Бенони

— Назови по крайней мере срок. Надо же назначить срок нашей свадьбы, — сказал Бенони.

И поскольку уклониться от прямого ответа на сей Раз не представлялось возможным, она сколько могла оттянула срок и завела речь о том, чтобы через год или около того, как ему покажется, чтобы через год, считая от ближайшего Рождества. Опять обида.

— Упрашивать не стану, — сказал Бенони.

Под конец они пошли на уступки с обеих сторон. Роза наметила дату на следующий год когда-нибудь в середине лета. Оставалось ждать полгода с гаком, почти семь месяцев...

По дороге домой Бенони заглянул в лавку к Маку. Мак и два его приказчика выписывали цены на товарах, поступивших к Рождеству. Повсюду стояли большие открытые ящики, они вынимали их оттуда и раскладывали по полкам. Холод был такой, что чернила в чернильнице превратились в ледяную кашу, и Мак отогревал их своим дыханием, прежде чем написать новую цифру. На руках у него были перчатки, а оба приказчика работали голыми руками.

Время от времени в лавку заходил какой-нибудь покупатель. Бенони пожелал иметь новый календарь, заглянул, отметил все затмения и ярмарочные дни и провёл черту где-то в середине листа. Среда будет, подумал он, день святого Сильвестрия8, перед новолунием.

— А селёдки для добрых людей в этом году не предвидится? — спросил Мак, чтобы потрафить Бенони.

И хотя Мак ему немало был должен, Бенони всякий раз чувствовал себя польщённым, когда тот запросто к нему обращался, такое великое уважение испытывал он к старому магнату. Уж этот Мак из Сирилунна, он до сих пор носил бриллиантовую булавку на груди своей тонкой ненакрахмаленной рубашки, а на ногах — дорогие городские ботинки с острыми носами и уже много лет, как начал подкрашивать голову и усы.

— Нет селёдки, — отвечал Бенони, — а ещё я хотел бы перемолвиться с вами словцом у вас в кабинете.

— Подожди минуточку.

Хотел ли Мак выиграть время, несколько минут на размышление? Он и всегда так отвечал... Короче, Мак продолжал выписывать цены и делать пометки в длинном счёте от оптовика. Начал новый столбец и вдруг прервал работу, стало быть, додумал до конца.

— Я к твоим услугам, — сказал он и первым пошёл в свой кабинет.

— Прошу не посетовать на меня, — начал Бенони, — только они говорят, что расписку надо засвидетельствовать в суде.

— В суде? С какой стати?

— По закону положено. — А кто это сказал?

— Да так, кто-то, я уж и не вспомню, но сказать сказали.

У Мака изменилось лицо, но ответил он холодно и кратко:

— Раз надо, можешь засвидетельствовать. Я-то при чём?

— Вы уж не посетуйте, только это стоит денег.

— Пустяки. Пошлину я заплачу.

— Спасибо большое, я, собственно, ради этого к вам и пришёл. И ещё — что на то была ваша воля.

Мак ответил с необычной для него поспешностью:

— Вовсе нет, не моя. Но возражать тут не приходится. Гм-гм... Не отправь я все деньги на юг, я бы тебе их сразу же вернул.

У Бенони кошки заскребли на душе, и он смиренно пролепетал:

— Но, дорогой господин Мак... Люди говорят...

— Да пусть говорят сколько вздумают. Разве на бумаге не стоит моя подпись: Сирилунн, такого-то и такого-то, Фердинанд Мак? Видишь ли, Хартвигсен, я терпеть не могу, когда все кому не лень суют нос в мои дела. И всегда терпеть не мог.

— А они всё равно говорят, что документ надо засвидетельствовать, — гнул своё Бенони. От него не укрылось, что Мак стал говорить совсем по-другому, и он решил держать ухо востро.

Мак отошёл к окну и задумался. Потом, наконец, произнёс:

— Ну, ладно, дай мне бумажку, а я уж сам побеспокоюсь, чтоб её засвидетельствовали.

— А у меня её при себе нет.

— Так принеси на днях.

И Мак кивнул. Это всегда означало у него конец переговоров.

По дороге домой Бенони с присущей ему смекалкой силился понять, почему это Маку так не хочется заверить в суде расписку? Люди и без того знают, что он берёт деньги отовсюду, они сами их приносят, чтоб Мак их вложил в дело и чтоб получить несколько шиллингов доходу.

VII

Он и полчаса не пробыл дома, как к нему заявился один из Маковых приказчиков. Это был приказчик по имени Мартин. Мартин сказал:

— Хозяин просит, чтобы вы к нему вернулись в контору.

