Страница 39 из 89
Обыск длился долго. В четырех просторных комнатах стояло несколько чемоданов, два гардероба, бельевой шкаф, рижский сервант, буфет, двухтумбовый письменный стол, радиола… Все это нужно было открыть, осмотреть, дать каждой вещи краткое описание в протоколе обыска.
Жена Петухова, толстая, лет пятидесяти женщина с тройным подбородком, не отнимая от глаз передника, как над покойником, причитала почти над каждой вещью. И хотя никто у нее об этом не спрашивал, она рассказывала историю приобретения каждого костюма, каждого отреза: когда купили, сколько заплатили, какой сын прислал, когда побита молью.
Калистратыч к обыску относился с особой торжественностью. Он никак не хотел показать своего любопытства и удивления перед дорогими вещами, которые принимал от Захарова и рассматривал с видом знатока, коему не впервые приходится быть при обыске.
Протокол и опись вещей вел Ланцов. Санькин и Северцев помогали доставать чемоданы, выдвигать ящики, укладывать добро обратно.
Когда Захаров попросил у хозяина ключ от платяного шкафа, на котором стоял трельяж, хозяйка чуть было не заголосила. Ее сдержал Петухов:
— Чего ты ревешь? Ведь никто у тебя ничего не отнимает. Мало ли что иногда на людей наговаривают. Проверят, не найдут, чего ищут, извинятся… и вся тут небыла.
В платяном шкафу находилось несколько шерстяных отрезов на мужские и дамские костюмы, три отреза драпа, отрезы шелка, бархата, два мужских костюма, мужская и дамская модельная обувь, рулон тюля… Тут даже у Екатерины Сергеевны, которая никогда не считала себя тряпичницей, и то загорелись глаза.
«Тюль, — подумал Санькин и почувствовал, как где-то под ложечкой у него засосало. — И какой!» О шторах из такого тюля, вот именно из такого дорогого и красивого, мечтала его жена.
Ключа от маленького, с побитыми углами фибрового чемоданчика у хозяйки не оказалось.
— Где же он? — спросил Захаров, определяя в руках вес чемодана.
— У хозяина. Гостит у нас. Из Новосибирска, — разъяснил Петухов. — Он не надолго. Завтра должен уехать.
— Хоть и чужой, а нужно открыть, — сказал Захаров и попросил Петухова принести небольшой гвоздь.
— Если это так нужно, то можно попробовать и гвоздем.
Через минуту Петухов принес из сеней маленький ящичек, в котором хранились всевозможные гвозди, от сапожных до восьмидюймовых.
— Кем вам приходится этот гость? — спросил Захаров, пробуя гвоздем запор чемодана.
— Знакомый, еще с эвакуации. Наш институт, где я работал до войны, был эвакуирован в Новосибирск. Вот там мы и познакомились. Пришлось больше года жить в одной квартире. Хороший человек, душевный, много добра нам сделал. Ну, и мы добро помним: встречаем.
«Новосибирск, Новосибирск…» — что-то в последние дни Захаров слышал о Новосибирске. Слышал, но… Решив, что сейчас не время ломать голову над посторонними делами, он поднес чемодан к окну и стал рассматривать запор, который никак не поддавался гвоздю. Замок оказался сложным, сделанным по заказу.
На дворе, гремя цепью, громко залаяла собака, которую кто-то успел привязать к конуре. Захаров посмотрел в окно и вначале ничего не понял. По двору шли Григорьев, Бирюков, незнакомый мужчина в золотом пенсне и женщина в широкополой соломенной шляпе.
«А, Иткина! Гражданка из Новосибирска. Ограбление банка. Задание Бирюкову… — в какую-то долю секунды, точно укол, промелькнула в голове Захарова мысль, и он ясно вспомнил разговор Григорьева с Бирюковым. — Какой разиня! Я даже не спросил у Петухова фамилию его гостя. Забыл то, что нельзя забывать следователю».
Неожиданное появление новых людей озадачило Петухова. Он растерялся еще больше.
— Не ломайте замок. На это есть ключ. — Григорьев подал Захарову маленький резной ключик.
— Разрешите я, вы не откроете, — предложил свои услуги мужчина в пенсне.
Григорьев строго взглянул на Захарова, что означало: «Смотри, не сделай глупости».
— Ничего, я сам.
Чемодан был открыт без особого труда.
