артель на ручей Загадка, еще не зная, что в этом районе задержимся на семь лет.
Здесь мы с самого начала стали работать на принципах, опробованных на сусуманском прииске им. Фрунзе: оплата за конечный результат. Никакое начальство не может нам диктовать распорядок трудового дня или какую выбрать технологию. Мы прошли этап трудных споров с инженерами, экономистами, бухгалтерами и даже с геологами, не успевавшими брать за нами пробы.
Горные работы вели с большим перевыполнением плана. Артель стала ведущей и в Ягоднинском районе. У меня было приподнятое настроение. Из Сусумана приехала Римма с нашим сыном – начинать жизнь на прииске «Горном».
Столицей местности был рабочий поселок Оротукан с хорошими ремонтными мастерскими, не уступавшими материковым. А в окрестной тайге видны были вышки и двухрядные заграждения, за которыми находились лагеря Горный, Таежка, Ларюковая. В артели уже все – были свободными, то есть отсидевшими свой срок или с досрочно снятой судимостью, но никто особо не торопился возвращаться на материк, предпочитая еще пожить с людьми, – которых давно знаешь, близкими по судьбе и по духу, а дальше видно будет.
Едем с прииска «Горный» в Магадан. За рулем «Волги» – Володя Сайфулин, прекрасный механик, много лет проработавший на Колыме. Курил он одну папиросу за другой. О чем бы ни заходил раз говор, всегда резко отзывался о том, что ему не нравилось, часто употребляя слова «педерасты, минетчики». На мой вопрос: почему так много курит, отвечал, что не хватает силы воли бросить.
– В самом деле не хватает?
– Конечно.
– А почему ты так осуждаешь этих людей? Ты вот папиросу в рот тащишь, они от другого отказаться не в силах.
Вижу, как черные глаза загораются злобой:
– Да как ты можешь сравнивать?!
– А какая между вами разница, если силы воли не хватает?
Желваки заходили на скуластом лице.
Ехать долго, часов девять. Я отвернулся, смотрел в окно, ехали молча. Часа через два Володя полез в карман за папиросами, потоп посмотрел на меня со злостью и выбросил смятую пачку на дорогу.
И еще несколько слов о вредных привычках.
Напивался я всего раза три в своей жизни.
Во Владивостоке я шел ночью из ресторана на судно, настолько пьяный, что даже не мог поднять руки. В порту мне встретилась на тротуаре компания – две девицы и два парня. Была глубокая осень, дорога залита жидкой грязью. Один из парней, идущих навстречу, взял меня за борта пиджака и ударил головой в лицо. Я упал в грязь, хорошо хоть не захлебнулся. Не помню, как добрался до трапа. А был я уже четвертым помощником на «Емельяне Пугачеве», который через день должен был уходить в загранрейс. Эта история заставила меня о многом подумать. Потом я часто вспоминал прочитанное когда-то: «Садясь пить, знай, что на дне бутылки может быть больше горя, чем на самом большом кладбище».