— Это ещё почему? Чего он от меня хочет?

— Вот уж не могу вам сказать. Он как раз стоял и разговаривал с Розой, с пасторской дочкой.

— С Розой? Мартин! Так ведь она ж моя невеста. Почему ты мне говоришь: Роза, пасторская дочка?

Приказчик малость смутился.

— А о чём они разговаривали?

— Вот уж не могу вам сказать. Они поминали галеас. Что вы пойдёте на нём к Лофотенам скупать рыбу.

Молчание.

— Хорошо, я сейчас приду, — сказал Бенони.

— А ещё мне велено просить вас, чтоб вы прихватили документ.

Когда приказчик ушёл и Бенони остался один, он сел, чтобы прикинуть что к чему. Почему это Розе так неймётся спровадить его куда подальше? Бенони не мог понять причину. И стоит ли ему снова вести галеас? Правда, человеку одинокому не так-то уж и весело сидеть дома в долгие зимние недели, а вдобавок можно будет показаться на люди и купить золотые украшения, кольца, которые занимают все его мысли.

Начало смеркаться, Бенони зажёг свечу, достал из укладки долговую расписку и сунул её в карман. Но перед тем как снова задуть свечу, он вынул бумагу из кармана и перечитал её. Всё честь по чести, не подкопаешься, ни одного упущения во всей бумаге. Только кто же это по доброй воле выпускает из рук доказательство? Нет, доказательства надо хранить.

Он снова упрятал бумагу в надёжное место, задул свечу и пошёл в Сирилунн.

В полутемных сенцах перед лавкой он наткнулся на Мака, тот стоял и калякал с одной из своих служанок. Старый барин не изменился, он и в темноте был такой же глазастый и прыткий.

— Прошу, Хартвигсен, — сказал он и первым проследовал в контору. — Я совсем позабыл, когда ты днём был у меня... Чувствую, что-то позабыл, а что — никак не вспомню... Так вот: можешь ты в этом году повести галеас?

Они и ещё немного потолковали о том же, про сельдь, мол, до сих пор ни слуху ни духу, а значит, Бенони и не упустит ничего, если сходит к Лофотенским островам на старом «Фунтусе».

— А сами-то вы разве на нём не пойдёте?

— По мне так лучше, чтоб его повёл ты. Заодно ты закупишь груз для обеих шхун. Уж тебе-то я могу доверить любые тысячи.

Бенони был и горд и растроган, снова он будет стоять адмиралом на мостике «Фунтуса». Ему уже доводилось ходить через бурное море, через Вест-фьорд9, Фоллу и залив Хустад, отчего ж теперь и не сходить на Лофотены? А что до закупок рыбы, то хоть у него и нет Маковой сноровки, но покупает он куда дешевле, чем другие, потому как считает каждый грош и умеет торговаться.

Отчего ж и не попробовать, коль скоро Мак того хочет. И они заговорили о том, кого нанять на этот рейс.

Лишь когда Бенони уже собрался уходить, Мак его спросил:

— Ну как, принёс расписку?

— Нет, забыл. И с чего бы это? Ведь как раз перед самым уходом думал.

— Ладно, принесёшь другим разом.

С этого дня у Бенони появилось множество хлопот, он готовился к походу к Лофотенским островам, всё равно как в кругосветное путешествие. Всякий раз, когда отпускала холодная погода, он наведывался на «Фунтус», а тот дремал себе на волнах, чёрный и на редкость некрасивый, но размерами с небольшой корабль из тех, что ходят в открытое море. Чего стоят две шхуны по сравнению с «Фунтусом»? Они возле него всё равно как две скорлупки, до самой ватерлинии груженные сельдью. А сельдь пусть, между прочим, тоже идёт к Лофотенам, когда приманка станет слишком дорога для рыбаков. Две шхуны — это такая безделица, что одну из них поведёт Виллатс-Грузчик, а другую Уле-Мужик.

Бенони спустился на палубу «Фунтуса», оглядел снасти, посмотрел на небо, словно уже шёл под парусами, проверил компас и карты, смазал ворванью10 штаги11, как следует прибрался в каюте.

8

Сильвестрий (Сильвестр I) — римский папа с 314 по 335 г. Был причислен к лику святых. День его памяти отмечается римско-католической церковью 31 декабря, в день его смерти.

9

Вест-фьорд — пролив, отделяющий Лофотенские острова от Скандинавского п-ва.

10

Ворвань — вытопленный жир морских животных и некоторых рыб.

11

Штаги — снасти стоячего такелажа, удерживающие мачты в продольном направлении.