Сверху во всю длину и ширину, чемодана лежало вафельное полотенце, под ним полосатая шелковая пижама, две чистые простыни, пара нательного белья, носки, две верхние мужские сорочки и галстук. Под сорочками, опять во всю ширину и длину чемодана, было мохнатое банное полотенце.
Едва Захаров дотронулся до полотенца, мужчина в пенсне отвернулся. На лбу его выступили мелкие капли пота. На дне чемодана лежал пистолет. Рядом с ним — пачка контрольных талонов от аккредитивов.
— Ого! — протянул Григорьев, рассматривая пистолет. — Совсем новенький. Пристрелян?
— Да, — резко ответил мужчина в пенсне. Всем своим видом он теперь говорил: «Кончайте быстрей. Уж все решено…»
Григорьев взглянул на Петухова.
— Вы хозяин дома?
— Я. — В голосе Петухова прозвучала тревожная радость: «Кажется, туча проходит стороной».
Григорьев приказал Ланцову составить протокол изъятия оружия, ценных бумаг и личных вещей. Оставив Иткиных под охраной Бирюкова, он вместе с Захаровым принялся за обыск. Осмотрели чулан, сарай, чердак, погреб. Не обнаружив ничего, что могло бы пролить новый свет на дело по ограблению Северцева, и убедившись, что Захаров ведет себя уверенно и твердо, Григорьев уехал в Москву. Перед отъездом он отдал приказание вести наблюдение за домом Петуховых до особого распоряжения.
Вместе с Григорьевым в Москву уехали Бирюков и супруги Иткины.
После отъезда майора Захаров взял у отца и дочери Петуховых подписку о невыезде.
— Вам, гражданка, — обратился он к хозяйке, — придется пройти с нами. Через час вы вернетесь. — Захаров старался говорить как можно свободнее и мягче, боясь, чтобы хозяйка от страха не заголосила. — А вы, — повернулся он к хозяину, — продумайте все хорошенько и приходите сегодня в семь тридцать вечера в отделение. Отвечать придется на старые вопросы. Только по-новому. Кстати, вспомните, не предлагал ли вам гражданин со шрамом золотую медаль?
— Золотую медаль? Что вы? Разве можно? — с неподдельным удивлением и страхом проговорил Петухов.
— Итак, жду вас сегодня, ровно в семь тридцать.
Как только вышли со двора, Захаров, приотстав от Петуховой, спросил Санькина:
— Здесь?
— Как штык! — Санькин взглядом показал на волейбольную площадку. Там трое парней, забравшись верхом один на другого, привязывали к столбу сетку. Остальные игроки разминались с мячом.
«Ловко придумали». — Захаров был рад, что оперативники местного отделения так быстро и так оригинально установили наблюдение. Даже внимательно всматриваясь в лица волейболистов, он не смог бы определить, кому из них поручена роль наблюдателя.
В переулке Захаров распрощался с Екатериной Сергеевной.
— Больше вас, кажется, беспокоить не будем, — сказал он, пожимая ей руку.
Калистратычу нужно бы до идти до станции. Они разговорились.
— Как вы думаете, с достатком живут Петуховы? — спросил Захаров.
— Да, — протянул Калистратыч и, почесав затылок, добавил: — От трудов праведных — не наживешь палат каменных. А если одному работать, то и пововсе. — Старик стал вспоминать. Он рассказал про какого-то своего знакомого, заведующего продуктовым ларьком, который лет тридцать тому назад отгрохал себе такие хоромы, что закачаешься. Уверял всех, что на свои трудовые денежки. А копнуло ГПУ — прохвост первой марки. Ворюга. Этот тоже… Одного поля ягодка.
Услышав за спиной топот, Захаров обернулся. По пыльной дороге верхом на пруте их догонял Дембенчихин Мишка. В продолжение всего обыска он с тоской ходил у забора Петуховых и ждал, когда же, наконец, выйдет дядя с конфетами. Проголодавшись, мальчик побежал домой за хлебом, а когда вернулся, то увидел, что все ушли. Дядя с конфетами уже поворачивал к станции. Поняв, зачем Мишка несется следом, Захаров достал из кармана конфету. Как ловкий джигит, поднимающий на полном скаку платок с земли, мальчик промчал мимо и ловко подхватил из протянутой руки гостинец. Сделал круг и, поднимая за собой столб серой пыли, он еще быстрее помчался назад.